«В игре и вне игры» - Колосков Вячеслав Иванович - Страница 20

– Мы вынуждены с вами расстаться.

– А куда вы уходите, Валерий Сергеевич?

У него заходили желваки.

– Не надо ваньку валять. Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать. Я убедился, что мы не сработаемся, поэтому вам надо подыскивать новое место.

– Моя должность – номенклатура коллегии. Пусть меня вызовут на коллегию и там представят факты, доказывающие, что я не соответствую требованиям! У вас есть такие факты, Валерий Сергеевич?

Сысоеву нечего было сказать, и я вышел.

Все это происходило в преддверии Олимпиады, которая должна была состояться в 1984 году в США. Эта Олимпиада, как и Московская, стала заложницей политического противостояния. Советское руководство приняло решение не посылать спортсменов в Америку.

В 1979 году я был избран вице-президентом ФИФА и стал председателем Комитета ФИФА по проведению футбольных турниров Олимпийских игр. Эти должности перешли мне, как бы по наследству, от Валентина Александровича Гранаткина, великого спортсмена и спортивного чиновника. В его честь назван сегодня турнир юношеских сборных команд. Однако осталось немного людей, знающих, что это был за человек.

Во-первых, это, наверное, единственный в мире вратарь, игравший за сборную своей страны и в футболе, и в хоккее с мячом. Кроме того, он играл вратарем в хоккее с шайбой за московский «Спартак». Закончив играть, стал председателем Федерации футбола СССР, начальником Управления футбола Спорткомитета СССР Валентин Александрович был избран первым от СССР вице-президентом ФИФА, председателем любительского Комитета ФИФА и по праву считался одним из самых авторитетных деятелей мирового и советского футбола.

Как председателю организационного Комитета олимпийского футбольного турнира мне так или иначе надо было участвовать в процессе проведения отборочных и финальных игр. И очень хотелось, чтобы на этом великом празднике спорта «засветилась» и наша команда. За это ратовал и Исполком ФИФА. В Москву приехал президент ФИФА Жоао Авеланж, чтобы обсудить вопрос об участии футболистов СССР в олимпийском турнире. С этой целью он даже наградил В. Грамова высшим орденом ФИФА «За заслуги», хотя не в компетенции Марата Владимировича было решать подобный вопрос. Но все наши усилия оказались напрасными, власть на участие в Олимпиаде «добро» не дала.

В Америке спортивные функционеры не понимали, что их коллеги из СССР мало что решали в проблеме бойкота Олимпиады. В этом я убедился, когда по линии ФИФА приехал в Лос-Анджелес для инспектирования готовности к турниру игровых полей. Меня встречали радушно, предоставили «бьюик» лимонного цвета, выполняли каждое желание. Руководитель организационного комитета олимпийского футбольного турнира Алан Роттенберг постоянно спрашивал:

– Ну что, господин Колосков, вы уже решили привозить сюда своих футболистов? Убедились, какие прекрасные условия созданы для спортсменов?

Дело в том, что по официальной версии мы отказывались принимать участие в Олимпиаде из опасения, что в Америке не будет обеспечена достаточная безопасность для проживания и выступления спортсменов и официальных лиц.

В подготовке к соревнованиям американцы демонстрировали чудеса оперативности и изобретательности. Помню, приезжаю на стадион «Роусбол», где планировали проводить финальный матч, смотрю: трава на газоне желтая, чисто осенняя. Говорю Роттенбергу:

– Это отвратительное поле. Надо что-то думать.

Он мне в ответ:

– Хорошо, будем думать. Дайте сутки на размышление.

Проходят сутки, мы с ним приезжаем сюда же, на поле – зеленая трава! Как они умудрились омолодить ее, выкрасили, что ли, ума не приложу!

Для американцев европейский футбол, который они называют соккер, был в то время в новинку. Это было видно по реакции зрителей. Они приезжали задолго до начала матча. Рас полагались семья ми на газонах вокруг стадиона, жевали хот-доги, пили колу, перебрасывались мячами. Во время матчей – та же картина: опять жевали, пили, созерцая футбольное действо без особого азарта. Правда, футбольные трибуны были заполнены. Американцы привыкали к новому виду развлечения.

