Голубоглазый дьявол - Клейпас Лиза - Страница 2

Моя семья слегка дразнила меня, приговаривая, что я прохожу фазу. Они все - особенно мой отец - думали, что я была живым клише, богатая девочка, балующаяся либеральностью, виной и ответственностью. Я вновь обратила свое внимание на длинные столы. Я принял меры, чтобы остатки этой трапезы были отданы Хьюстонским убежищам, и моя семья согласилась, что это отличная идея. Я все еще чувствовала себя виноватой, словно фальшивый либерал, ждущий в очереди за икрой.

"Ты знаешь," спросила я Ника, когда мы подошли к фонтану водки, " что нужно просеять тонны грязи, чтобы найти однокаратовый алмаз? Так что, чтобы достать все те бриллианты, что сверкают сегодня в этой комнате, тебе бы пришлось перекопать большую часть Австралии?»

Ник постарался выглядеть озадаченным.

"В последний раз когда я проверял, Австралия была на месте." Он пробежал кончиками пальцев по моему голому плечу. "Успокойся, Хэвен. Ты не должна ничего доказывать. Я знаю, кто ты н самом деле."

Хотя мы оба были коренными техасцами, мы нашли друг друга в Штате Массачусетс. Я училась в Уэсли, а Ник учился в Тафты. Я встретила его великосветской вечеринке, что проходила в большом доме в Кембридже. Каждая комната была декорирована в соответствии с отдельной страной мира, и в каждой подавали национальный напиток. Водка в России, виски в Шотландии.

Где-нибудь между Южной Америкой и Японией, я наткнулась на темноволосого молодого человека с ясными ореховыми глазами и уверенной в себе усмешкой. Он имел длинное, жилистое тело бегуна и интеллектуальный взгляд.

К моему восхищению, он говорил с техасским акцентом.

"Возможно Вы должны отдохнуть от вашего кругосветное путешествия. По крайней мере, пока Вы не устойчивы на ваших ногах."

"Вы - из Хьюстона," сказала я.

Его улыбка стала шире, поскольку он тоже услышал мой акцент.

"Нет, мисс."

"Сан-Антонио?"

"Нет."

"Остин? Амарилло? Эль-Пасо?"

"Нет, нет, и Бог спасибо, нет."

"Даллас, тогда," сказал я к сожалению. "Я тоже оттуда. Вы - фактически янки."

Ник вывел меня на улицу, где мы сидели на пороге и проговорили в леденящем холоде в течение двух часов.

Мы влюбились очень быстро. Я сделала бы все что угодно для Ника, последовала бы за ним в любое место в мире. Я собиралась выйти за него замуж. Я была бы госпожой Николас Таннер. Хэвен Тревис Таннер. Никто не мог бы останавить меня.

Когда я, наконец, принялась танцевать с моим отцом, Аль Джаррео с шелковистой жизнерадостностью пел, "Accentuate the Positive". Ник ушел к бару с моими братьями Джеком и Джо, и я знала, что мы встретимся позже в доме.

Ник был первым мужчиной, которого я когда-либо приводила домой, первым мужчиной в которого я влюбилась. Он был единственным, с которым я спала. Я не часто встречалась с парнями. Моя мать умерла от рака, когда мне было пятнадцать, и в течение нескольких лет после ее смерти, я была слишком угнетена и даже чувствовала вину, чтобы думать о любви. Затем я училась в женском колледже, который был великолепно подходил для образования, но очень плохо для личной жизни.

Не только поголовное женское окружение препятствовало мне в настраивании личной жизни и отношений с молодыми людьми. Много моих сверстниц уходили в город и находили себе парней, беря дополнительные курсы в Гарварде или MIT. Кажется, проблемой была сама я. Я испытывал какой-то недостаток опыта в одном существенном навыке. Я не могла привлекать людей, давать и получать любовь легко без эмоций и сожалений. Любовь значила слишком много для меня. Я, казалось, отгоняла людей, в которых более всего нуждалась. Наконец я поняла, что любить кого-то более всего походило на попытку уговорить птицу сесть на палец и петь... ... это случится только когда ты прекратишь так сильно стараться.

