Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира. Книга I - Карпов Владимир Васильевич - Страница 1

Владимир Васильевич Карпов

Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира. Книга I

Введение

Хочу ввести читателя в мою книгу. Именно ввести, объяснить, о чем, почему и как она написана.

Книга эта непростая, тем, кто ищет развлечения или отдыха, советую закрыть и отложить ее в сторону Эта книга была трудна при создании, трудна она и для чтения. Поэтому приглашаю отправиться вместе со мной в этот нелегкий путь только тех, кто ощущает в себе достаточно сил для раздумий, горьких переживаний, а может быть, и разочарований. Но в целом, в итоге, надеюсь, мы достигнем определенного результата и проясним многие томящие нашу душу вопросы, поставленные недавней историей, да и нами самими, ее участниками. Участниками честными, но порой слепыми, не имевшими возможности обозреть, охватить происходящее вокруг, понять, что творим, движимые теми, в чьих руках были рычаги или, как говорится, бразды правления

Тема книги — дела военные, выделенные из всех других дел и проблем XX века Центром повествования, фигурой, объединяющей все, о чем я рассказываю, является человек, сыгравший необыкновенно важную роль в достижении нашей победы в Великой Отечественной войне, Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, личность неоднозначная — и как полководец, и как общественный деятель, и как человек.

Одна из главных трудностей в работе над книгой проистекала из того обстоятельства, что в течение всей войны рядом с Жуковым был, или, вернее, Жуков был рядом с человеком, который являл собой своеобразный эпицентр всех происходящих событий на фронте и в тылу. Я имею в виду И В Сталина. Как историческая личность, как политический деятель и как человек Сталин еще более сложен, чем Жуков. Я не берусь анализировать, а тем более оценивать всю деятельность Сталина, я намереваюсь описать его лишь как военачальника, как Верховного Главнокомандующего.

С другой стороны фронта Жукову противостоял, был его противником во многих сражениях и в воине в целом Адольф Гитлер, тоже личность сложнейшая — в нравственном, политическом и даже психологическом аспектах. Его обойти нельзя, он постоянное действующее лицо на протяжении всей войны и до нее. Значит, и он будет присутствовать в книге. И, конечно, будут названы и охарактеризованы те гитлеровские генералы, которые противостояли Жукову в конкретных сражениях. А на нашей стороне Жуков будет окружен своими боевыми соратниками.

Моя задача, с одной стороны, облегчается, а с другой — усложняется тем, что Жуков написал большую книгу «Воспоминания и размышления», в которой осветил почти всю свою жизнь. Казалось бы, что может быть точнее и достовернее этой книги? Но следует напомнить, что в то время, когда маршал ее писал, он был стеснен ситуацией тех дней, обстоятельствами, в силу которых он не все мог сказать о себе. При этом необходимо иметь в виду и известную скромность, присущую ему как автору. А кое о чем маршал, может быть, не хотел написать по другим причинам — несомненно, у Жукова, как у всех нас, грешных, было немало и таких моментов в жизни, о которых ему не хотелось бы вспоминать. Вот и получается: есть о чем рассказать, даже при наличии объемистых и содержательных воспоминаний самого героя предстоящего повествования.

Даже то, о чем он рассказал (например, какое-нибудь событие с совершенно определенным местом действия, точной датой и конкретными участниками), может быть порой проанализировано и оценено несколько иначе из-за того, что открылись какие-то новые, неизвестные ранее обстоятельства. А может появиться — и у меня, пишущего, и у вас, читающих, — желание чему-то возразить, высказать свое суждение и оценку, опираясь на те же самые факты и события.

Маршал — полководец на поле сражения, а за письменным столом маршальские звезды сил не прибавляют. Перед чистым листом бумаги трепещут даже профессиональные литераторы. Чистый лист — проверка и уровня личности, пожалуй не менее строгая, чем в бою. В сражении, если даже совершен огрех, прошла, отгремела битва, и если ты не хочешь, то можешь никому не говорить о своей ошибке или минутной слабости, а то, что написано на бумаге, этого не позволяет — написанное остается навсегда и становится уже не твоим, а общенародным достоянием, и если солжешь — это так и останется и будет видно всем и всегда. Тут тебе и оценка, и приговор — получишь то, что заслужил.