Организаторы олимпийского футбольного турнира очень хотели, чтобы на Олимпиаде появились русские футболисты. Это был вопрос не спортивный, а политический. Будут играть русские – нет бойкота, значит. Олимпиада удалась на славу, не то что предыдущая. Московская.

Во время Олимпиады, представляя меня публике, обязательно озвучивали, что я из Советского Союза. Иногда испытывали на идеологическую прочность. Так, в конце банкета в честь открытия Олимпиады ведущая объявляет:

– А теперь покоривший весь мир рок-н-ролл! В качестве партнера я приглашаю на сцену представителя СССР Вячеслава Колоскова!

Я умел танцевать рок-н-ролл, научился в армии. Хотя исполнение его в то время не приветствовалось, отказаться было нельзя. На это и был расчет, мол, русские зажаты, танцевать современные танцы не умеют, есть повод над этим посмеяться! В общем, политикой были и игры, и танцы.

Более серьезное испытание ожидало меня в аэропорту Шереметьево, когда я прилетел из Америки после окончания футбольного турнира Олимпиады-84. Меня задержали для пристрастного досмотра багажа.

Глава 19

В Олимпийской деревне, перед возвращением домой, я зашел в магазин купить сувениры – святое дело! Дома всегда ждали подарков. В общем, купил я дешевые цепочки, браслеты, часы под «фирму», но по десять долларов. И еще несколько книг, среди них – два тома Осипа Мандельштама (Григорий Минскер многие его стихи знал наизусть, читал их, когда мы собирались своей компанией, мне тоже нравилась их особая поэтичность), а также два тома Исаака Бабеля. Я не знал, что в это время в Москве арестовали работавшего в нашем управлении администратора Валентина Герасимова. Арестовали за продажу комплекта новой спортивной формы одному из клубов. Это была скорее не продажа, а махинация. Старая форма должна списываться и уничтожаться, взамен се поставляется новая, по бумагам так все и прошло, а на деле... Ничего не подозревая, выхожу из самолета в костюме канареечного цвета, белой шляпе – официальной форме олимпийцев. В прекрасном настроении подошел к зоне таможенного контроля. Цепочки, часы и прочие побрякушки у проверяющих не вызвали никаких эмоций, пока дело не дошло до литературы. Человек с хмурым лицом ткнул пальцем в титульный лист одной из книг:

– Издательство «Посев». Только не говорите, что не знаете, почему я обращаю на это ваше внимание. Вы наверняка в курсе, что такая литература запрещена к провозу на территорию СССР. Ваши действия, таким образом, квалифицируются как попытка контрабанды. Составляем протокол.

Хорошее настроение, естественно, улетучилось. Утром следующего дня на душе стало еще тягостнее. О моем «преступлении» уже были осведомлены в Спорткомитете, парткоме, райкоме партии и ЦК КПСС плюс к этому надо было еще и отвечать за действия Герасимова. Сразу несколько инстанций требовали моих объяснений. Чтобы прояснить ситуацию хотя бы для себя, еду в Главлит к цензорам, встречаюсь с комитетчиками. «В чем моя вина?» – спрашиваю и показываю книгу Мандельштама, легально выпущенную у нас в СССР. В ответ слышу: «Автор тот же, да книги разные. «Посев» – диссидентское издательство, печатающее запрещенные у нас произведения. В одном из томов, которые вы привезли из заграницы, есть стихи, порочащие Сталина». Меня спасло только то, что шел 1984 год. Назревали перемены, менялись не только генсеки. В партийные органы. Комитет госбезопасности пришли новые люди, сторонники идеологических послаблений. В КГБ мне сказали: «Пусть вашу судьбу решает партком Госкомспорта».

Партком у нас возглавлял некий Виктор Ильич Галаев. Не откладывая дело в долгий ящик, он уже через день собрал членов комитета, дал мне слово для объяснений, как он сказал, «попытки проведения идеологической диверсии». Ну что я мог на это ответить? Стал рассказывать собравшимся о русском Серебряном веке, об акмеистах, ярким представителем которых был Мандельштам, даже прочел по памяти несколько строк Осипа Эмильевича: