Порою блажь великая - Кизи Кен Элтон - Страница 141

Он не ответил. Я и не ждал ответа от него, такого пыхтящего и сопящего. Где Малыш? Но и коней он не придержал. Что он учинил с Малышом?

— Ли в пикапе, что ли? — снова крикнул я и направился ему наперерез. — Или он так болен, что уж полдюжины шплинтов завезти невмочь?

— Бросил, — сказал он, задыхаясь. — Город. — Больше не проронил ни слова, пока не добрался до дерева, которое я чистил от веток, и не привалился к нему бедром. — Ох-хоспди, — тяжко вздыхал он. — Ох-хоспди. — Я уж не на шутку забеспокоился: его глаза закатились, лицо белое, как его грива, а в горле будто комок стоит… он жадно ловил своим розовым беззубым ртом капли дождя и галлоны сырого воздуха. — Ох-хосподи, всемогущий! — сказал он, наконец надышавшись. Пробежал языком по губам — похожим на тот язычок, что из башмака торчит. — Черт! Быстрее добрался, чем думал. Черт!

— Ну, Иисус Господин Христос за тебя несомненно порадуется, — сказал я, испытывая и облегчение, и некоторую досаду за то, что так переволновался. — И какого дьявола ты тут прыгал по холму горным козленочком? Растерял бы все свои собственные шплинты — думаешь, мне радость охрененная тащить тебя на горбу наверх, к пикапу? Тяжелый уж ты больно — нагрузился-то, поди, основательно? — Но я по цвету морды видел, что пару стопариков он тяпнул, однако далеко не пьяный.

— Малыша оставил в городе, — сказал он, вставая и озираясь. — Где Джо Бенджамин? Позови его сюда.

— Он по ту сторону скал… Да что стряслось-то, а? — Я видел, что разгорячен он не только виски Тедди. — Что там еще в городе?

— Свистни Джо Бену, — приказал он. Отошел от бревна на несколько шагов, оглядывая землю. Закончив исследование, заметил: — Слишком пологое место выбрали. Сейчас это плохо. Слишком тяжко ворочать эти дрыны-дряни. Переберемся-ка лучше во-он туда — там покруче склон. Опасно, но выбирать не приходится. Где к чертям Джо Бен?!

Я снова свистнул Джо.

— А теперь остынь и скажи, с чего ты так раздухарился?

— Подождем, — говорит он. Он все еще пыхтел нездорово. — Пока Джо Бен не явится. Вот шплинты. Я торопился. Мальчишку некогда было подбирать. Уфф… Легкие-то у меня уж не как встарь… — И я понял, что делать нечего, кроме как ждать…)

Просидев еще час в этой тошнотворной приемной, час чистого ужаса и паранойи, притворяясь, будто читаю старые номера «Макколлз» и «Настоящей любви» под наблюдением медсестры, и гадая, что именно известно про меня этому дьяволу в обличии доктора, я смирился с мыслью о том, что папаша за мной не вернется, а доктор, возможно, ничего и не знает. Симулировал зевок. Встал и громко высморкался в платок столь ветеранского непрерывного стажа, что Амазонка покривилась от омерзения.

— Взяли бы салфетку в уборной, — посоветовала она мне поверх своего журнала, — а эту антисанитарную дрянь выбросили бы.

Натягивая куртку, я прокрутил в сознании дюжину прощальных реплик, но все еще был в таком ужасе перед этой женщиной и ее иглой, что не решался озвучить свои заготовки. Вместо этого я, задержавшись у двери, жалобно проблеял, что собираюсь погулять по городу.

— Если вернется мой отец, вы не могли бы сказать ему, что я, скорее всего, у Гриссома?

Я ждал ответа. Но она, казалось, сразу и не расслышала. Я стоял, как школьник, отпрашивающийся с урока. Ее лицо так и не оторвалось от журнала, а кривая ее презрительных голосовых модуляций идеально совпала с кривой усмешкой губ:

— Вы уверены, что снова не упадете в обморок? — Она лизнула большой палец, чтобы перевернуть страницу. — И придержите дверь, чтоб не хлопнула.

Стиснув зубы, я от души проклинал ее; внутримышечные инъекции; доктора; своего заботливого папочку; проклинал их всех и сулил ужасные кары всем и каждому в этом списке… и прикрыл за собой дверь с трусливым старанием.

Я стоял на блестевшей лужами дорожке перед клиникой, в полнейшей растерянности гадал, что делать дальше. Мои шансы на уединение с Вив стремительно таяли. Как я попаду домой, если Генри не вернется? И все же на пути через город я едва ли сознательно свернул с единственной улицы, по которой он мог проехать за мной, и предпочел ей, «воспоминаний ради», старый разбитый проулок, идущий мимо школы… «вдруг доктор в погоню бросится?»

