«В игре и вне игры» - Колосков Вячеслав Иванович - Страница 14

Проиграли мы и чемпионат мира в 1977 году в Австрии, оставшись на третьем месте. Тогда стало ясно, что наш хоккей в кризисе и надо искать меры для его преодоления.

Глава 14

Я не буду детально рассказывать о конкретных играх, тем более разбирать технические их стороны. Расскажу только то, что не входило в протокольные отчеты и представляет не только статистический интерес.

1976 год. Суперсерия на уровне клубных команд: ЦСКА и «Крылья Советов» выехали в Северную Америку. Провести ее была наша с В.Л. Сычом идея, поддержанная С.П. Павловым и согласованная, как тогда было принято, в ЦК КПСС. Конкретные условия проекта вырабатывали я и президент HXJI Кэмпелл. Переговоры проходили в Монреале. Моим переводчиком был Виктор Хоточкин, в то время административный секретарь Международной федерации хоккея с мячом. Президентом ее был Г.П. Гранатуров. С тех пор Виктор сопровождал меня во многих поездках, уже не только как переводчик, но и как советник. Затем он работал в международном управлении Госкомспорта СССР, а сейчас – первый вице-президент Олимпийского комитета России.

В первом матче армейцев с «Монреалем» запомнился Борис Александров. Он только недавно пришел в ЦСКА из Усть-Каменогорска, его еще толком в Союзе не знали. А тут Робинсон, весом за сто кг, Савар – знаменитейшие канадские защитники – ловили его всю игру, но сами врезались в борта, и двадцать шесть тысяч болельщиков рукоплескали чужестранцу – противнику. Эта была высшая награда молодому хоккеисту.

К сожалению, испытание славой Борис Александров не выдержал. Симптомы «звездной болезни» были классическими: нарушение режима, вечные пререкания с судьями, частые удаления, дисквалификация за хулиганский поступок. После длительной паузы Борис вернулся в большой хоккей, но былой игры уже не показывал.

В том же году в сборной страны мог появиться еще один дебютант. Он выиграл чемпионат мира среди юношей, его пригласили на сбор в Голландию. Высокий, худой, он не нарастил еще мышечной массы, но игровое мышление было отменным. Кулагин о нем сказал: «Мальчик разумен не по годам. Далеко пойдет!»

Сборная тренировалась на баскетбольной площадке. Новобранец был в прыжке с мячом, когда его ударили локтем по позвоночнику. Удар и последующее падение имели печальные последствия. Юноше надели жесткий корсет, доставили в Москву. Там сказали, что, скорее всего, о спорте ему придется забыть. Звали этого юношу Вячеслав Фетисов.

Сыграв вничью с «Монреалем», армейцы перебрались в Филадельфию. Домашние, североамериканские судьи уже через пять минут после первого вбрасывания показали, что разрешат нас беспрепятственно «убивать». Валере Харламову сразу же разбили лицо. Просто град ударов посыпался на других хоккеистов, причем драчуны действовали даже не исподтишка, а в открытую, били в спины, но свисток безмолвствовал. Такую грязную игру я видел впервые. Сидел на трибуне с председателем профсоюзов хоккеистов Аланом Иглсоном и Агги Куколовичем, ветераном канадского хоккея. Он играл, когда первенство здесь разыгрывалось только среди шести команд. Я спросил, что происходит на площадке, но они старательно отводили глаза. Стало ясно, что грубость – акция запланированная и все ждут, какой ответ последует со стороны русских.

Хоккей – не балет, мы не раз доказывали, что в силовой борьбе умеем одерживать верх, но превращать игру совсем в иной вид соперничества, в грязное побоище – это было не в наших планах.

В середине первого тайма главный тренер ЦСКА Константин Локтев, не желая отвечать на провокацию, увел команду в раздевалку. Я сразу же пошел вслед за игроками. Минут через пять сюда пожаловали Иглсон с Куколовичем.

– Вы решили прекратить игру? – спросил глава профсоюза.

– Да, – твердо ответил я на правах главы делегации.

Игл сон расплылся в улыбке:

– Вы слышите, как свистят трибуны? Болельщики будут считать вас трусами.

