Генералиссимус. Книга 1 - Карпов Владимир Васильевич - Страница 70

Сталин сначала поддерживал рапповцев. Хотя и критиковал их за политические ошибки и перехлесты.

Евгений Громов написал солидную книгу “Сталин, власть и искусство” (М., 1998 г.). Солидную не только по объему — 459 страниц, но и по содержанию. Автор проделал большую исследовательскую работу. Жаль, что он унижается до уровня “демократических” нравов такими эпитетами — “кремлевский владыка”, “тиран”, “кремлевский критик” и т. п. Эта недоброжелательность снижает безусловную научную ценность работы. Но автор приводит много подлинных документов, часть которых я буду заимствовать. Не во всем наши комментарии совпадут, но документ говорит сам за себя, а комментарии лишь показывают тенденциозную направленность. Иногда Громову удается быть объективным. Вот, например, его суждения о РАППе и Сталине:

“Почему Сталин, обладавший уже властью, не приказал просто: рапповцев прогнать, никаких дискуссий на сей счет не заводить. Но нет, нераскаявшихся руководителей РАППа выслушивают, с ними спорят, их убеждают, на это сам хозяин не жалеет времени. Того же Авербаха он пока терпит, встречается с ним за одним столом. Конечно, здесь играет роль то обстоятельство, что бывшего рапповского лидера активно поддерживает Горький. И все же дело не только в Горьком.

Авербах, которого его противники иронически называли “кремлевским барчонком”, давно уже занимал прочное место в неписаной иерархии советских властных структур. Он находился в родственных связях с семьями Я. Свердлова и Г. Ягоды, что способствовало его крутому взлету сначала в комсомольской карьере, а потом в литературной. Женат Авербах был на дочери известного ленинского соратника Бонч-Бруевича, что помогало нередко установить хорошие контакты со старыми большевиками, многие из которых занимали еще влиятельные посты. Главное же состояло в том, что почти десять лет рапповцы находились в эпицентре культурной жизни, занимая в ней, во все возрастающей степени, руководящее положение. У них имелось немало сторонников в литературных кругах, еще больше, может быть, в партийных — в ЦК, обкомах, райкомах, в государственных управленческих учреждениях, аппарате НКВД, а также в средствах массовой информации, высших учебных заведениях и, конечно, в комсомоле, среди рабфаковской молодежи.

В культурной политике, как и во внутренней в целом, Сталин опирался не только на административно-командные методы. Обычно он их дополнял (или маскировал) методами терпеливого убеждения в правильности принимаемых решений, содержание которых настойчиво разъяснялось как самим вождем, так и его помощниками, подчиненными разных рангов. Сталинский тоталитаризм не надо упрощать. Но и не надо искусственно усложнять”.

К 1932 году Сталин убедился: РАПП — не та организация, которая нужна партии для проведения своей политики в области литературы и искусства. 23 апреля 1932 года постановлением ЦК ВКП(б) “О перестройке литературно-художественных организаций” РАПП был распущен.

Распустив РАПП, Сталин одним этим завоевал солидный авторитет у истинной творческой интеллигенции. Сталин проявил себя тогда незаурядным организатором и психологом. Запуганные предшествующими репрессиями и проработоч-ными кампаниями советские писатели видели в нем единственную надежду на творческое понимание и улучшение своей жизни. И тянулись к вождю. В основе этого тяготения лежали зачастую и глубокие мотивы. Немало литераторов, в том числе и из самых талантливых, искренне верили тогда в социалистическую идею. Они полагали, что РАПП являл собой грубый идеологический перегиб и вульгаризаторское извращение ленинских партийных принципов. И вот теперь наступает торжество истины и справедливости.

Сталин многие годы дружил с Горьким, это действительно была настоящая дружба, а не просто добрые служебные отношения. Сталин уважал Горького. Алексей Максимович отвечал ему тем же, хотя кое в чем не соглашался со Сталиным и открыто ему об этом говорил. Горький бывал на квартире Сталина в Кремле и на даче в Сочи. Сталин часто навещал особняк Горького у Никитских ворот. Здесь происходили встречи и с другими писателями. Сталин вел себя в их среде как равный (он в одной из анкет до революции в графе профессия написал “литератор”), человек начитанный (в ссылках на это хватало времени), широко мыслящий, он участвовал в спорах и дискуссиях литераторов, знал, кто с кем дружит, с кем враждует.

