Отец камня - Кард Орсон Скотт - Страница 5

— Деньги, — сказал он. — Ты их получаешь за работу, а потом отдаешь за те вещи, которые тебе нужны.

— Экая фитюлька! — изумился Ручеек.

— Совсем как твои мозги, — ответил прохожий и отвернулся.

По крайней мере, теперь Ручеек знал, где взять деньги — надо работать. Это Ручеек умел. Он пошел вдоль пристани и в конце концов наткнулся на толпу людей, переносивших корзины с корабля на большой плот. Какой-то мужчина стоял у корзины и, судя по всему, ждал, когда кто-нибудь из работников подойдет и поможет ему. Потому Ручеек присел, взялся за свободную ручку корзины и скомандовал: «Пошли».

Мужчина посмотрел на него, пожал плечами и взялся за свою ручку. Вместе они отнесли груз на плот, показавшийся Ручейку огромным, размером с его деревню. Ручеек проработал на переноске полчаса, трудясь не хуже взрослого. Но когда с погрузкой было покончено, все работники взошли на плот и отплыли, оставив Ручейка на берегу. Ручейку хотелось крикнуть, что ему надо было лишь переправиться через эту дурацкую реку — что им, жалко, что ли? Но Ручеек понимал: они знали о его желании, но решили воспользоваться его трудом и не заплатить. Ручеек ничего не мог с этим поделать. Его просьбы не заставили бы их передумать, а лишь вызвали бы град насмешек. Кроме того, люди, которым он помогал, сами были наемниками — они не могли вознаградить его и перевезти через реку. Ручеек свалял дурака.

Он успел очень сильно проголодаться к этому времени. И еще ему хотелось пить. Вода в реке выглядела не очень-то чистой, невзирая на то, что вытекала из расщелины неподалеку. Судя по ее виду, город сбрасывал все свои сточные воды в Митерлох, и они плыли по течению. А Ручейку требовалась вода — возместить то, что он потерял с потом.

Дома, если он хотел пить, он опускался на колени у ручья и пил сколько влезет. Вода была чистой повсюду — выше по течению никаких деревень не было. Она и оставалась чистой: это было вопросом веры — не бесчестить Йеггата, загрязняя протекающие мимо потоки. Но им доводилось слышать от путников, что в больших городах вся грязь отправляется прямо в воду, словно бог для них — пустое место. Теперь же, после того, что сказал о боге охотник в священном лесу, Ручеек поверил в подобные истории.

Это означало, что ему, быть может, придется искать воду выше по течению, за городом, то есть снова выйти. Ручейку подумалось, что если он ступит на Ахетову дорогу, то сдастся и зашагает обратно в Фарзибек.

Он пошел прочь от пристани подругой улице и почти сразу же наткнулся на общественный фонтан. Вода лилась из ртов трех каменных рыб в три бассейна, женщины набирали воду в кувшины и ведра и несли в дома и лавки.

Обрадовавшись такой находке, Ручеек опустился на колени рядом с одним из бассейнов и плеснул водой себе в лицо.

Почти сразу же его снова схватили за плечо и снова швырнули наземь, только на этот раз он упал не в грязь и опавшие листья, а на твердый булыжник мостовой. Над ним возвышалась необъятная женщина; рядом с ней на мостовой стоял кувшин.

— Ты что это себе думаешь — совать свои грязные руки прямо в воду?! Еще и грязь с себя смываешь туда же, а мы потом пьем!

— Извините, — пробормотал Ручеек, — Но вы же окунаете туда кувшин. А разве он не стоит сейчас на мостовой и не пачкается?

— Но это мой кувшин! — заявила женщина, — И я его поставила только для того, чтобы вытащить твою грязную голову из фонтана!

— Я не мочил голову в фонтане, — возразил Ручеек.

— Еще чего не хватало! Проваливай отсюда, пока я не позвала стражника!

— Я хочу пить! — произнес Ручеек, — Где еще я могу найти воду?

— В своем городе! — рявкнула женщина, — Или нассы себе в руку и пей!

С этими словами она подхватила кувшин, отряхнула его — напоказ, устроив из этого целое представление, — и опустила в фонтан. Ее огромные ягодицы смотрели прямо на Ручейка.

Падение на камни оказалось не менее болезненным, чем отцовские побои. Ручеек знал, что теперь ему надо двигаться осторожно и медленно, пока он не поймет, где болит, и не сообразит, как встать и при этом не травмироваться сильнее.