– Не надо плохо думать о своих болельщиках, господин Иглсон. Они прекрасно знают, что такое хоккей, и видят, кто срывает игру.

Улыбка сошла с лица канадца. Правду моих слов он понимал, но надеялся выиграть хотя бы словесную дуэль. Очередной аргумент показался ему самым весомым:

– Господин Колосков, за отказ выйти на площадку и продолжить игру мы не заплатим вашей команде ни цента.

– Здоровье хоккеистов нам дороже любой суммы.

Наши ребята стали снимать доспехи, на их телах виднелись кровоподтеки и ссадины. Теперь Иглсон точно поверил, что на лед мы не собираемся, и тон его стал просительным:

– Подождите! Я попробую уладить это со своей командой!

Он вышел.

В это время зрители негодовали, бросали на площадку пластиковые бутылки, монеты, пакеты с чернилами. Они пришли на спортивный праздник, но чувствовали, что могут лишиться его. Кого винили? Всех. И русских, и организаторов, и своих хоккеистов.

Профсоюзный лидер соперников отсутствовал минут десять. Потом вернулся, стал клятвенно заверять, что безобразий больше не будет, он лично поговорил и с судьями, и с игроками.

Армейцы приняли решение продолжить матч. Вышедших на площадку хоккеистов зрители встретили аплодисментами. Я был прав: они знали толк в игре. После этого ЦСКА обыграл «Бостон» и «Нью-Йорк рейнджере».

Матчей, где приходилось играть через «не могу», выкладываться физически и нервно, и у клубов, и у сборной было предостаточно. Психологическую нагрузку после игр снимали по-разному. Не помню, чтобы переходили грани дозволенного. Однажды, в 1979 году, в аэропорту Амстердама, где мы делали пересадку, направляясь на «Кубок вызова», ребята вышли из самолета, и когда через полчаса вернулись, стало видно, что некоторые из них навеселе. Виктор Тихонов, новый тренер сборной СССР, еще не вполне освоившись в этой роли, попросил меня: «Вы, как руководитель делегации, скажите им пару ласковых. Дисциплина – это святое! Ну, и так далее...»

Я собрал команду, никаких нотаций не читал, только объявил:

– Васильев, Гусев, Харламов – налагаю штраф по пятьсот долларов.

Васильев только и спросил:

– А почему именно на нас? Другие тоже пили.

– А потому, что вы лицо команды, на вас смотрят и на вас равняются.

Это был урок молодым и опытным, его правильно поняли все, и вопросов больше не возникало.

Глава 15

К спиртному я отношусь так, как написал на винном роге Расул Гамзатов:

Еще работая на кафедре института, мы выработали негласную традицию: раз в неделю совершать «круг дружбы». Мы – это молодые преподаватели ГЦоЛИФКа Геннадий Смирнов, Валерий Выжгин, Валентин Герасимов, я и наш старший товарищ Нил Степанович Гугнин, который до прихода в ГЦоЛИФК играл в футбол за московский «Локомотив» и получил гам звание мастера спорта.

Теперь о «круге дружбы». В начале 1970-х годов в Москве стояли автоматы по продаже вин в розлив. Это было не суррогатное пойло, а вполне качественные «Лидия», «Букет Абхазии» и др. После окончания рабочего дня мы подходили к таким автоматам сначала в районе сада Баумана, потом на Земляном Валу, потом в магазине «Молдова». Я до сих пор помню вкус того вина, а особенно те разговоры, про которые древние греки говорили: «Пить, чтобы общаться, а не общаться, чтобы пить».

Так уж получалось, что наши хоккейные клубы и сборная зачастую выезжали на турниры в Северную Америку в канун Нового года и праздник отмечали там. Обычно мы делали это своим коллективом и на скорую руку, потому что часто первого января надо было проводить встречу.

Однажды стол нам накрыли канадцы. Вечером звонит в номер Куколович, приглашает: мол, проводим год уходящий двумя делегациями – вашей и нашей.

Я уже писал, что с чехами мы на льду дрались до крови, а потом пили за вечную дружбу. Так и тут: чтобы лучше понимать друг друга, крепить наши связи, почему бы и не пообщаться в неформальной обстановке?!