Восемь мечей - Карр Джон Диксон - Страница 5

— Ну и дела, — пробормотал Донован-младший, по-прежнему тупо глядя на доску приборов шикарной машины. Всего несколькими днями раньше в приступе неизбежной в таких случаях великосветской амбиции он скупил целую кипу книг с совершенно непонятными, но зато немецкими заголовками, после чего, само собой разумеется, не думая даже читать их, не заходил дальше Западной Одиннадцатой улицы, на которой находилась маленькая уютная квартирка его на тот момент вполне очаровательной блондинки…

И вот, похоже, всему этому пришел конец. Теперь «старик» будет яростно размазывать его по стенам, стирать в пыль, требовать самых мельчайших деталей, тех самых деталей… И в довершение всего эти новые и совершенно необъяснимые события — его отец даже не пришел встретить «Акватик» — океанский лайнер, который доставил на родину его единственного сына! Вместо украдкой смахивающего скупую мужскую слезу родного отца на пирсе торчал какой-то полковник Стэндиш, которого он вроде бы где-то когда-то раньше встречал. Вот только где и когда — оставалось большим вопросом.

Он искоса бросил взгляд на полковника, вдруг завозившегося на сиденье рядом с ним. Что, интересно, причинило ему такое неудобство? Ведь Стэндиш в общении был прост и достаточно приятен — мясистое красноватое лицо, открытые, даже чуть грубоватые манеры рубахи-парня, коротко подстриженные волосы… Но вот вел он себя, мягко говоря, довольно странно. Почему-то все время ерзал, постоянно косил глазами, как бы чего-то опасаясь, несколько раз изо всех сил ударил по рулевой колонке, попав даже по сигналу, который издал такой громкий звук, что Донован от неожиданности чуть не подпрыгнул…

От самого Саутгемптона они ехали вместе с веселым, приятным, хотя и несколько чудаковатым человеком почтенного возраста по имени Фелл, но теперь, когда вдруг выяснилось, что их везут не куда-нибудь, а прямо… в Скотленд-Ярд, Хью Доновану, естественно, стало как-то не по себе. Значит, что-то где-то не так? Значит… У него было сильное подозрение, что его «старик», особенно учитывая его безудержную энергию, вполне может иметь намерение хитростью заставить его предстать перед какой-нибудь медицинской комиссией. Причем, что хуже всего, ему до сих пор ни слова не сказали ни об отце, ни о том, почему его не оказалось на пирсе, ни зачем они туда едут… Вообще ни о чем!

— Черт побери, сэр! — внезапно громко произнес полковник Стэндиш. — Черт побери, черт побери, черт!…

— Простите? — недоуменно спросил Донован.

Полковник слегка прочистил горло. Причем его ноздри заметно сжались, затем расширились, как будто он только что неожиданно для самого себя принял какое-то важное решение…

— Молодой человек! — отрывисто обратился он к Доновану. — Вот что я хотел бы вам сказать. Причем со всей ответственностью…

— Да, сэр? Я весь внимание, сэр.

— Речь пойдет о вашем отце. Хотел бы вас предупредить, молодой человек, что…

— О господи! — чуть слышно пробормотал Донован и буквально скрючился на своем сиденье.

— Вот как все это происходило. Понимаете, увидев, что бедняга сильно переутомился на работе, я тут же от всего сердца пригласил — его к себе, чтобы он у меня хоть немного отдохнул. В тот вечер мы — то есть мой сын, с которым вы вряд ли знакомы, моя жена и дочь, мой деловой партнер Берк, коллега Морган и пожилой джентльмен по имени Деппинг, который проживает у нас в гостевом домике, — мирно и не без удовольствия проводили время. Тут-то все это вдруг началось…

— Началось, простите, что? — с предательской дрожью в голосе спросил Хью Донован, по-прежнему сильно опасаясь чего-то очень и очень неприятного.

— Мы ожидали к ужину леди Лангвич. Вы же знаете этих отчаянных суфражисток, ну из тех, которые для достижения своих дурацких целей готовы пойти на все, что угодно, даже на битье окон на лучших улицах городов… Так вот, ей почему-то очень хотелось лично встретиться с епископом Мэплхемским, чтобы как можно подробнее поговорить с ним о «давно назревших социальных реформах». — Полковник, шумно засопев, выдержал небольшую паузу, затем сказал: — Так вот, когда она прибыла, мы все спустились вниз, стояли в большом зале, оживленно разговаривая о всякой светской всячине… Помню, даже моя жена тогда сказала: «Уверена, епископ Мэплхемский будет просто счастлив поговорить с вами, леди Лангвич». На что эта тигрица не более чем милостиво хмыкнула. Правда, с понятным только ей чувством собственного превосходства. А моя родная дочь добавила: «Черт побери», да-да, именно так: «Черт побери, леди Лангвич, как только он узнает, что вы уже здесь, он, не сомневаюсь, со всех ног побежит вам навстречу! Черт побери, иначе и быть не может»… И тут она даже не успела закончить, как вдруг — вж-ж-ж!… взволнованно воскликнул полковник, присвистнул и выбросил вперед правую руку, поведя ею, как перстом указующим. — Его преподобие, наш дорогой епископ Мэплхемский собственной персоной… съехал со второго этажа вниз по перилам! Весьма стремительно, в высшей степени неожиданно и, само собой разумеется, эффектно! В последнем ему не откажешь, это уж точно… Совсем как горная лавина в кожаных гетрах…

Донован-младший не был даже абсолютно уверен, что правильно расслышал.

— Простите, сэр, кто-кто съехал как горная лавина в гетрах? — смущенно переспросил он.

— Как это — кто?… Да кто на такое способен, кроме вашего отца? Вашего родного отца, сэр! Причем именно как горная лавина в кожаных гетрах. Для того момента и нашей естественной реакции самое подходящее сравнение, уж поверьте, черт побери! — Полковник тупо посмотрел в пространство перед собой, затем вдруг весело захихикал. — А знаете, суфражистская старушенция, надо отдать ей должное, восприняла все это буквально не моргнув глазом. Ваш отец плюхнулся прямо у ее ног — бух! И что она, по-вашему, сделала? Да ничего. Просто подняла поближе к глазам свой, скорее всего, нарочито простецкого вида лорнет и, как ни в чем не бывало, заявила: «Как это мило с его стороны — не заставлять себя ждать». Ну что вы на это, интересно, скажете? Хотя именно тогда у меня появились первые подозрения… — Почему-то осторожно оглядевшись вокруг, будто он хотел убедиться, что их никто не подслушивает, полковник недовольным тоном продолжил: — Я отвел его в сторонку и сначала просто и по-военному отчитал за «непонятный мальчишеский поступок», ну, конечно же, употребил пару-другую чисто военных выражений. Но не обидных и ни в коем случае не оскорбительных, нет, нет, упаси господь. Сильных — да, но не обидных… Затем, естественно, уже куда спокойнее поинтересовался, все ли с ним в порядке, не следует ли мне послать за доктором, ну и все такое прочее… Но он, само собой разумеется, гордо отказался, во всеуслышание заявив, что все это вышло «чисто случайно». Он, дескать, просто наклонился над перилами, чтобы посмотреть кое на кого, стараясь себя не обнаружить, но неожиданно потерял равновесие и был просто вынужден скатиться вниз по перилам, чтобы не упасть со второго этажа! Только и всего… Я, естественно, поинтересовался, на кого это он так страстно хотел посмотреть, на что он тут же с готовностью ответил, что на Хильду, одну из наших горничных…

— Господи милосердный! — воскликнул Донован, прижимая руки к голове, которая непонятно почему вдруг снова начала невыносимо болеть. — Мой отец сказал…

— Увы, ему, бедняге, везде, буквально повсюду чудятся мошенники, — с нескрываемым, если не сказать искренним сожалением сообщил полковник. — Представляете, ему почему-то казалось, что наша Хильда известная воровка по имени Пикадилли Джейн и носит черный парик. Кроме того, он увидел на лужайке еще одного жулика, в результате чего запустил викарию чернильницей прямо в глаз… Бедолага. А знаете, я бы совсем не удивился, если бы он вдруг решил принять викария за ловко переодетого Джека-потрошителя. Совсем бы не удивился, черт его побери!

— Ну уж извольте, для меня все это слишком неожиданно и слишком много, — заявил Донован, вдруг снова почувствовав себя плохо. — Послушайте, сэр, вы что, на самом деле хотите сказать, что мой отец, прошу прощения, сдвинулся? Это на самом деле именно так? Или я ошибаюсь?