Сталин поделился с Горьким своим замыслом о создании Союза писателей, попросил его совета и помощи. Чтобы лучше узнать на этот счет мнение самих писателей, их настроения, нужды, пожелания, Сталин просил Горького приглашать побольше гостей в свой дом “на рюмку чая”.

Первая большая встреча с писателями состоялась на квартире у Горького 19 октября 1932 года. На ней присутствовали Сталин, Молотов, Ворошилов, Бухарин и Постышев. Подробности о ней почти неизвестны. Вторая прошла 26 октября. Со стороны властей — в том же составе, только Бухарина заменил Каганович. Как и первая, встреча не стенографировалась. О ней известно больше по воспоминаниям очевидцев. А подробную запись сделал Зелинский. Он впоследствии послал эту запись в Кремль с просьбой разрешить ее напечатать. Такое разрешение ему не дали, но и замечаний она не вызвала. Теперь этот материал опубликован. Я пересказываю его с сокращениями, привлекает подлинность и объективность событий, которые описаны очевидцем.

Присутствовало на встрече около 50-ти человек. Приглашение на нее было окружено атмосферой некоторой таинственности — звонили по телефону и приглашали на вечер к Горькому. С какой целью — не говорили. О том, что там может быть Сталин, и речи не шло.

Список приглашенных составлялся Авербахом и Ермило-вым — рапповцы, теперь уже бывшие, как видно, не сдавали своих позиций. Им, особенно Авербаху и Киршону, покровительствовал Горький, хотя в свое время и его травили эти “неистовые ревнители”.

Председательствовал на встрече Горький. Во вступительной речи он поругал рапповцев, но довольно сдержанно.

Выступает Авербах. Генсек откровенно показывает, что ему скучно его слушать. Горький же “болеет” за своего протеже...

Эмоционально выступает Сейфуллина. “Я, товарищи, в отчаянии от того, что вы хотите снова ввести в состав Оргкомитета трех рапповцев... Мы, наконец, вздохнули и снова получили возможность писать. Ведь у нас некоторых писателей довели до того, что они слепнут”.

В зале шум, голоса: “Неправда!” Катаев пытается прервать оратора. Видно, что отнюдь не все присутствующие настроены против рапповцев. Но Сталин явно симпатизирует Сей-фуллиной и предлагает продлить ей время для выступления. Он высказывает уверенность, что “и другие так думают”, только не все решаются это показать. Страх перед рапповцами еще велик.

В дискуссию вступает Сталин:

— “Пущать страх”, отбрасывать людей легко, а привлекать их на свою сторону трудно. За что мы ликвидировали РАПП? Именно за то, что РАПП оторвался от беспартийных, что перестал делать дело партии в литературе. Они только “страх пущали”... А “страх пущать” — это мало. Надо “доверие пу-щать”... Вот почему мы решили ликвидировать всякую групповщину в литературе.

Далее он остановился на творческих задачах, стоящих перед новым союзом, особо оговорив вопрос о пьесах. Сказал — что было выслушано с особым вниманием — и о материальной базе будущего сообщества: “Будет построен литературный институт вашего имени, Алексей Максимович, а также писательский городок с гостиницей, столовой, библиотекой...”

Особенно любопытны наблюдения Зелинского о второй части заседания.

Подобные встречи сопровождались обычно обильным угощением с горячительными напитками. Кое-кто из писателей своей нормы не знал. Генсек постепенно взял на себя роль тамады, никого не останавливал, а скорее поощрял, что отвечало обычаям грузинского застолья. Кроме того, Сталин знал — алкоголь развязывает языки. На писательской встрече он “нещадно” подливал сотрапезникам полными стаканами водку и коньяк. Сам он, по наблюдению Зелинского, выпил три четверти бутылки, но не опьянел.