Рождество Желтофиолей - Клейпас Лиза - Страница 24

Ханна и не подозревала о своих собственных слезах, пока те не скатились по щекам. Она торопливо стерла их рукавом. У нее засаднило в горле, и она откашлялась, а, потом спросила охрипшим голосом:

— Почему он отдал его мне?

Казалось, графиню странным образом успокоили, а может, убедили чувства, которые проявила Ханна.

— Я не знаю, Ханна. Вам самой предстоит узнать смысл этого поступка. Но могу сказать: это не было случайным жестом.

* * *

После того как Ханна успокоилась, она, все еще несколько ошеломленная, вошла в библиотеку. Все дети уже были там и, рассевшись на полу, поглощали песочное печенье, запивая его теплым молоком. На губах Ханны появилась улыбка, когда она заметила, что много ребятишек забрались под стол, словно это была крепость.

Усевшись в большое кресло, она торжественно раскрыла книгу, но прежде, чем она успела прочитать хоть слово, у нее на коленях оказалась тарелка с печеньем и кто–то протянул ей чашку с молоком, а одна из девочек надела ей на голову серебристую бумажную корону. Съев печеньице, Ханна подождала пару минут, пока уляжется суматоха, а потом успокоила хихикающих детей и начала читать:

«— Я Дух Нынешних Святок, — сказал Призрак, — Взгляни на меня!»

Когда Скрудж отправился путешествовать со вторым Духом и они посетили скромный, но счастливый дом Крэтчитов, Ханна заметила, что в комнате появилась темная худощавая фигура Рэйфа Боумена. Он направился в неосвещенный угол и встал там, слушая и наблюдая. Ханна на мгновение прервалась и посмотрела на него, Когда она представила, как глупо выглядит, восседая с бумажной короной на голове, то почувствовала, как мучительно сжалось сердце и кровь прилила к щекам.

Ханна не знала, почему Боумен пришёл послушать следующую часть истории без Натали. Или почему достаточно было оказаться с ним в одной комнате, чтобы её сердце начинало стучать как механический ткацкий станок.

Однако все это имело отношение к осознанию того факта, что он не был тем испорченным, бессердечным распутником, каким она считала его поначалу. По крайней мере, не до конца. И если это окажется правдой, имеет ли она какое–либо право возражать против его брака с Натали?

* * *

В течение следующих двух дней Ханна искала возможность вернуть Рэйфу Боумену его игрушечного солдатика, но в поместье, гудящем в преддверии приближающегося Рождества, практически невозможно было остаться наедине. Похоже было, что ухаживание Боумена за Натали протекало гладко: они вместе танцевали, ходили на прогулки, он переворачивал для Натали страницы нот, когда та играла на фортепьяно. Ханна старалась не навязываться, по возможности держась на расстоянии и молча сопровождая их, когда это было необходимо.

Казалось, Боумен очень старался ограничить свои контакты с Ханной, не игнорируя её, а просто не обращая внимание. Его первоначальный интерес к ней угас, что отнюдь не было неожиданностью. Его манила белокурая красота Натали наряду с уверенностью во власти и богатстве, несомненно, ожидающих его, если он на ней женится.

— Он мне действительно нравится, — доверительно сообщила ей Натали, ее синие глаза горели от волнения. — Он очень умён и забавен, и божественно танцует. Не думаю, что я когда–либо встречала мужчину, который целуется и в половину так же хорошо, как он.

— Мистер Боумен поцеловал тебя? — спросила Ханна, стараясь не выдать себя интонацией.

— Да, — озорно усмехнулась Натали. — Мне фактически пришлось загнать его в угол на наружной террасе, он рассмеялся и поцеловал меня под звёздами. Нет сомнений, что он попросит моей руки. Интересно, когда и как он это сделает. Надеюсь, это будет ночью. Люблю получать предложения в лунном свете.

* * *

Ханна помогла Натали облачиться в теплое платье из светло–голубой шерсти с тяжёлой юбкой в складку. Подходящая к нему пелерина была оторочена белым мехом. После обеда гости собирались в грандиозное послеобеденное путешествие на санях по свежевыпавшему снегу. Предполагалась остановка в Винчестере на обед и катание на коньках.

— Если погода останется ясной, — воскликнула Натали, — мы будем возвращаться домой под звёздами. Ты можешь себе представить что–нибудь более романтичное, Ханна? Ты уверена, что не хочешь поехать?