И вот, я прекратила стараться и как в старом клише, все очень быстро случилось. Я встретила Ника, и мы влюбились. Он был тем, кого я хотела. Этого должно было быть достаточно для моей семьи. Но они не приняли его. Вместо радости и пожеланий счастья, я поймала себя на ответах на незаданные даже вопросы, такие как "я действительно счастлива," или "специализация Ника в экономике," или "Мы встретились в колледже." Отсутствие у них интереса к Нику, к истории нашего знакомства или будущем наших отношений, ухудшало мое настроение. Это было суждением само по себе - эта зловещая тишина.

-Я знаю, конфетка, - сказал, мой лучший друг, Тодд, когда я звонила, чтобы пожаловаться. Мы знали друг друга с двенадцати лет, когда его семья переехала в Речные Дубы. Отец Тодда, Тим Фелан, был художником, картина которого были вывешены во всех больших музеях, включая MoMA в Нью-Йорке и Кимбелл в Форт-Уэрте.

Семья Феланов всегда мистифицировала и интриговала жителей Речных Дубов. Они были вегетарианцами, первыми, которых я когда-либо встречала. Они носили мятые одежды из конопли. В соседстве с домами, где лишь два стиля декора преобладали – Английский деревенский стиль и техасское средиземноморье - Феланы окрасили каждую комнату их дома различными цветами, с экзотическими полосами и непонятными кругами на стенах.

Самым очаровательным в Феланах было то, что они называли себя буддистом, слово, которое я слышала еще реже часто чем "вегетарианец". Когда я спросила Тодда, что делали Буддисты, он с усмешкой ответил, что они проводили много времени рассматривая природу действительности. Тодд и его родители даже пригласили меня как-то сходить в Буддистский храм с ними, но к моему огорчению, мои родители сказали нет. Я была баптисткой, мама сказала, что баптисты не тратили свое время, думая о действительности.

Тодд и я всегда были настолько близки, что многие люди предполагали, что мы встречались. Но никогда мы не поддавались романтичным чувствам относительно друг друга. И все же, наши отношения нельзя было назвать совершенно платоническими. Я просто не уверена до конца, чем же были друг для друга, и мог ли кто-то из нас объяснить это.

Тодд был, вероятно, самым красивым человеком, которого я когда-либо видела. Он был изящен и спортивен, с чистыми чертами лица и светлыми волосами. Его глаза были богатого сини-зеленого цвета океана, как в карибских брошюрах для путешествий. И было в нем что-то, что заставляло смотреть на него больше и чаще, чем на бравых, широкоплечих техассцев, которых я знала и видела всю жизнь.

Я спросила Тодда однажды, был ли он геем. Усмехнувшись, Тодд ответил, что ему не важно, мужчина и женщина его возлюбленный, он более интересовался его внуренним миром, чем половой принадлежностью.

-Значит, ты бисексуал? – спросила я, и он долго смеялся над моей настойчивостью в навешивании ярлыков.

-Я предполагаю, что я – биположителен, - ответил он и подарил мне теплый, немного небрежный поцелуй прямо в губы.

Никто не знал и не понимал меня, так же как Тодд. Он был моим доверенным лицом, человеком, который был всегда на моей стороне, даже когда он на самом деле не был на моей стороне.

-Это - точно, что ты сказала они сделают,- сказал Тодд, когда я рассказала ему, как моя семья игнорировала моего друга, - Так что, никакого сюрприза ты мне не преподнесла.

-Только, потому что это не вызывает у тебя удивления, это не означает, что мне становится менее неприятно.

-Помни, милая. Этот день не твой и Ника. Это день жениха и невесты.

-Свадьбы не для новобрачных, - сказала я, -Свадьбы - общественные платформы для дисфункциональных семей.

-Но они должны притвориться, что все это - для новобрачных. Так что смирись с этим, празднуй, и не говори с твоим папой о Нике до окончания свадебный торжеств.

-Тодд,- спросила я печально, - Ты видел Ника. Тебе он нравится, правда ведь?

-Я не могу ответить на этот вопрос.

-Почему нет?

-Раз ты сама ничего не видишь, ни одно мое слово не сможет изменить этого и заставить тебя посмотреть лучше.

-Видеть что? Что ты имеешь в виду?

Но Тодд не ответил, и я почувствоваласебя обманутой и раздраженной.