Угрюмый, скрытный и настороженный — не рискуя даже спрятать озябшие руки в теплые кармашки, — я шел вперед сквозь буйство дождя и мимо долгой череды воспоминаний, готовый ко всему. Шаткая щербатая дощатая дорожка вела меня мимо жалких рыбацких хибар, зловещих, закопченных и залатанных всевозможными заплатами из распластанных табачных жестянок и консервных банок: здесь обитает Безумный Швед; «пожиратель младенцев», как утверждали мои школьные приятели, забрасывая его окна яблоками; «зассал, Лиланд?» …мимо сторожки, где жил дворник, под одной крышей со всеми слухами, с которыми всегда сожительствуют дворники; мимо кургузой кирпичной котельной, гревшей школу, мимо шершавой стены поленницы, что питала котельную… и, как ни удивительно, хватка моей настороженности была неослабна почти весь путь. А затем, вдруг, все мои беспочвенные страхи разом покинули меня — какого черта так бояться? Как же глуп я был, заподозрив, будто этот брылястый олух что-то пронюхал; какая нелепая тревога! — Я вдруг понял, что стою перед самой своей школой — моя стародавняя цитадель Знания, Правды, моя обитель. Но страх не сменился миром: когда я огибал спортивную площадку своей обители, моя настороженная боевая поза трансформировалась в унылую и горькую сутулость: костяшки пальцев пробегали по стальной сетчатой ограде, заключавшей в себе ту школу, в которую я никогда не ходил, и истоптанную землю, лелеявшую память о командах, за которые я никогда в жизни не играл. За сеткой я приметил ромб бейсбольного поля. Там играли «большие ребята», когда я был первоклашкой; там играли «младшие», когда я пошел в четвертый класс… «Младшие?» — был я спрошен Хэнком. «Ага, знаешь, дебилы, дауны всякие, которые и книжки-то ни одной за всю жизнь не осилят». Ныне же сей довод представлялся мне жалким и зыбким. Большие ребята или мелкие, первый класс или четвертый, Лиланд, старина, ты же знаешь, что отдашь всю свою коллекцию Эдгара Райса Берроуза [90], только бы войти в эту шумную, сутолочную стайку. Разве не так? Не так?! Я смотрел сквозь мокрые проволочные кресты на перепаханное поле и канючил: Когда ж вы дадите мне сыграть, ребят, когда дадите пробить? Все уже бросали, кроме меня. Ну же. Выберите меня в кои-то веки.

Но ребята отворачивались. Не нашлось ни единого девятилетнего капитана, с щедрой россыпью песчаных крапинок доброго американского солнца на открытом лице, который ткнул бы в меня пальцем и сказал: «Я беру его в свою команду». Никто не закричал: «Ты нужен нам, Лиланд, с тобой мы сила».

Ну ребята, скулил я в глухариное ухо дождя, ну по-честному, ну правда же? По-честному.

И все-таки даже перед лицом этой проверенной веками формулы, призраки упираются. Честное честным, тут они спорить не станут, но базы — базами. И на первой базе — как и на второй, и на третьей — они желают видеть холодную голову и горячее сердце, а не слюнтяя, который прикрывает свои очочки ладошкой, едва завидит мячик, летящий приблизительно в его сторону.

Ну ребята…

Не хлюпика-задохлика, который суетится, спотыкается и сваливается в обморок, и очухивается через пять минут с трусами на лодыжках и нашатырем под носом — только потому, что медсестра вколола ему в зад немножко пенициллина.

Эй, ребят, но это был не простой укол. Видели бы вы, какая у нее иглища!

Вот такая, хнычет хлюпик. Вот такой длины, вот такой толщины. Вы его только послушайте.

Ну правда, ребят… может, на «дом» меня поставите?

Во-во, домой и беги, ссыкун… Вы его послушайте… Все, пошли…

Они отступили, истаяв во времени, а я пошел дальше мимо поля. И шепелявил дождь, и ветер выл, раскачивая мелкую стальную сетку, и постоянные составы команд обороняли раскисшую «горку» от непрошеных новичков. Я повернул к городу, прочь от этой школы, где мне ставили «отлично» по всем предметам, кроме перемен. Та еще обитель. О, конечно, страх мой поутих при виде этого храма знаний — по крайней мере, я уже не боялся, что доктор набросится на меня ожирелым вампиром. Школа, как и церковь, ограждала меня от подобных демонов — но на месте демонов разрасталась ужасная пустота, жуткий злокачественный вакуум. Демоны самоликвидировались — но и друзей по команде не завелось. Похоже, всегда так и было.