Охота на привидений - Кораблев Артем - Страница 5

— Что это? — спросил я Светку.

— Ворон кричит. Там Волга. Берег крутой. Вороны крутизну любят.

«Надо будет и туда сбегать», — отметил для себя я.

Тем временем мы подошли к одному из окраинных домов. Ставни на его окнах были открыты, дорожка к двери хожена, из трубы валил серый дымок. Во дворе стояла будка, но собаки в ней не было, и мы беспрепятственно прошли до двери. Звонка опять не оказалось, и Светка снова стучала. На первый же ее стук из-за двери раздался задиристый собачий лай, однако нельзя сказать, чтобы очень грозный. Дверь скоро отворилась, как бы сама, за ней никого не было. Светка храбро шагнула через порог, я за ней. Во внутренних дверях сеней я успел увидеть согбенную старушечью спину. Мы отряхнули снег с сапог и вошли в комнату.

Хозяйка, маленькая старушонка в синеньком платьице и коричневом пуховом платке, накинутом на плечи, быстро собирала на стол.

— Здравствуйте, баба Дуня, — поздоровалась Светка.

— Здравствуйте, — поспешил за ней я.

— Здравствуйте, — эхом откликнулась старушка, — садитесь за стол.

Голосок у нее был тоненький и трескучий.

Я задержался на пороге, оглядывая внутреннее помещение избы. Стол баба Дуня накрывала нам в комнате, соседствующей с сенями. Очевидно, что в доме была еще комната, но дверь в нее была завешена плотной занавеской.

Здесь, в отличие от дома Максимыча, все было чистенько и аккуратно, каждая вещь знала свое место, все в образцовом порядке. На стене тикали ходики с гирей на цепочке, и Иванушка летел по звездному циферблату на Коньке Горбунке. На лавке у стены сидел здоровенный пушистый черный котище с маленьким белым галстучком и нагло таращил на меня круглые золотые глаза, рядом с ним лежала и дремала серая уточка, а черная собачка, прекратив лаять и виляя хвостом, отбежала от порога и прилегла под лавку прямо у кошачьих ног.

— Представь меня молодцу-то, — попросила свою внучатую племянницу баба Дуня и впервые глянула мне в глаза. Я вздрогнул.

Нет, ничего страшного, безобразного или грозного не было в облике этой старушонки, но глаза… На меня глянули молодые, страшно знакомые серо-зеленые глаза с бесинкой — Светкины глаза.

Тут Светка меня представила, и баба Дуня усадила нас за стол. Она с благодарностью приняла дяди Пашины гостинцы и принялась потчевать гостей. К обеду у одинокой старушки была подана прекрасная наваристая куриная лапша, картошка с тушенкой, соленые грибки, квашеная капуста и завершал все традиционный чай с малиновым вареньем. Я наелся как никогда, удивляясь домовитости одинокой пожилой хозяйки.

Я и так в ведьм и чертей не верил, а уж баба Дуня своим приемом окончательно убедила меня, что все это сказки. Разве могут у ведьмы быть такие вкусные грибки. Светка меж тем поддерживала беседу.

— Как же вы одна управляетесь, баба Дунь?

— Да уж так как-то. Егор много помогает, спасибо ему. От Максимыча проку мало, но тоже заходит. И вот Паша, дядя твой, тоже не забывает. А остальное сама помаленьку. Ешьте грибки-то, это все белые.

Сама баба Дуня в расспросы не пускалась и россказней наподобие Максимыча не выдавала. Я был ей за это даже благодарен. Единственное, что она спросила у Светы, была ли та у Максимыча.

— Да мы только что оттуда, — ответила Светка, — его сказок наслушавшись. Про икону нам рассказывал, про церковь, про беса какого-то, говорит, конец скоро.

Баба Дуня только сокрушенно покачивала головой, поджимая сморщенные губки. Когда дело подошло к чаю, в дверь постучали.

— Ох, — поднялась со стула баба Дуня, — вот и Максимыч сам прется.

И точно, она не ошиблась. Вскоре после прихода Петр Максимыч тоже занял место за общим столом. И уж никто больше почти ничего не говорил кроме него.

— Слышь, Петровна, што я тебе скажу, — прихлебывая чаек, вещал Максимыч.

— Што? — откликалась баба Дуня.

— Да ты не штокай!

— А я и не штокаю.

— Так ты слушай лучше, вот я им говорил, бес меня посещает. Ты вот што на это скажешь, а?

