Звенья одной цепи - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 51

— Вчера днём вы пришли сюда. И не получили желаемое?

Юноша куснул губу. Как бы ни велико было желание наказать обидчика, врать он не стал:

— Солдат передал только две подорожных. Сказал, что про третью речи не шло. А потом предложил провести просто так, без бумаг и свидетелей. За цену пониже.

— Что же помешало вам договориться?

Синие глаза взглянули на меня с растерянностью:

— Пройти без бумаг и оказаться там, по ту сторону, без всяких прав?

Не думаю, что вы нашли бы на нашей стороне случай удачно и успешно применить какие-либо права. Скорее всего, нанялись бы батрачить за гроши, а то и вовсе за хлеб и крышу над головой. Но кое в чём парень не ошибается. Отсутствие подорожной — первый и самый лучший повод лишить человека свободы. К примеру, забрить в вечные солдаты. Или продать в дом для увеселений тому, кто пожелает, без возможности выкупа. Или…

Когда я сопровождал чиновников Цепи надзора ещё задолго до знакомства с Атьеном, очень часто приходилось досматривать торговые обозы. Приятного в сём деле ничего не было, потому что вряд ли кому-то понравится дышать запахом немытых тел, человеческих и лошадиных, зато польза имелась, и немалая. Именно там и тогда я понял, что продажа подорожных из-под полы способна принести немалые доходы ловкачу, который сможет её наладить. А ещё больше монет можно получить, если не боишься возмездия со стороны обманутого покупателя.

Во главе местной лавочки, конечно, стоял комендант. Вернее, не стоял, а ловил. Лососей. Спокойно дожидаясь, пока сделка совершится и ему принесут туго набитые медью мешочки. И вчера был как раз такой день. Но почему эрте Элбен отправил вместе с солдатом нашего деревенского дурачка? Ведь тот мог стать никому не нужным свидетелем происходящего… Ага. Именно «никому не нужным». Вряд ли в торговлю были посвящены все гарнизонные оболтусы, иначе с ними пришлось бы делиться. В другом месте, более многолюдном, скажем, имей комендант в подчинении уже под сотню людей, легко было пригрозить и приструнить, а тут он сам рисковал нечаянно свернуть шею, возвращаясь с рыбалки. Как было сказано? У второго патрульного вдруг заболела нога, а отправлять вместе с осведомлённым лицом неосведомлённое было неприемлемо. По деньгам. Вот наш усатый друг и воспользовался подвернувшимся под руку рыжим пареньком, настроенным на совершение подвигов. А при случае дурачка можно ведь было и «потерять» где-нибудь в лесу, верно?

— И что вы все вчера решили?

Юноша зло раздул ноздри:

— А ничего. Я сказал маме, что возвращаюсь.

— И её это, конечно, не порадовало?

Он плюнул бы мне в лицо, если бы уже не пообещал себе дожить до грядущей казни, а так всего лишь гордо и скорбно промолчал.

— Значит, ты повернулся и ушёл?

— Ничего другого не оставалось.

— А подождать ещё одну подорожную?

— Их приносят раз в седмицу, не чаще. Что бы я делал в лесу столько дней?

Разумно. Но, как зачастую и случается, поступок, совершённый по всем правилам логики, оказался не тем, что требовалось.

— Что случилось потом?

— Я не видел. Ушёл слишком далеко.

— Но ведь слышал?

Лицо юноши скривилось от боли, только совсем не той, что причиняли туго затянутые узлы.

— Они спорили. Слов было не разобрать, да я и не прислушивался. Вот только потом…

— Потом?

— Мама закричала.

— И ты бросился назад?

Он опустил взгляд:

— Я не успел.

Ну это мы все уже поняли. И хотя бы одно то, что на твоей одежде нет брызг крови и прочих следов сражения, кроме совсем свежих, полученных, когда тебя пеленали, легко доказывает: в случившемся на поляне ты не участвовал.

— Когда ты вернулся, все были мертвы?

Он кивнул, сглатывая слюну и морщась так, будто она вдруг оказалась горче полыни.

— И лежали так, как лежат сейчас?

— Да.

— А убийца?

— Его здесь не было.

— Сколько времени прошло с того мига, как ты услышал крик, и до того момента, когда оказался на поляне?

— Немного. Одна минута. Может, две. Я бежал.

Пожалуй, не врёт. Будь он дальше, не слышал бы ни шума спора, ни крика. Но уложить за столь короткий промежуток столько человек… Надо быть очень быстрым и умелым. Или очень сильным.

