Девушка и призрак - Кинселла Софи - Страница 6

— Лара, все в порядке? — окликает меня папа.

— Да! — жизнерадостно отвечаю я и поспешно выключаю телефон.

Под заунывное гудение органа я погружаюсь в горестные раздумья. И зачем я только притащилась сюда? Надо было придумать благовидный предлог. Терпеть не могу родственников, да и похороны тоже, здесь даже приличного кофе нет.

— Где мое ожерелье? — прерывает мои мысли женский голос, доносящийся откуда-то сзади.

Я оглядываюсь, но за спиной никого.

— Я спрашиваю, где мое ожерелье? — раздается снова.

Голос тоненький, но властный и звучит как-то… аристократично. Может, телефон? Но я его выключила. Достаю телефон из сумки — точно, экран не светится.

И как это понимать?

— Где мое ожерелье? — Теперь голос звучит прямо у меня над ухом.

Я вздрагиваю и в недоумении озираюсь.

Самое странное, что остальные, похоже, ничего не слышат.

— Мама, ты ничего только что не слышала? Никакого… голоса?

— Голоса? — В маминых глазах озадаченность. — Нет, дорогая. Какого такого голоса?

— Женского, вот пару секунд назад. — Я прикусываю язык, потому что на лицо мамы набегает тревожная тень. Догадаться, о чем она думает, проще простого. Господи боже мой, теперь она еще и голоса слышит!

— Должно быть, мне показалось, — торопливо шепчу я.

К счастью, тут появляется священница.

— Пожалуйста, встаньте, — произносит она нараспев. — Склоните ваши головы. Дорогой Господь, мы препоручаем тебе душу нашей сестры Сэди…

Ничего не имею против священников женского пола, но в жизни не слышала большего занудства. Она все гундосила и гундосила, и я почти отключилась. Стою себе и разглядываю потолок, в голове пустота. И тут прямо в ухе снова раздается:

— Где мое ожерелье?

От неожиданности я чуть не вскрикиваю.

Осторожно поворачиваю голову направо. Потом налево. Никого. Да что со мной происходит?

— Дорогая, — тревожный шепот мамы, — с тобой все в порядке?

— Что-то голова разболелась. Я отойду к двери, глотну воздуха.

С извиняющимся жестом я пячусь к задним рядам. Священнице, увлечённой речью, до меня нет дела.

— Конец жизни — это начало новой. Все мы из праха вышли и в прах обернемся.

— Где мое ожерелье? Оно мне нужно.

Да что происходит? И тут мой взгляд натыкается на руку.

Изящная кисть с наманикюренными пальцами, вцепившимися в спинку стула. Кисть перетекает в тонкое и очень бледное запястье… Передо мной сидит совсем еще юная девушка. Пальцы ее выстукивают на спинке стула нетерпеливую дробь. Одета она в шелковое бледно-зеленое платье без рукавов, темные волосы коротко подстрижены.

Кто это, черт возьми?

Пока я безмолвно таращусь на нее, она вскакивает со стула, словно не в силах усидеть на месте, и принимается расхаживать взад-вперед передо мной. Юбка с шелестом развевается от ее стремительных движений.

— Мне нужно ожерелье. Куда оно подевалось?

Говорит она как-то странно, старомодно, что ли, глотая буквы, прямо как в старых черно-белых фильмах. Я оглядываюсь на родственников, но, очевидно, никто ее не видит. И не слышит. Стоят себе, словно ничего не происходит..

Внезапно, точно почувствовав мой взгляд, девушка оборачивается и пристально смотрит мне в глаза. Глаза у нее темные и блестящие, как речные камешки, я даже не могу определить, какого они цвета.

Вот оно. Самое время запаниковать. У меня галлюцинации. Настоящие галлюцинации — зрительные и слуховые. И тут видение бросается ко мне.

— Ты меня видишь! — тычет оно в меня бледным пальцем, и я отшатываюсь чуть не падая. — Ты меня видишь!

Я энергично мотаю головой:

— Не вижу!

— И ты слышишь!

— Не слышу!

Мама разворачивается в мою сторону. Я немедля захожусь в кашле.

Надо же, стоило на секунду отвлечься, девушки и след простыл. Она словно испарилась.

Слава тебе господи!

