Полураспад - Зорич Александр - Страница 15

Да и устал я бегать, родная…

Я высадил в химеру полный магазин «калаша».

Это ее не остановило.

Бросил РГС-2.

Увы, это самопальная, весьма громоздкая ручная граната. Бросить ее с приемлемой точностью весьма непросто.

Температура в объеме нескольких десятков кубических метров вокруг точки инициации гранаты рывком поднялась до полутора тысяч градусов по Цельсию.

Вспыхнула трава. Заклубилась белесыми облачками выпаренная из почвы влага.

Загорелись воздушные корни, листья, какая-то неведомая мне отвратная начинка тех кусков красного висельника, которые химера тащила за собой.

Вспыхнули задние лапы химеры.

Такого страшного рева я не слышал уже давно.

Возможно, даже никогда в жизни.

Увы, монстр продолжал движение и был уже в считанных метрах от нас.

— Стреляйте! Стреляйте же! — блажил Тигрёнок, выпучив свои детские глазенки.

Ощущая себя никчемным деревянным Буратино, я каким-то механическим, как говорят, «деревянным» движением сменил магазин автомата, вскинул его к плечу, спустил курок.

«Зачем? Зачем… я… это делаю? Эту тварь… тридцать пуль… не остановят. Не… остановят, — колотились в моей голове, в такт биениям автомата, быстрые, обжигающе-горькие мысли. — Нет времени. Времени нет. Еще бы один магазин. Один магазинчик! Успеть бы в нее всадить! Был бы со мной Тополь… Эх, Тополь… Мы бы с тобой… Вон, в прошлом-то году? Сколько бандитов положили? Серьезных, матерых бандитов. А все потому, что вместе были. Работали как две руки одного тела…». И тут до меня кое-что вдруг дошло.

«Что-то больно много я всего передумать успел», — вот что до меня дошло.

Длинноват внутренний монолог получился для тридцати пуль, которые покинули ствол моего автомата за три секунды. А я стою, бормочу что-то…

Три секунды?

Воздух был густ, как кисель. Химера находилась близко, невероятно близко, но теперь она двигалась как в замедленном кино. Более того: и несколько моих пуль в полете так замедлились, что я их увидел. Они сблизились с химерой и прошли над самой ее головой.

Неудивительно. В финале длинной очереди пули почти всегда уходят выше цели.

Ничего не понимая и не желая понимать, я вновь сменил магазин.

Если судьба (Или Бог? Или Хозяева Зоны? Или кто?) дарит мне шанс, я обязан его использовать.

Я прицелился как мог тщательно в огромную дыру, которая была прожжена в шкуре между мордами химеры пищеварительным соком красного висельника.

Нажал курок и сразу же отпустил. «Пах-пах», — сказал автомат.

Нажал курок. Отпустил. «Пах-пах-пах».

Я бил практически в упор. Промахов почти не было.

Одну за другой я методично всаживал пули в дыру.

В замедленном кино летели клочья химерической некроплоти. Били тугие струи черной крови. Где-то в глубине организма химеры двигались мои пули, ломая кости, разрушая жизненно важные органы.

Химера завалилась набок, когда нас разделяли четыре шага. Которые она преодолела бы за полсекунды.

Полсекунды нормального, «жидкого» времени.

Глава 7. В гостях у Мисс-86

Поскрипев тормозами, электричка остановилась на платформе с надписью «Обнинск».

Ваш Комбат, на себя обычного совсем не похожий, поставил пустую баночку из-под пива у серой выгородки тамбура.

Двери рывком распахнулись в пасмурный майский день.

И я, повесив на плечо видавшую виды спортивную сумку с надписью «Eurovision-2023», сошел по ступенькам на платформу.

Огляделся.

Обнинск дохнул мне в лицо сыростью и лесом. А еще пахло гудроном, которым поливают шпалы.

Платформа быстро пустела — пассажиры, покинувшие ту же, что и я, электричку, деловито спешили по своим делам. Лишь я стоял возле путей, такой раздумчивый.

