Наследница Ингамарны (СИ) - Зорина Светлана - Страница 112

— Ты же знаешь: судьба — это загадочное переплетение божественной воли и человеческой. Ты хочешь, чтобы Сагаран вернулся? Он будет твоим первым сыном. На этот раз его нафф вольна сама выбрать себе очередное пристанище. Каждый платит свои долги, и порой не в одной, а в нескольких жизнях. Он расплатился. Всё тяготевшее над ним зло сгорело вместе с его земным телом. Огонь очищает всё.

— Его земное тело, — прошептала Гинта. — Оно было прекрасно.

— Зато оно не успело увянуть. Увы, плотная материя не может быть вечной. Оболочка сгорела. Остался высокий огонь. Передай его своему сыну.

Глава 15. Прогулки в горах

— Выходит, Симмар обосновался в горах…

На лице деда было написано недоумение.

— Бог позвал его туда. А что тебя удивляет? Там прекрасная долина, он может охотиться. До Улламарны недалеко.

— Да, но… Будут ли люди ходить в это святилище?

— Но я же там побывала и…

— Я имею в виду нормальных людей.

— Дед, я очень рада, что ты не разучился шутить. В последнее время нам было не до шуток… А если серьёзно… Кто не хочет ходить туда, пусть ходит к Амиту. Симмар из отшельников, ему не надо, чтобы вокруг него толпился народ. Зато бог говорит с ним чаще, чем с другими огненными тиумидами. К нему пойдут. Те, кому это действительно понадобится. И вообще… Пора бы нам избавиться от этого страха перед горами. Может, конечно, горные божества и коварнее лесных, и даже водяных, но похитить нао они могут только в том случае, если ты выйдешь в наому. В конце концов, святилища Хонтора и ханнов тоже в горах…

— На горных склонах, — уточнил дед. — Это близко и невысоко. И горных тиумидов у нас почти так же мало, как и водяных.

— То-то и оно. Кого не любим, того и боимся. А зря. Мой отец не был ни нумадом, ни колдуном, но он не побоялся подняться на ингалиновые луга.

— Теперь и ты туда полезешь?

— Может быть. Вокруг слишком много загадок…

— И конечно же, именно ты должна их все разгадать.

— Насчёт всех не знаю, но, думаю, кое-какие мне по зубам. Не бойся за меня, дедушка. Я ведь не одна.

— «Не одна»… Юная отшельница со зверем. Ладно — Симмар. Одиночество — удел предсказателей, а ты нужна людям.

— Я знаю.

В Ингамарне собрали третий урожай сарана. Потом пришёл праздник Сантамун — самое длинное в цикле полнолуние Санты. Местная молодёжь всю ночь веселилась в поле У Большой Арконы. Только Гинта ушла в лес и танцевала одна на залитой ярким лунным светом лужайке среди акав. Синг лежал под деревом. Его глаза сияли в полутьме, как две маленькие луны.

Под утро Гинта забылась сном, прислонившись к тёплому боку зверя. Ей снился валлонский бог. Он смотрел на неё сквозь ветви акавы своим странным невидящим взглядом, от которого в душу проникал обжигающий холод. Огромные прозрачные глаза были словно подёрнуты льдом, на бледных губах застыла растерянная улыбка. Даарн прав, его нельзя не любить. Его любят, им восхищаются… Но почему он такой беззащитный?

«Жаль, что он не видел, как ты танцевала», — сказал Синг, когда она проснулась.

«Кто?»

«Тот, о ком ты часто думаешь. Я не знаю, кто он такой, но, по-моему, ты думаешь о нём почти так же, как я о Наутинге. Ведь ты постоянно хочешь его видеть и делаешь его из воздуха…»

«А кто такая Наутинга?»

«Моя подружка. Она харгалиха. Мы встретились в том лесу, что на горах».

«Так вот ты где пропадал столько времени! А почему ты её так называешь?»

«Потому что она голубая и серебряная. Очень красивая».

«Сингалихи тебя не устраивают?»

«Но тебя же не устраивают сантарийские юноши».

«Я их тоже».

«Значит, они глупые. Или ты сама не хочешь… Ведь ты же не захотела для них танцевать. А ты здорово танцевала. Мне даже захотелось тебя съесть».

«Вот спасибо!»

«Да, это опасно — так танцевать, — помолчав, промолвил зверь. — Ты права, что не пошла туда, где все. Ты должна подружиться с Наутингой. У вас с ней похожие мысли».

«Что-о?»

