Генералиссимус. Книга 2 - Карпов Владимир Васильевич - Страница 13

К 16 января кольцо было сильно сжато, и группировка немцев рассечена на несколько небольших котлов. Рокоссовский собрал совещание, чтобы уточнить задачу и договориться, как действовать дальше. Некоторые командиры предлагали остановиться на двое-трое суток, собраться с силами, так как наши части тоже несли потери, да и снабжение боеприпасами и другим необходимым было налажено не лучшим образом. Рокоссовский, обычно спокойный, на этот раз, видимо, помня гнев Сталина по поводу отсрочек, коротко приказал: — Никаких остановок и пауз! Продолжать наступление! Не давать противнику опомниться! Использовать образовавшиеся бреши, с помощью артиллерии, танков, авиации непременно громить противника. Все, идите, исполняйте! 18 января 1943 года Воронова, отдыхавшего после посещения передовых позиций, разбудили и сказали, что по радио было передано о введении нового звания «маршал артиллерии» и что Воронову первому присваивается это высокое звание. Спустя некоторое время позвонили из Москвы, поздравили с присвоением нового звания, да еще и просили подумать: какую форму он предложил бы ввести для маршала артиллерии. Воронов ответил: — Пусть специалисты подумают. Им должно быть виднее. А в воспоминаниях по этому поводу Воронов пишет: «Было досадно, вместе с тем и смешно. Досадно потому, что в разгар серьезной операции отвлекали такими пустяками». Конечно же, Воронов под пустяками имел в виду форму, а не то, что ему присвоили высокое звание. В эти дни, видя уже бессмысленность сопротивления, Паулюс неоднократно запрашивал разрешение на свободу действий. Под свободой действий ом имел и виду не капитуляцию, а создание ударных группировок, с помощью которых он попытается вырваться с теми, кто еще способен держаться на ногах и держать в руках оружие. Но ответ был неизменным: Гитлер лично требовал — держаться в крепости (как он теперь назвал Сталинград) до последнего! Дисциплинированный Паулюс выполнял приказ. Более того, он до последнего часа подтверждал свою преданность фюреру. 20 января в Германии был праздничный день — отмечалось десятилетие прихода Гитлера к власти. Паулюс отправил телеграмму:

"По случаю годовщины взятия Вами власти 6-я армия приветствует своего фюрера. Над Сталинградом еще развевается флаг со свастикой. Пусть наша борьба будет нынешним и будущим поколениям примером того, что не следует капитулировать даже в безнадежном положении. Тогда Германия победит. Хайль, мой фюрер! Паулюс, генерал-полковник".

Гитлер немедленно ответил: "Мои генерал-полковник Паулюс! Уже теперь весь немецкий народ в глубоком волнении смотрит на этот город. Как всегда в мировой истории, и эта жертва будет не напрасной... Только сейчас германская нация начинает осознавать всю тяжесть этой борьбы и то, что она принесет тягчайшие жертвы. Мысленно всегда с вами и вашими солдатами, Ваш Адольф Гитлер".

В те часы, когда начальники обменивались такими высокопарными посланиями, в «котле» происходила самая настоящая агония. Мне кажется, особенно наглядно свидетельствуют о ней очень печальные, но достоверные документы — выписки из неотправленных писем окруженцев. А не попали эти письма в Германию по цензурно-политическим соображениям: дабы не сеять панику, не снижать моральный дух немецкого народа. «...Я был потрясен, когда взглянул на карту. Мы совсем одни; никакой помощи извне. Гитлер нас бросил. Это письмо дойдет до вас, если аэродром еще в наших руках...» «...Нам остается только ждать; все остальное не имеет смысла. На родине, конечно, кое-какие господа будут потирать руки и радоваться, что сохранили свои посты. В газетах будут публиковаться напыщенные статьи, окаймленные жирной черной рамкой. Нам будут воздавать честь и хвалу. Но не верь этой проклятой болтовне!» «Ты — жена немецкого офицера, и ты должна понять все, что я тебе скажу сейчас. Ты должна знать правду. Правду об отчаянной борьбе в безнадежном положении. Грязь, голод, холод, крах, сомнения, отчаяние, смерть... Я не отрицаю и моей собственной вины за все это. Она стоит в пропорции 1 к 70 млн. Пропорция мала, но вина есть. Я не собираюсь укрываться от ответственности и именно поэтому лишь своей собственной жизнью покрою эту