«Совсем ты, Комбат, с ума сбесился, если приехал черт знает куда на встречу с этой полуфантастической лаборанткой Лидочкой Ротовой, наплевав на заветы великой Птицы Обломинго», — сказал себе я глумливым голосом своего друга Тополя, в тот момент находившегося на таиландском курорте в обществе бывшей жены минигарха Юлии.

«Да, сбесился. А что мне делать-то ещё, а?» — ответил сам себе.

Гостиница «Юбилейная» была старым, дешевым двухзвездочником, единственным достоинством которого было его центровое расположение.

Я снял дешевый «стандарт» и поднялся в свой номер. Номер оказался с видом на привокзальную площадь — прямо скажем, не самую впечатляющую достопримечательность.

На душе у меня было тревожно. В паспорте дожидался своего часа согнутый вдвое листок бумаги для записей.

На нем был начертан адрес и два телефона — мобильный и домашний.

«Ротова Лидия Станиславовна», — почерк у Синоптика был детским, корявым, с сильным наклоном назад.

Да оно и понятно, гений коммутации Синоптик наверняка пишет своими белыми ручками крайне редко, предпочитая всё-всё-всё печатать на принтере. Непонятно только, почему он адрес Лидочки не напечатал.

Принтер сломался, видать.

«Она почти совсем не изменилась», — подумал я.

Передо мной распахнулась тяжелая, обитая синим дерматином дверь, и женщина лет сорока со стрижкой «под пажа», белым печальным лицом и густыми, загнутыми кверху угольно-черными ресницами поприветствовала меня приветливой и чуточку надмирной улыбкой.

Умом я понимал, что моей Мисс-86 должно быть уже под шестьдесят. Но на вид больше сорока дать ей было никак невозможно!

Я не мог взять в толк, что оказалось для ее молодости более важным — то, что она, как и я, побывала в аномальной «воронке», или то, что она, судя по всему, женщина небедная, а значит, весь ассортимент современной индустрии красоты — ну я не знаю там, ботоксы, пластические операции, живительные уколы и прочие «спа» и «пилинги» (что бы эти слова ни значили) — он весь на службе у ее прекрасного лица.

В ту секунду я мысленно решил называть ее про себя по-прежнему Лидочкой.

— Комбат… это… вы? — смиряя удивление, проговорила Лидочка, заправляя за ушко локон.

— Это невероятно, но факт, Лидия Станиславовна! — Я галантно склонил голову.

— Ну… заходите, ежели пришли!

Через хорошо отремонтированную прихожую — на полу бразильский орех, твердое дерево впечатляющей цены, стены обиты белой пробкой — мы прошли на кухню. И она предложила мне место в плетеном ротанговом кресле.

Я затребовал кофе. С коньяком.

Пока Лидочка Ротова варила его, стоя ко мне спиной, я имел возможность беззастенчиво прийти к выводу, что фигура у Лидочки хуже не стала — та же осиная талия, те же точеные ножки, та же грудь, приятновысокая… Интересно, у нее есть дети?

Вначале я хотел спросить ее об этом — ну, для затравки разговора.

Но потом одернул себя. Для нас, чернобыльских (а я ее тоже причислял к «нам»), это слишком щекотливый вопрос. Еще начнет тут рыдать…

Чтобы я не скучал, пока она собирает на стол, Лидочка протянула мне пульт телевизора, висевшего на стене. Я нажал на красную бусину включения.

На канале «Ретро» одутловатый немолодой певец с гитарой затянул: «Пройду по Абрикосовой, сверну на Виноградную…»

— Ах! Антонов! Вот уже тридцать лет обожаю его! — всплеснула руками Лидочка.

И наша совместная прогулка по аномальным Касьяновым топям вновь встала передо мной как наяву.

— Вы извините, что я такая нервная, Володя. Завтра Тата приехать должна… Я уже две недели готовлюсь. Даже гардины новые купила и обои переклеила…

Тата у меня в Ростове-на-Дону живет. В аспирантуру только что поступила. Физику плазмы изучает… Сообразительная — страсть. Не чета мне, если по совести.

— Тата — ваша дочка?

— Да. Она очень похожа на меня, — ответила Лида, протягивая мне фотографию в деревянной рамке. — На ту меня, которую вы… знали. Там, в Зоне.