«Я, конечно, не все твои мысли понимаю, но я чувствую… Она говорит о ком-то, похожем на того, кого ты делаешь из света и воздуха. Наутинга часто думает о человеческом детёныше, которого любила больше, чем своих собственных. Он погиб или пропал, она сама не знает. Она не смогла его защитить и до сих пор страдает. Это случилось, когда снег лежал не только высоко в горах, но и здесь, внизу, и было темно. Её тогда ранили, она чуть не умерла. Наутинга приползла к одному человеку. Он живёт в горах. Этот человек вылечил её. Наутинга до сих пор к нему приходит. Я тоже у него был».

«И он не испугался?»

«Вот ещё! Меня же тут все знают».

Человек, о котором говорил Синг, оказался горным тиумидом. Его звали Тамрат. Жил он в одном из сёл Хаюганны, но большую часть времени проводил в горах. Святилище Хонтора находилось в глубокой пещере, совершенно скрытой от постороннего глаза густыми зарослями хаганы. Этот хвойный кустарник был родственником хага и покрывал склоны гор там, где леса уже по сути кончались. Хагана росла и на голых камнях. Она упорно карабкалась вверх, словно пытаясь покорить вершины, и её синеватые узоры очень красиво смотрелись на светлых турмовых скалах.

Изнутри святилище было отделано голубым диурином, у алтаря стояли изваяния Хонтора и его священного зверя — харгала. Старый тиумид встретил Гинту сдержанно, но чувствовалось, что он ей рад.

— Здесь мало кто бывает. Хоть и невысоко, а всё равно… Не любят люди гор. А я помню твоего отца, аттана Гинта. Однажды он принёс мне целого турна. Он был одним из немногих, кто не боится охотиться в горах. Он был красив, как бог. Когда он пришёл сюда первый раз, я едва не решил, что ко мне явился сам Хонтор. А ты здесь случайно не охотишься?

— Нет, Тамрат. Инвиры и саммины предпочитают не убивать. Просто Синг решил познакомить меня со своими новыми друзьями — с тобой и с Наутингой.

— С кем? А-а, вот ты про кого… Она иногда приходит, — улыбнулся тиумид. — Очень умный зверь. Судя по всему, она привыкла к людям и не перестала доверять им даже после того, как они с ней обошлись. Зимой, в начале Божественной Ночи, она приползла сюда, раненая из кесты.

— Из кесты? Значит, здесь были валлоны!

— Не обязательно. В последнее время кесты есть и у сантарийцев. Этой зимой здесь творилось что-то странное. Однажды ночью я увидел огни на склонах гор. Далеко отсюда, вон там, на востоке. Было темно, и я больше ничего не смог разглядеть. Потом что-то гремело — как будто обрушивались огромные каменные глыбы. Тоже где-то далеко… И, по-моему, высоко. А утром к святилищу проползла раненая самка харгала. Видимо, её привлёк свет. Я зажёг весь диурин, какой тут только есть, и развёл костёр. В период Божественной Ночи здесь, в горах, страшновато.

— А больше ты ничего тогда не заметил? Кроме огней и шума…

— Нет. Я подумал, кого-то ищут. Может, кто заблудился. После ничего подобного не повторялось, и до меня не доходило никаких слухов о пропавших. Ну, думаю, наверное, нашли, раз всё тихо. Меня только зверюга эта удивила. Она явно привыкла к людям, а я что-то не помню, чтобы у нас кто-нибудь приручал харгалов.

Наутингу они на этот раз не встретили, и Синг был ужасно сердит. Через несколько дней встреча всё же состоялась. Гинта ещё никогда не видела харгалов так близко. Шерсть у Наутинги была длиннее и пушистее, чем у Синга. Девочку поразил серебряный узор, проступающий на голубоватой шкуре харгалихи. Это действительно очень красиво смотрелось, особенно при ярком солнечном свете.

В отличие от Синга его подружка была обычным зверем. Она не знала человеческого языка и обладала гораздо менее развитым умом. Она понимала Гинту хуже, чем та её, однако очень быстро к ней привязалась. Гинта умела ладить со всякими животными, и они её не боялись, но эта харгалиха производила впечатление ручной. У неё когда-то был двуногий друг, и она до сих пор по нему тосковала. Наутинга помнила и других людей. К одним она относилась с симпатией, к иным равнодушно, а кое-кого ненавидела. Гинту потрясла реакция харгалихи на наом валлонского бога. Наутинга бросилась к нему и ужасно удивилась, что не может его ни лизнуть, ни понюхать. Она села возле светящейся бесплотной фигуры и тихонько, жалобно завыла.