вину...» На следующий день после поздравительной телеграммы Паулюса, 31 января 1943 года, Гитлер спохватился — как же это он оплошал и сразу же не поощрил такого преданного служаку! И полетела в Сталинград еще одна телеграмма — фюрер присвоил Фридриху Паул юсу высшее звание генерал-фельдмаршала! С одной стороны, это было сделано для укрепления боевого духа командующего 6-й армией, а с другой — была тайная надежда: «фельдмаршалы в плен не сдаются». Но замысел фюрера не оправдался — именно в день присвоения этого высокого звания новоиспеченный фельдмаршал сдался в плен. Когда Гитлер получил сообщение об этом, его едва не хватил инфаркт. Он бился в истерике. Он кричал в исступлении: — Как он мог сдаться большевикам!.. Какое малодушие!.. Если отказывают нервы, не остается ничего другого, как сказать: «Я ничего не мог больше сделать» и застрелиться... Это же так просто сделать... Теперь он подал такой пример, нельзя ждать, чтобы солдаты продолжали сражаться... И чтобы солдаты и немецкий народ продолжали сражаться, от них был скрыт факт сдачи фельдмаршала в плен вместе с 95 000 его подчиненных. Гибель 6-й армии в газетах и по радио преподносилась так: «Сражение в Сталинграде закончено. До последнего вздоха верная своей присяге, 6-я армия под образцовым командованием генерал-фельдмаршала Паулюса пала перед лицом превосходящих сил врага и неблагоприятных обстоятельств. Под флагом со свастикой, укрепленным на самой высокой руине Сталинграда, свершился последний бой. Генералы, офицеры, унтер-офицеры и рядовые сражались плечом к плечу до последнего патрона». По всей стране был объявлен траур, приспущены имперские флаги с черными лентами, в кирхах шли заупокойные молебны. Приведу любопытные, на мой взгляд, подробности пленения фельдмаршала. Паулюса допрашивал Рокоссовский, об этом он написал в своей книге «Солдатский долг» всего несколько строк: «В помещении, куда был введен Паулюс, находились мы с Вороновым и переводчик. Комната освещалась электрическим светом, мы сидели за небольшим столом и, нужно сказать, с интересом ждали этой встречи. Наконец открылась дверь, вошедший дежурный офицер доложил нам о прибытии военнопленного фельдмаршала и тут же, посторонившись, пропустил его в комнату. Мы увидели высокого, худощавого и довольно стройного в полевой форме генерала, остановившегося навытяжку перед нами. Пригласили его сесть к столу. На столе у нас были сигареты и папиросы. Я предложил их фельдмаршалу, закурил и сам. Пригласили выпить стакан горячего чая. Он охотно согласился. Наша беседа не носила характера допроса. Это был разговор на текущие темы, главным образом о положении военнопленных солдат и офицеров, В самом начале фельдмаршал высказал надежду, что мы не заставим его отвечать на вопросы, которые вели бы к нарушению им присяги, мы обещали таких вопросов не касаться». Инициативу в разговоре взял на себя Воронов. Он был старше Рокоссовского по званию — маршал артиллерии, да и по должности — представитель Ставки Верховного Главнокомандующего. Воронов в своих мемуарах подробно излагает эту беседу-допрос. Она происходила так: — Вам предлагается немедленно отдать приказ подчиненным вам войскам, находившимся в северной группе, о прекращении бесцельного сопротивления. Паулюс уклонился от этого, сославшись на то, что он, как военнопленный, не имеет права давать такое распоряжение. — Речь идет о гуманном акте с вашей стороны, — сухо сказал Воронов. — Мы располагаем достаточными силами и возможностями, чтобы за один-два дня, а может быть, и за несколько часов, разгромить части вашей армии, которые до сих пор оказывают сопротивление. Их усилия напрасны — они могут привести лишь к гибели тысяч ваших солдат и офицеров. Ваша обязанность, как командующего армией, спасти им жизнь. — Если бы я даже подписал такой приказ, они бы ему не подчинились, — сопротивлялся Паулюс. — Уже потому, что я нахожусь в плену, я автоматически перестал быть командующим. — И все же нельзя сбросить со счета ваш личный авторитет, если речь идет о спасении многих тысяч людей, — настаивал Воронов. Паулюс не находил новых аргументов, чтобы возражать. То он говорил, что, вероятно, уже назначен новый командующий, и его, Паулюса, подпись будет недействительна, то