Искатель. 1970. Выпуск №1 - Меньшиков В. - Страница 20

Из нас четверых, как я полагал, только я, кроме, разумеется, Колзина, кое-что смыслил в фантастической литературе. Вундеркинд, наверное, и правда не имел о ней никакого представления. Голубев с его трезвым умом и профессией конструктора автоматических заводов вообще не любил отрываться от реальной действительности. Услышав о роботах, заполняющих толпами заводские цехи, он только фыркнул. О такой чепухе он не мог разговаривать даже в шутку.

— О роботах действительно писали фантасты, и в сравнительно не такие уж давние времена, — сказал я. Надо было как-то двигать дальше мяч, введенный в игру Колзиным. — Тогда не все догадывались, что будут квартиры без пыли, а каждый входящий в помещение будет подвергаться мгновенной и незаметной для него чистке одежды и обуви. Ну и прочее все. Мы забываем, что жизнь развивается очень быстро. Да представляете ли вы, — я обвел компанию взглядом, — что сто лет назад не существовало даже в помине камуфлонов, кречантов, добриков, свистелей, — я назвал еще десятка два домашних животных и огородных растений, столь же популярных.

— А коровы были? — поинтересовался Вундеркинд. — И огурцы?

— Так не пойдет, — заметил Колзин. — Надо назвать что-нибудь одно.

— Так все дело в числе, — возразил я. Я-то знал, сколько же было вложено труда в эту новую флору и фауну!

— Мы не на уроке биологии. Кто помнит, когда какой вид вывели.

— Камуфлоны существовали еще в Древнем Египте, — сказал Вундеркинд. — Овцы — другое дело. Их изобрели сорок восемь лет назад.

Они просто смеялись надо мной. Я ощутил себя в положении Голубева и искренне посочувствовал ему. Кажется, я не заработал сегодня ни одного очка. Больше всего, конечно, набрал их этот чертов Вундеркинд. Но спорт есть спорт!

Мне предстояло совершить новую попытку. Увы, я не смог найти новую тему и опять уперся в сто лет, отделяющие нас, сидящих за столиком заурядного кафе, от минувших времен, и опять не выпутался из тенет своей биологии.

— Сто лет назад, — сообщил я слушателям, ждущим очередного хода с моей стороны, — человечество всерьез занимала проблема чистоты воздуха и воды на нашей планете. Некоторые даже предсказывали, что цивилизация, вступив в противоречие с природой, погубит и себя и природу.

— Фантасты? — осведомился Вундеркинд.

— Ну, фантасты погубили нашу планету множество раз, — засмеялся Колзин. — Различными способами.

— Кто избавил ее от бед?

— Люди. Проблемы действительно возникали серьезные. Не только эта, но и другие. Решались они в ходе социального прогресса. Поработать, правда, тут пришлось основательно. Ничего не скажешь.

— И это фантасты тоже как-то пытались выразить?

— Тут что-то не очень, — сказал Колзин. — То есть смотря к какому периоду относить и о каких писателях говорить. Со временем, разумеется, все больше и больше стало появляться произведений, показывающих неограниченные созидательные возможности людей и перспективы их осуществления. И людей-борцов, и людей-творцов.

— Гм, — вмешался в разговор Голубев. — Если там есть вещи на реальной основе, то, пожалуй, стоит что-нибудь и почитать.

Колзин завладел разговором, и у меня с моей темой ничего не вышло. Это тоже был один из приемов — перехват инициативы. Не успеешь раскрыть рот, как разговор продолжает другой, а у тебя увели мяч, и ты лишаешься возможности бить по воротам — следовательно, получать очки.

В то же время разговор принял серьезный характер. А коль так, то мне захотелось по-деловому его и закончить. В конце концов мы собирались вовсе не для того, чтобы только острить и перебрасываться шуточками. Меня обеспокоило, что Вундеркинд и Голубев могли получить из нашего разговора неполное и, следовательно, неверное представление о фантастической литературе. А как все поклонники жанра, я старался привлечь новых приверженцев.