— Да уж знамо дело посещает, — хитренько щурилась старушонка. — Как посетит, так ты и напьесся.

— Да нет, Петровна, правда посещает, черный такой, дохлый, но злой. И главное, Петровна, бес — бес, а в кофту одет, как человечек. А из-под кофты хвост кры-сячий видать. Вот вечор-то тоже приходил.

— Максимыч, да ты никак до чертей уже допился. Бес его посещает…

— Да то-то и оно, Петровна, што уж неделю не пью, денег нет.

— Да ты и без денег найдешь.

— Да где найдешь-то? Заканчивай, право слово. Заладила одно и то же. Говорю тебе, бес ходит. Тошший, черный, злобный, с хвостом. И как он первый раз появился, так все у меня в жизни не заладилось. Я прошлым месяцем в город к дочке ездил, новые зубы вставил, ну, на липучках челюсть. А тут иду давеча вечером, по нужде ночью во двор вышел, а он, черт, сидит, и глазишшами-то так и сверкает. Я чрез плечо сплюнул, и зубы выплюнул. А во дворе темь. Я шарил, шарил — ничего не нашел. Только в грязи весь извозился, лужа там. Ладно, думаю, утром. Куда она денется, челюсть-то. Поверишь, Петровна? А к утру все запорошило и лед. Но я все равно искал. Лед побил, снег сгребал. Нету, и все. Все обшарил, нету. Пятьсот тыщ дочкиных, считай, псу под хвост.

Баба Дуня только махнула на старика рукой и ничего не ответила. Зато Светка не выдержала, поперхнулась чаем, вскочила и побежала откашливаться и хохотать к печке.

— Не смешно, — обиженно забубнил Максимыч, — а мне зубы жалко. Чем жевать-то? Пятьсот тыщ. Кабы ты что так потеряла?

— А я и потеряла, — серьезно сказала Светка. — Баба Дунь, я в прошлый приезд тут котенка потеряла, вы не находили?

— Котенка? Нет, милая, не находила. И даже не видела. Ты ж вроде и в прошлый раз о нем спрашивала?

— Спрашивала, баба Дунь, да не нашла.

— Может, соседи твои чего знают? — спросил Петр Максимыч.

— Какие соседи? — удивилась Светка. — Разве здесь еще живет кто?

— Да поселились тут временно, — ответила баба Дуня, — в соседнем доме. Председатель поселил. На месяц, говорит.

— А что им тут надо?

— Да леший их знает, что надо. Сами не знают, что, — сменила свой тон на недовольный старушка. — Нет у них никакого котенка, не видела. Да и дома-то их обычно нет.

Мы еще посидели немного для приличия, и Светка стала собираться, само собой, и я с ней вместе. Когда мы вышли на улицу, уже не то что были сумерки, но как-то посерело. Дело-то шло к зиме, вот уж и темнеть начинало рано.

— Давай зайдем к соседям, — попросила меня Светка, — ну, к тем, которые приехали.

— Да ну, мне уже надоело ходить по гостям, давай не будем. Все равно ведь твоего Ганнибала там нет.

Но Светка от меня не отстала. Пришлось заходить. Видно было, что в соседнем доме действительно кто-то жил, по крайней мере к крылечку была тропинка протоптана, но дыма над трубой не было и ставни были заколочены. Напрасно мы стучались и в дверь, и в окна, так нам никто и не открыл. Светка опять погрустнела, след котенка не находился.

— Пошли домой, — попытался я ее утешить, — может, он уже у Пал Палыча сидит.

Светка промолчала, и мы пошли. Быстро смеркалось. Церковь со старым кладбищем и старым деревом у разрушенной колокольни теперь смотрелась совсем фантастично в неверном рассеянном вечернем свете. Когда я обернулся на нее в последний раз уже со стороны Ворожеева от дома Максимыча, картина, которую я увидел, показалась мне даже зловещей, достойной кадра из фильма ужасов. Впечатление усиливалось тем, что, как мне тогда показалось, из одного узкого церковного окошка исходит слабый струящийся свет, едва заметный на фоне темнеющего на глазах неба. Я молча дернул Светку за рукав и развернул ее лицом к церкви.

— Чего? — недовольно спросила она.

— Ничего, — смутился я, — так, показалось.

Действительно, теперь я отчетливо видел, что никакого света в окне или еще где-нибудь не было.

Знал бы я, сколько страха придется мне еще тут натерпеться, истолковал бы тогда все это, как предзнаменование.