— Эй, ты в порядке? — окликнула его какая-то молодая женщина.

— Ты имеешь в виду — кроме того, что я голоден, хочу пить, ничего не понимаю и сильно ушибся?

— Ну и задирай нос, если хочешь! — бросила она и понесла свой кувшин к фонтану.

— А что такого? — удивился Ручеек, — Ты спросила, в порядке ли я, и я совершенно честно ответил, что голоден, хочу пить, ничего не понимаю и сильно ушибся. Чистая правда.

— И вид у тебя все такой же гордый, — заметила молодая женщина, едва взглянув на него. — Сразу видно, что ты считаешь себя лучше других.

— Я прекрасно знаю, что ничуть не лучше других, — сказал Ручеек. — А если вид у меня и гордый, то придал мне его Йеггат, а вовсе не я сам.

Ручеек впервые задумался: а может, у него что-то не так с лицом? Может, отец именно из-за этого его ненавидит?

Кувшин девушки уже был полон. Она поставила его в фонтане и, подбоченившись, развернулась лицом к Ручейку. Работы она не боялась, судя по мускулистым рукам и загорелому лицу. Но при этом сама она и ее одежда были чистыми. Ручеек никогда не видел девушку в таком чистом наряде. Должно быть, она его стирала не реже чем раз в неделю.

— Ты что, смеешься надо мной? — обратилась к нему девушка.

— Зачем мне смеяться над тобой? — пожал плечами Ручеек. — Ты была добра ко мне, ты спросила, в порядке ли я, — ты лучшая из всех, кого я пока что встретил здесь.

— Слова твои довольно учтивы, — произнесла девушка, — но лицо, голос и манеры по-прежнему надменны. Бог был недобр к тебе. Такая внешность должна принадлежать лорду или магу — тогда никто не станет возражать против гордого вида.

— В деревне мне об этом не говорили, — отозвался Ручеек. — Должно быть, они привыкли ко мне, потому что видели меня ежедневно, с тех пор как я родился.

— Будто сейчас ты уже не ребенок! — фыркнула девушка, и на губах ее мелькнула легкая улыбка.

— И кто же из нас двоих насмешник? — ответил Ручеек.

— Это другое, — возразила девушка. — Ты и вправду маленький.

— Но что же делать, если я еще молод? Я расту — я уже выше, чем был. И не боюсь никакой работы, выполняю все, что мне поручают. С лицом я ничего поделать не могу, но могу наклонить голову и скрыть его от взглядов — вот так.

Ручеек низко наклонил голову, прижав подбородок к груди.

— В таком положении много не наработаешь, — вздохнула девушка. — Но просить работу у меня бесполезно, я подобными дарами не распоряжаюсь. Я сама — служанка, хотя и не рабыня, слава богу, время от времени получаю монету-другую, и хозяин не может допускать вольностей в мой адрес, даже если бы и захотел — а он, слава богу, для этого слишком стар.

— Тогда давай я отнесу твой кувшин куда надо, а ты позволишь мне пообщаться с твоим хозяином по поводу работы.

— У нас большое хозяйство, парень, — сообщила девушка. — Тебя никто не пустит к хозяину. Ты сможешь перекинуться парой слов только с Демвуром, управляющим.

— Кем-кем?

— Человеком, который служит моему хозяину, командует его слугами и ведет счета. Как блюститель. Ты что, никогда не слышал слово «управляющий»?

— На всю мою деревню наберется не больше трех слуг, и ни в одном доме нет более одного.

Ручеек вспомнил этих слуг. Все они были стары и принадлежали домам, главы которых некогда ходили на войну и вернулись разбогатевшими. Люди были захвачены как часть военной добычи, что волей богов сделало их рабами. Ныне те, кто взял их в плен, давно уж скончались, а слуги состарились, и никого не волновало, что они не свободны. Ручеек вообще знал об этом лишь потому, что, когда был маленьким, спросил, почему один из этих троих не женат, и ему поведали историю этой троицы.

И вот теперь он сам, по доброй воле, просится в услужение. Только он, подобно этой девушке, собирался стать свободным слугой и… — как там она говорила? — время от времени получать монету-другую.

— Если ты уронишь кувшин, меня за это побьют, хоть я и свободная, — предостерегла девушка, — И платить за то, что ты его донесешь, я не стану — у меня нет лишних денег. И про поцелуи тоже думать забудь, если вдруг у тебя появится такая мысль.