Черные очки - Карр Джон Диксон - Страница 13

– Объяснить вам это я не могу, – сказал он, – но, если вас интересует мое мнение, то мне кажется, что по плану Чесни эпизод с зеленой капсулой должен был быть лишь несущественной деталью – просто одной из многих частей спектакля. Я считаю, что главное, ради чего он собрал нас, должно было быть как-то связано с лежащей на столе коробкой конфет.

– Пожалуй, – сказал майор после паузы, – я не стану разбираться во всем этом. Предоставляю это удовольствие вам, инспектор.

Эллиот показал на один из стульев и профессор неторопливо сел.

– Хорошо, сэр. Мистер Чесни прямо сказал вам, что истинная цель этого представления в том, чтобы показать, как могли быть, незаметно отравлены конфеты миссис Терри?

– Нет. Однако он намекнул на это.

– Когда?

– Незадолго до представления. Сказал, что бросит кому-то обвинение. "Я брошу обвинение прямо в лицо!" Так буквально прозвучала его фраза, несколько театрально, надо сказать. – Профессор выпрямился и в его открытом взгляде появился хитрый оттенок. – Послушайте, инспектор. Я еще за обедом подумал о том, что в неожиданном желании Чесни сыграть перед нами эту комедию есть что-то странное. Разговор на эту тему возник совершенно случайно и окончательный вызов был брошен после спора, в котором приняли участие все присутствующие. Однако Чесни готовил его все время – даже еще до того, как мы сели за стол. Я это понял, да и Эммет все время скалил зубы, когда думал, что никто его не видит.

– И что из этого, сэр?

– Что из этого? Именно потому я так и возражал против того, чтобы представление было отложено, так протестовал против тех трех роковых часов, которые он потерял между концом обеда и началом своего спектакля. Я не из тех, кто противится проявлениям человеческого тщеславия, но на этот раз похоже было, что дело заходит слишком далеко. Я прямо спросил: "Куда ты метишь? К чему все это?", а он сдержанно ответил: "Внимательно наблюдай и, может быть, откроешь, как были отравлены конфеты миссис Терри, хотя я готов держать пари, что этого не случится".

– У него была какая-то теория на этот счет?

– Очевидно.

– Теория, которую он собирался продемонстрировать перед вами?

– Видимо, так.

– И он, – небрежно спросил Эллиот, – подозревал, кто отравитель?

Профессор Инграм на мгновенье поднял глаза. В его взгляде была тень беспокойства, но, если бы такое выражение можно было применить к столь добродушному лицу, его, пожалуй, лучше всего было бы назвать лицом человека, загнанного в угол.

– У меня создалось такое впечатление, – кивнул он.

– Однако, он не назвал... не намекнул ни на кого?

– Нет. Это ведь испортило бы его спектакль.

– И вы полагаете, что поэтому он и погиб?

– Да. – Профессор повернулся на своем стуле. – Скажите мне, инспектор, разумный вы человек? Человек, который в своих поступках руководствуется умом, а не эмоциями? – Он улыбнулся. – Еще одну минутку, пожалуйста. Разрешите мне объяснить смысл такого вопроса. При всем уважении, которое внушает мне наш друг Боствик, мне кажется, что в этом деле он до сих пор проявил себя не слишком удачно.

Выражение лица майора Кроу стало холодным и жестким.

– Старший инспектор, – медленно проговорил он, – лишь выполнял свой долг...

– Да бросьте вы! – без тени обиды воскликнул профессор. – Разумеется, выполнял. Господи, все мы стараемся его выполнять! Только выполнять свой долг вовсе не означает обязательно приближаться к истине, – иногда это значит нечто прямо противоположное. Я не хочу сказать, что существует полицейский заговор против Марджори Вилс. Я знаю, что это не так, хотя плачевным результатом оказалось то, что племянница моего друга не может выйти на улицу, не рискуя, что какой-нибудь мальчишка швырнет ей в лицо комок грязи. Какие реальные усилия были предприняты для того, чтобы разрешить проблему этих отравленных конфет? В какой форме планировалось дойти до сути этого дела? Что это за преступление? Для чего были отравлены конфеты в лавочке миссис Терри?