Нелегко справиться с трепетом и чувством ответственности перед чистым листом. Не всем удается преодолеть этот барьер в себе. При жизни нашего поколения мы много раз были свидетелями, когда люди с очень высоким общественным положением и, казалось бы, очень крупные не устояли перед чистым листом и написали на нем такое, за что не примет их в свое лоно история как порядочную, честную личность.

Много удивительных изобретений совершили люди. Ухитрились они преодолевать и трудность написания мемуаров. Часто бывало так — человек прожил сложную жизнь, много видел, а написать об этом не может, не дала ему природа литературных способностей. Вот и придумали: объединяются двое, у одного опыт, большая жизнь, а другой свободно выкладывает мысли на бумагу, так рождается своеобразный литературный кентавр. Много у нас появилось за послевоенные годы таких кентавров. Как правило, это искусственное объединение порождало вещи неполноценные, но все же, с одной стороны, надо сказать спасибо литзаписчикам за то, что они сохранили для потомков хотя бы рельеф событий. Но, с другой стороны, им же и упрек за то, что многие из них вытравили душу рассказчика, его личные переживания, отношение к событиям, язык (пусть не литературный, но у каждого свой). Вот в этом смысле литературные обработчики, как на лесопильном заводе, делали из разных деревьев одинаковые столбы. Да еще каждый, в зависимости от степени своего мужества или трусости, заботился о благополучии и «проходимости» своего творения, вытравляя из воспоминаний то, что, на их взгляд, не нужно или еще не время рассказывать, а тем самым они вытравляли самую душу, самый смысл из тех воспоминаний, которые они литературно обрабатывали.

Приложили свои въедливые перья дописчики и советчики и к воспоминаниям Жукова. Это не предположение — я даже беседовал с некоторыми из них. Жуков незадолго до смерти с грустью сказал: «Книга воспоминаний наполовину не моя». Это подтверждается в статье доктора исторических наук, генерал-лейтенанта Н. Г. Павленко, опубликованной в № 11, 1988 г., «Военно-исторического журнала». Профессор Павленко был в шестидесятых годах главным редактором этого журнала, он человек широко информированный об официальных и неофициальных делах и разговорах в военной среде после войны. Николай Григорьевич не раз встречался с Жуковым. В застойные времена о многих закулисных делах, касающихся книги Жукова, говорить было нельзя. Вот что наконец смог написать Павленко лишь в 1988 г.: «…из рукописи вопреки авторской позиции выбрасывались многие критические мысли, связанные с деятельностью И. В. Сталина, репрессиями, недостатками и просчетами в войне и т. д.

Еще до выхода в свет мемуаров Г. К. Жукова у руководства на Старой площади были разные точки зрения на труд полководца. Например, член Политбюро ЦК КПСС М. А. Суслов, ведавший в те годы идеологией, считал, что никакими купюрами изменить содержание книги Г. К. Жукова нельзя. Ее лучше не издавать совсем. Других взглядов придерживался Л. И. Брежнев. Он в конечном итоге и дал разрешение на публикацию Но раньше, чем это произошло, над ней довольно основательно «потрудились» две группы доработчиков (из Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота и из Военно-научного управления Генштаба)… они выписывали и вычеркивали все то, что считали нужным Как потом вспоминал один из руководителей группы доработчиков генерал М. X. Калашник, они «устраняли» недооценку партийно-политической работы в мемуарах Г. К. Жукова.

После того как усердно потрудились доработчики, готовая рукопись долго не посылалась в набор. Редактор А. Д. Миркина, работавшая над рукописью Жукова, рассказывала и в печати и мне, почему происходила задержка. (Кстати, с благодарностью должен сказать о том, что Анна Дмитриевна Миркина читала и рукопись этой моей книги.) Она рассказывала: работникам редакции дали понять — Брежневу очень хочется, чтобы маршал упомянул его в своих воспоминаниях. Но вот беда, за все годы войны Жуков ни разу на фронте не встречался с Брежневым. Георгий Константинович просто не знал, что в какой-то армии существует такой полковник-политработник. Как быть? Без выполнения просьбы Генерального книга не пойдет. Тогда написали, что, находясь в 18-й армии генерала К. Н. Леселидзе, Жуков якобы хотел «посоветоваться» с начальником политотдела армии Л. И. Брежневым, но, к сожалению, его в штабе армии не было, «он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои». Миркина сказала, что, когда Жукову показали этот «довесок» и попросили согласиться, чтобы ускорить выход книги, маршал уступил и горько усмехнулся: «Умный поймет».