— Абсолютно уверена. Я намерена посидеть у камина и почитать письмо мистера Кларка. — Письмо доставили этим утром, и Ханне хотелось прочесть его в одиночестве. Кроме того, последнее, чего она хотела, — это смотреть, как Натали и Рэйф Боумен от холода прижимаются к друг другу под пологом во время долгой поездки на санях.

— Мне бы хотелось, чтобы ты присоединилась к нам, — упорствовала Натали. — Ты могла бы не только весело провести время, но и оказать мне услугу, занимая лорда Трэверса и удерживая его подальше от меня. Каждый раз, когда я общаюсь с мистером Боуменом, Трэверс пытается вмешаться. Это ужасно раздражает.

— Я думала, тебе нравится лорд Трэверс.

— Да, нравится. Но он настолько сдержан, что это сводит меня с ума.

— Возможно, если ты загонишь его в угол, как мистера Боумена…

— Я уже пыталась. Но Трэверс не станет ничего предпринимать. Он сказал, что уважает меня.

Хмурясь, Натали ушла к уже ждавшим ее родителям и мистеру Боумену.

Как только сани отъехали и затих звон колокольчиков на уздечках и цокот лошадиных копыт, утрамбовывавших снег, поместье и угодья погрузились в тишину. Ханна медленно шла по особняку, наслаждаясь спокойствием пустых коридоров. Единственными звуками были приглушённые и отдалённые голоса слуг. Несомненно, они также радовались, что большинство гостей уехало до самого вечера.

Ханна дошла до пустой библиотеки, манившей ее терпким запахом пергамента и кожи. Огонь в очаге отбрасывал тёплые блики по всей комнате.

Сев на стул возле огня, Ханна сняла ботинки и подогнула под себя одну ногу. Она вынула из кармана письмо Сэмюэля Кларка, сломала печать и улыбнулась при виде знакомого почерка.

Было легко представить, как Кларк, склонившись над столом, писал это письмо: лицо спокойно и задумчиво, светлые волосы, слегка спутаны. Он справлялся о её здоровье и здоровье Блэндфордов, и желал ей счастливых праздников. Затем Кларк перешел к описанию своего последнего увлечения — наследованию признаков, описанных французским биологом Ламарком. Всё это перекликалось с собственными теориями Кларка о сохранении повторяющейся сенсорной информации непосредственно в тканях мозга, что могло бы в последствии способствовать адаптации биологических видов. Как обычно, Ханна поняла лишь половину из написанного… потом ему придется объяснить ей всё это более доступным языком.

— Как видите, — писал он, — я нуждаюсь в вашем приятном обществе и здравомыслии. Если бы только вы были здесь и слушали излагаемые мною мысли, я смог бы лучше их упорядочить. Именно в такие минуты (когда вас нет рядом) я понимаю, что мне чего–то не хватает, моя дорогая мисс Эплтон. Всё кажется неправильным.

Я очень надеюсь, что после вашего возвращения мы разберёмся в наших более личных вопросах. Во время нашей совместной работы вы узнали мой характер и нрав. Возможно, к нынешнему моменту мои скромные достоинства произвёли на вас некоторое впечатление. Я знаю, что их у меня мало. Но у вас, их так много, моя дорогая, что, думаю, они восполнят нехватку моих. Я очень надеюсь на то, что вы сможете оказать мне честь, став моим партнёром, помощником и женой…

Письмо на этом не заканчивалось, но Ханна сложила его и невидяще уставилась на огонь.

Единственно правильным ответом было бы «да».

«Это то, что ты хотела», — сказала она себе. Благородное предложение от хорошего и достойного человека. Жизнь станет интересной и насыщенной. Что может быть лучше, чем стать женой такого блестящего человека, войти в его образованное окружение? Так почему же она чувствовала себя такой несчастной?

— Почему вы хмуритесь?

Ханна вздрогнула от неожиданности, услышав голос с порога библиотеки. Её глаза расширились, когда она увидела Рэйфа Боумена, стоявшего там в своей обычной небрежной позе, прислонясь к дверному косяку и согнув одну ногу. Он был в возмутительно расхристанном виде: расстегнутый жилет, распахнутая у горла рубашка, никакого шейного платка не наблюдалось. Но, каким–то образом, небрежный вид лишь добавил ему привлекательности, подчёркивая спокойную мужскую силу, которая так ее волновала.