Профессор стукнул кулаком по спинке стула.

– Старший инспектор Боствик, – продолжал он, – придерживается очаровательного и крайне успокоительного мнения, что от сумасшедшего можно ожидать чего угодно – и делу конец. А чтобы поддержать свое обвинение против Марджори, он ссылается на аналогичный (хорошенькая, черт побери, аналогия!) случай Кристины Эдмундс.

Майор Кроу молчал, и профессор заговорил снова.

– Аналогичный? Трудно найти два случая, которые больше отличались бы в единственном пункте, который здесь важен: в мотиве. Кристина Эдмундс была, если хотите, сумасшедшей, но ее движущий мотив был не менее разумен, чем у большинства убийц. Эта девушка в 1871 году влюбилась в Брайтоне в одного медика, не отвечавшего ей взаимностью. Сначала она попыталась – безуспешно – отравить стрихнином жену этого врача. Попытка была раскрыта, но врач не обратился в полицию, а лишь запретил девушке появляться у него в доме. Дошедшая до безумия женщина решила доказать, что она невиновна, что в городе действует отравитель, который может быть кем угодно, но только не мисс Кристиной Эдмундс. Вот тогда ей и пришла в голову идея с отравленными конфетами. Хорошо, где же здесь аналогия? Разве с Марджори было что-либо подобное? Ради бога, где у нее мотив? Скорее уж напротив: ее жених, приехав в Содбери Кросс и услышав здешние разговоры, чуть было с перепугу не кинулся наутек.

К этому моменту лицо профессора так раскраснелось, и он так бурно жестикулировал, что напоминал взбешенного ангелочка. Сейчас он коротко рассмеялся и немного успокоился.

– Не обращайте на меня внимания, – сказал он, – вы ведь здесь для того, чтобы задавать вопросы.

– Мисс Вилс была раньше помолвлена? – неожиданно спросил Эллиот.

– Почему вы об этом спрашиваете?

– А все-таки – была или нет?

Вновь Инграм бросил на него быстрый, не поддающийся расшифровке взгляд.

– Нет; насколько я знаю, нет. Мне кажется, что Вилбур Эммет любил и продолжает любить ее. Однако, его багровый нос и полное, прошу прощения, отсутствие привлекательности не дали ему шансов, хотя он и получил одобрение Марка. Надеюсь, что это, разумеется, останется между нами.

В разговор вмешался майор Кроу.

– Мне рассказывали, что Чесни, – заметил он безразличным тоном, – старался отбить у возможных претендентов на руку его племянницы охоту посещать его дом.

Профессор чуть замялся.

– В каком-то смысле это верно. Он говорил, что эти мартовские коты как он их называл, действуют ему на нервы. Не то, чтобы он прямо им отказывал, но...

– Любопытно, – проговорил майор, – почему этот человек, с которым Марджори познакомилась за границей, так легко получил одобрение Чесни?

– Вы хотите сказать... – резко сказал профессор, – хотите сказать что Чесни сейчас был бы непрочь избавиться от него?

– Этого я не говорил.

– Не говорили? Ко всем чертям, друг мой! Во всем этом деле вы полностью заблуждаетесь. Чесни нравился этот молодой Хардинг. Парень он с будущим, да и почтение, с которым он всегда относился к Марку, тоже сделало свое дело. К тому же, чего ради мы обсуждаем все это? Хоть мы и не знаем многого, – лицо профессора вновь налилось кровью, – в одном можно быть уверенным абсолютно – Марджори не имеет никакого отношения к убийству своего дяди.

В атмосфере комнаты вновь как будто что-то изменились. Инициативу взял в свои руки Эллиот.

– Вам известно, сэр, что обо всем этом думает мисс Вилс?

– Что же она думает?

– Она считает, что кто-то оглушил мистера Эммета, сыграл его роль и внес в нее только одно изменение – подменил безобиднейшую капсулу отравленной.

Инграм с любопытством посмотрел на инспектора.

– Что ж, это кажется наиболее правдоподобным объяснением, не так ли?

– Отсюда следует вывод, что кто-то подслушал, как мистер Чесни и Эммет разрабатывали здесь после обеда план спектакля. Кто-то находившийся за дверью или в саду. Так ведь?