Я почти поверила, что схожу с ума. Все-таки одно дело быть на взводе, но совсем другое — увидеть настоящее видение…

— Кто ты? — Я чуть не лишаюсь чувств, когда тонкий голос вновь вторгается в мои мысли.

Она стоит в нескольких рядах от меня.

— Кто ты? Где мы? Кто все эти люди?

«Не разговаривай с видением, — приказываю себе. — Иначе оно совсем распоясается».

Я отворачиваюсь и пытаюсь сконцентрироваться на речи священницы.

— Кто ты? — Девушка вдруг вырастает прямо передо мной. — Ты настоящая? — Она вскидывает руку, собираясь тронуть меня за плечо, я невольно отодвигаюсь, но рука свободно проходит сквозь меня.

От ужаса я перестаю дышать. Девушка в недоумении смотрит на свою руку, потом на меня.

— Ты кто? — вопрошает она. — Ты что, привидение?

Я? Не в силах сдержаться, я возмущенно шепчу:

— Я привидение? Да ты сама привидение!

— Уж точно не я! — фыркает она.

— Тогда кто ты? — во весь голос спрашиваю я.

И тут же жалею об этом, поймав на себе изумленные взгляды. Представляю их лица, признайся я, что разговариваю с привидением. Завтра же заточили бы меня в монастырь.

Девушка вздергивает острый подбородок:

— Я Сэди. Сэди Ланкастер.

Сэди?..

Нет. Только не это.

Я замираю. Взгляд перескакивает со стоящей передо мной девушки на поляроидный снимок сухонькой старушки, что прикреплен на доске у входа. Мне что, явился призрак моей двоюродной бабки?

Призрак тоже слегка озадачен. Девушка поворачивается и медленно оглядывает помещение. Потом просто исчезает и тут же возникает в дальнем углу. Со страхом и изумлением я наблюдаю, как она появляется то там, то сям, кружит по комнате, точно стремительная бабочка.

У меня отродясь не водилось воображаемых друзей. И наркотики я ни разу не принимала. Так что со мной? Я приказываю себе не обращать внимания на девушку, вытеснить ее из сознания, сосредоточиться на церемонии. Но тщетно. Я как зачарованная наблюдаю за перемещениями призрака.

— Что это за место? — Она снова передо мной, глаза подозрительно сужены. Затем оглядывается и смотрит на гроб: — Что это?

Не хватало только рассказывать привидению, что оно померло.

— Да так, — говорю я поспешно, — ничего особенного. Это просто… В смысле… Я бы на твоем месте держалась от этой штуки подальше.

— Подальше?

Мгновение — и она уже у гроба, разглядывает его. Затем перемещается к доске объявлений, где белеет пластиковая табличка «Сэди Ланкастер». Лицо ее искажается от ужаса. Потом девушка поворачивается к священнице, которая продолжает свою заунывную песню:

— Сэди нашла счастье в браке, который вдохновляет всех нас…

Девушка подскакивает к пасторше, буквально утыкается в ее лицо.

— Идиотка, — убежденно произносит она.

— Сэди дожила до самых преклонных лет, — упорствует священница. — Я смотрю на эту фотографию… — она многозначительно улыбается и указывает на снимок, — и вижу женщину, которая, несмотря на свою немощь, прожила прекрасную жизнь. Которая находила утешение в малых делах. В вязании, например.

— В вязании? — повторяет девушка с отвращением.

— Итак, — святая мать явно закругляется, — давайте склоним головы в скорбном молчании и попрощаемся.

Она сходит с трибуны, и гудение органа становится громче.

— И что теперь? — оглядывается на меня девушка. — Что теперь? Скажи мне!

— Ну, гроб скроется за занавесом, — бормочу я едва слышно. — А потом… э-э-э… — Как бы потактичнее выразиться? — Видишь ли, мы в крематории. И значит… — Я бессильно развожу руками.

Девушка вновь содрогается от ужаса, и я в замешательстве наблюдаю, как она превращается в полупрозрачное существо. Будь она живой, упала бы в обморок, но что делать привидению? Несколько секунд я смотрю сквозь нее. Потом, будто приняв решение, она возвращается.

— Я не верю! Этого просто не может быть. Мне нужно мое ожерелье.

— Извини, — бормочу я беспомощно. — Ничем не могу тебе помочь.

— Ты должна остановить похороны. — Блестящие темные глаза впиваются в меня.