— Видите ли, — начал я, — в фантастике работали и работают отличные писатели. Некоторые вошли даже в хрестоматии. Я могу назвать из любимых своих авторов таких, например, как…

Я начал перечислять, но меня заглушил дружный хохот…

Вундеркинд и Голубев принялись наперебой пересказывать содержание произведений названных мною литераторов. Вдобавок у нас обнаружились некоторые общие симпатии. Генерально разыгранным оказался я.

Дождь кончился. Солнце, висевшее низко, теперь совсем закатилось за горизонт. На город спустились сумерки.

Над нашим столиком возникло мягкое сияние из ничего. Просто так — из воздуха. Над остальными столиками, которые теперь были уже почти все заняты, тоже висели как бы абажуры света. Люди оживленно разговаривали, не спеша разделываясь со своими бифштексами из барбазона и котлетами из маракона и божественной гардели.

Я подошел к парапету и взглянул на город. Начинали светиться окна, всюду воздушные башни, легкие пирамиды, гигантские листы, тонкие и раскрытые как ладони, темная сейчас зелень на всех этажах…

Каким будет город завтра? Через сто лет? Ведь жизнь не стоит ни минуты. Еще вчера, исторически вчера, Колзин едва ли не хвастливо говорил, что прогресс совсем не затронул его способа творить. Бумага и карандаш — вот все, что нужно физику-теоретику для его работы. Бумага может измениться, карандаш стать другим, но главный инструмент — Колзин хлопал себя по лбу — остается таким же. А сегодня десяток машин подхватывает идеи семидесятилетнего Колзина, они мгновенно развивают их, просчитывают варианты, обнаруживают ошибки, выдают результаты, которые избавляют Колзина от утомительнейшей работы по проверке самого себя, — словом, усиливают мощь его мозга во много раз. И Колзин успевает за полгода сделать то, на что прежде не хватило бы ему жизни. Легко предсказать, что сила мозга человека будет возрастать с каждой из тех новых машин, которые сейчас, может быть, только изобретаются кем-то.

Звезды выступили на потемневшем небе. Одни мерцали, не сдвигаясь с места, рисуя знакомый облик созвездий. Другие роились, прочерчивали небо в разных направлениях. «Как они там не запутываются, — подумал я, — все эти космические корабли и спутники».

«Когда-нибудь, — пришло мне вдруг в голову, — подвижных звезд будет больше, чем неподвижных. Ведь последних всего три тысячи, видимых простым глазом. Вот бы взглянуть на такое небо!»

«Вообще, — подумал я снова, — неплохо бы посмотреть хоть одним глазом в завтрашний день. Интересно, что там ни говори! О чем будут спорить, думать люди через сто лет?»

Николай БАЛАЕВ

РД О ПРОДЛЕНИИ

Федор, вышел на перевал, постоял несколько минут, с наслаждением чувствуя, как ветер сушит на лице капли пота.

Сентябрьский вечер размывал гряду сопок с побелевшими макушками. Кончилось короткое чукотское лето, оставив тяжесть в плечах, боль в припухших суставах пальцев и ломаные линии маршрутов на картах. Весенние надежды отодвинулись на следующий год. Не каждый сезон бывают удачи. Зато район отработан, и можно спокойно отчитаться: на золото бесперспективен…

— Два ручья еще осталось, — сказал утром начальник партии Анатолий Алексеевич. — Нам за них в Певеке, в управлении, головы оторвут.

— Сделаем, Толя, — Федор прихлебнул из кружки чая, взял папиросу. — Пустые они. Уверен.

— Я в Певеке твою уверенность на стол положу? — Анатолий усмехнулся. — Пошлют они меня туда, где наш друг Тынет с оленями не бродил… — Анатолий, сутулясь, прошелся по палатке, сел за стол, тоже закурил и оросил спички на левый верхний угол карты. — Вот Кружевной меня беспокоит, хотя и отработан. Знаки ты там намыл… А дальше?.. Тебе не кажется…