Я снова прошёлся вдоль мёртвых тел, присматриваясь повнимательнее.

Женщину определённо убили ударом в голову. Девочке разорвали грудь наискось от правой ключицы. Таким движением, будто убийца отмахивался. Мол, отойди в сторону, глупая, ты мне мешаешь. И не рассчитал приложенной силы. Проводник лежал странно скрючившись. Бился в судорогах, прежде чем умереть? Да ещё пальцы впились в землю. Такое бывает, когда испытываешь сильную боль. И мне не нравится, как выглядит его поясница. Не может она изогнуться под таким острым углом. Позвонки не позволят. Если только связки между ними не порваны.

Я присел на корточки, вытянул охотничий кинжал из ножен на поясе проводника и взрезал одежду. Да, кто-то сломал бедняге позвоночник. Но, видимо, обездвижил только наполовину, поскольку тот продолжал дёргаться. Недолго. Скажем, ещё один вдох, пока убийца не отправил свою жертву в мир иной новым ударом всё по тому же позвоночнику, только в верхней его части. Шейной.

А вот с солдатским костяком всё в порядке. Горло вырвано и всё. Даже видны концы опустевших соломинок кровеносных сосудов. И солдат, в отличие от проводника, пытался сопротивляться. По крайней мере, успел вынуть свой нож. Но добраться им до противника не смог: лезвие чистое, без единой капельки крови.

Кто-то хорошо здесь поработал. Быстро. Надёжно. Грязновато, но с кем не бывает? Он уже вполне мог успеть сменить одежду и уйти далеко-далеко отсюда. Если бы умел думать. А Дерк, судя по рассказам Ньяны, в сём искусстве не преуспевал. Но лишь до недавнего времени, как выяснилось минутой спустя.

Он возник на краю поляны, не потревожив ни единой веточки ни под ногами, ни на голых кустах. Собственно, я и заметил его появление, только услышав позади себя сдавленный вздох защитницы и подняв взгляд. Да, парень дюжий. Мыслей в голове нет, зато руки большие, сильные и… Натруженные. На костяшках кожа содрана. Ногти чёрные, но той самой ржавой чернотой, что оставляет запёкшаяся кровь. Ну что ж, вот и наш убийца, собственной персоной?

— Дерк… Где ты был?

Не самый подходящий ко времени и месту вопрос, но другого так быстро не нашлось. А тот, что прозвучал из уст Ньяны, даже лучше, ведь парень её знает.

— Я хотел защищать!

Славно сказано. С тем самым напором и горячностью, которую очень любят в будущих солдатах командиры.

— Кого, Дерк?

Второй вопрос ушёл в ту же пустоту, что и первый: блеклые серые глаза даже не мигнули.

— Я хотел защищать.

— Соечка по тебе тревожится. Почему ты не вернулся домой?

— Я хотел защищать. И я… защитил?

Теперь спрашивал он, но не у Ньяны, не у меня и ни у кого из живых людей, присутствующих на поляне. Дерк спрашивал у мёртвых.

— Вот что, парень… — Старший патрульный, видимо, решил, что мы и так потеряли слишком много времени, чтобы продолжать тратить его на полоумного пастуха. — Хватит валять дурака. Ты убил их?

— Я должен был защитить. — Взгляд рыжего медленно переместился по кругу, от одного тела к другому. — Они угрожали.

Любопытно, кто, кому и в какой последовательности, но вряд ли пастух об этом расскажет. Впрочем, я и сам могу предположить. Только надо встать и выпрямиться, чтобы выглядеть внушительнее.

— Всё началось с того мужчины, а, Дерк? Он первый начал спорить. Даже кулаки сжал, наверное, уж настолько был недоволен.

— Я должен был защитить.

— Ты и защитил. Солдата. А чем помешала женщина? Наверное, громко закричала. А тебе не понравился её крик, верно?

— Я защищал.

— Конечно. Девочка тоже путалась под ногами. А солдат? Почему умер он? Ведь ты же должен был защищать как раз его. А, Дерк?

— Я защищал. Ты нападаешь. Так же как он. Я защищаю. Дерка.

Обычно всегда заметно, когда противник собирается атаковать. По движениям, становящимся скупыми. По напряжению мышц, различимому даже под одеждой. По взгляду. Я думал, что хоть чему-то научился за время службы, однако простой деревенский дурачок положил все мои знания и умения на обе лопатки.