утверждал, что войска 6-й армии не поверят в подлинность его подписи. — В таком случае, господин генерал-фельдмаршал, — заявил Воронов, — я вынужден вам сказать, что, отказываясь подписать приказ о капитуляции, вы берете на себя тяжелую ответственность перед немецким народом и будущим Германии за жизнь многих тысяч ваших подчиненных и соратников. Паулюс молчал. Нервный тик, не дававший ему покоя, мешал сосредоточиться. Воронов, понимая состояние Паулюса, сменил тему разговора. — Какой режим питания установить вам? — спросил он Паулюса. Лицо пленного выразило крайнее удивление. Он ответил, что ему ничего особенного не надо, но он просит хорошо относиться к раненым и больным немецким солдатам и офицерам. На этом первая встреча советского командования с пленным Паулюсом закончилась. Следующая беседа состоялась вечером 2 февраля. Паулюсу сообщили об окончании операции и разгроме советскими войсками его армии, а также других немецких и румынских частей, находившихся в окружении. — Как это вы, хорошо теоретически подготовленный и опытный генерал, допустили такую ошибку и позволили загнать вверенные вам крупные соединения в мешок? — спросил К. К. Рокоссовский. — Для меня ноябрьское наступление русских было полной неожиданностью, — ответил Паулюс. — Как? — удивился Воронов. — Вы относительно узким фронтом прорвались к Волге и рассчитывали спокойно отсидеться всю зиму на достигнутых рубежах? Вы что же, не ожидали зимнего наступления Советской Армии? — Нет, по опыту первой военной зимы я знал, что наступление возможно, но операций таких масштабов яне ожидал... — Какое влияние, на ваш взгляд, может оказать Сталинградская битва на весь ход войны? Пленный фельдмаршал ответил, что давно не имел оперативных сводок с других участков фронта и поэтому не может судить о положении в целом. Тогда Воронов приказал показать Паулюсу карту обстановки на всех фронтах на 2 февраля 1943 года. Фельдмаршал рассматривал ее недоверчиво и иронически улыбался, давая понять, что не верит карте. Ему объяснили, что карта эта не изготовлена специально для Паулюса, а ведется для ориентировки представителей Ставки Верховного Главнокомандования. — Ну и как вы считаете? — спросил его после этого Воронов. — Знаете, — сказал Паулюс, — солдатское счастье изменчиво... После нескольких вопросов, касающихся значения Сталинградской битвы, Паулюс признал, что операцию Красной Армии по окружению и уничтожению его армии можно отнести к разряду классических операций. — Но и мою оборону в окружении, длившуюся столь долгое время и в таких неблагоприятных условиях — при недостатке боеприпасов, топлива, продовольствия и зимнего обмундирования, — тоже можно отнести к разряду классических операций, — добавил он. Воронов так резюмировал встречи с Паулюсом: «Неприятное впечатление произвел на нас этот растерянный человек, отвыкший мыслить самостоятельно». Не могу согласиться с этим заключением маршала Воронова. Намой взгляд, Паулюс мыслил весьма самостоятельно. Он давал показания, имея в виду, что ему когда-то придется отвечать за свои слова, возможно, перед фюрером. Не надо забывать, что только начался 1943 год, фельдмаршал не считал войну проигранной, Сталинград ему казался хотя и крупным поражением, но все же немецкие войска были недалеко от Волги, восточнее Москвы. Немецкая армия еще могла (он верил в это) поправить положение на Восточном фронте, а он, Паулюс, мог предстать перед гневными очами фюрера. Судьба Паулюса. надеюсь, читателям известна. Со временем он полностью избавился от нацистских политических взглядов, стал участником антифашистского движения «Свободная Германия». Он радовался успехам Германской Демократической Республики. Вот такая удивительная «перековка» произошла с тем, кого Сталин перевоспитал силой оружия. А метаморфоза действительно потрясающая — один из авторов плана «Барбаросса», возвращаясь из плена на родину 24 октября 1953 года, написал благодарность Советскому правительству, которая завершалась такими словами: «Прежде, чем я покину Советский Союз, я хотел бы сказать советским людям, что некогда я пришел в их страну в слепом послушании как враг, теперь же я покидаю эту страну как ее друг». Паулюс скончался 1 февраля 1957 года, будучи гражданином ГДР.