Седьмой сын - Кард Орсон Скотт - Страница 46

– Это случилось вечером того дня, когда на Элвина упала балка, – ответил Сказитель. – Элвин пообещал Сияющему Человеку, что никогда не воспользуется своим даром ради собственной выгоды.

– Но, Элвин, – сказала Вера, – это ж не ради того, чтоб разбогатеть. Ты спасаешь себе жизнь.

Мальчик поморщился, борясь с очередным приступом боли, и помотал головой.

– Пожалуйста, оставьте нас наедине, – попросил Сказитель. – На пару минут, чтобы я мог перемолвиться с мальчиком.

Не успел Сказитель договорить, как Миллер уже вытолкал из комнаты Веру и Дэвида и вышел сам.

– Элвин, – произнес Сказитель. – Ты должен выслушать меня, выслушать внимательно. Ты знаешь, я не стану лгать тебе. Клятва – ужасная вещь, и я бы никогда не посоветовал человеку отступиться от данного слова, даже ради спасения жизни. Поэтому я не буду убеждать тебя использовать силу себе на благо. Ты слышишь меня?

Элвин кивнул.

– Но сам подумай. Вспомни Разрушителя, идущего по миру. Никто не видит его, а он тем временем делает свое дело, разрушает и уничтожает. И никто не способен справиться с ним, кроме одного маленького мальчика. Кто этот мальчик, Элвин?

Губы Элвина чуть-чуть двинулись, как бы произнося слово, хотя не раздалось ни звука: «Я».

– И этому мальчику была дана сила, которую он сам понять не может. Сила создавать, препятствуя врагу. Больше того, Элвин, ему было дано желание создавать. На каждый шаг Рассоздателя мальчик отвечает маленьким творением. А теперь скажи мне, Элвин, те, кто помогает Рассоздателю, – враги они или друзья человечеству?

– Враги, – беззвучно прошептали губы Элвина.

– Стало быть, раз ты помогаешь Рассоздателю уничтожить его самого опасного противника, ты – враг всему живому.

Мальчик издал страдальческий стон.

– Ты все переиначиваешь, – сказал Элвин.

– Наоборот, я разъясняю, – ответил Сказитель. – Ты дал клятву никогда не использовать дар на собственное благо. Но от твоей смерти выиграет один Рассоздатель, а если же ты выживешь, если нога заживет, все человечество ощутит добро, сделанное тобой. Нет, Элвин, ты излечишь себя ради нашего мира, вот в чем дело.

Элвин заплакал – сейчас ему куда большую боль причиняли страдания души, нежели боль тела.

– Ты дал клятву. Никогда не пользоваться даром ради собственной выгоды. Так почему бы не принести еще одну клятву, Элвин? Поклянись, что посвятишь всю свою жизнь борьбе с Разрушителем. И если ты выполнишь эту клятву – а ты ее выполнишь, Элвин, потому что умеешь держать слово, – если ты ее сдержишь, значит, спасение собственной жизни пойдет на благо других людей.

Сказитель стал ждать. Прошло довольно много времени, прежде чем Элвин наконец еле заметно кивнул.

– Клянешься ли ты, Элвин-младший, посвятить жизнь борьбе с Рассоздателем, будешь ли творить только добро и справедливость, восстанавливая наш мир?

– Да, – прошептал мальчик.

– Тогда, чтобы исполнить данную тобой клятву, ты должен исцелить себя.

Элвин схватил Сказителя за руку.

– Но как? – спросил он.

– Этого я не знаю, малыш, – покачал головой Сказитель. – Секрет владения силой ты должен найти внутри себя. Я могу лишь посоветовать не отступать до последнего, иначе враг одержит победу, и мне придется закончить историю на том, как тело твое опустили в могилу.

К удивлению Сказителя, Элвин улыбнулся. Затем Сказитель понял смысл шутки. Его история так и так закончится на кладбище, что бы сегодня ни произошло.

– Да, ты прав, малыш, – согласился Сказитель. – Но мне хотелось бы написать еще пару-другую страниц в Книге Элвина, прежде чем поставить последнюю точку.

– Я постараюсь, – прошептал Элвин.

Если он постарается, то практически наверняка достигнет успеха. Неведомый защитник-покровитель не для того охранял Элвина десять лет, чтобы позволить ему так просто умереть. Сказитель не сомневался: Элвину достанет сил излечить себя – главное, чтобы он нашел способ, как это сделать. Его тело было сложнее обыкновенной скалы. Но чтобы выжить, он должен узнать тропки собственной плоти, зарастить трещины в костях.

Кровать Сказителю устроили в большой комнате. Он было предложил лечь спать на полу у кровати Элвина, но Миллер покачал головой и ответил:

– Это мое место.

Сказитель долго крутился с боку на бок, но сон не шел. Посреди ночи он наконец не выдержал, зажег лампу лучиной из очага, накинул куртку и вышел на улицу.

Ветер яростно набросился на него. Надвигалась буря и, судя по запаху, витавшему в воздухе, несла снег. В большом сарае беспокойно перекликались животные. Сказитель вдруг подумал, что, может быть, не он один гуляет сегодня ночью. В тенях могли затаиться краснокожие, могли бродить среди пристроек фермы, следя за ним. Он вздрогнул и усилием воли прогнал страх. Слишком холодно сегодня. Даже самые кровожадные, больше всех ненавидящие бледнолицых чоктавы и крики, живущие на юге, не такие дураки, чтобы бродить по лесу, когда вот-вот разразится буря.

Вскоре с неба повалит снег, первый за эту осень, но быстро он не стает. Сказитель чувствовал: снежить будет весь завтрашний день, потому что воздух, идущий за бурей, был еще холоднее. Снежинки будут пушистыми и сухими, такой снегопад длится час за часом, все выше громоздя сугробы. Если бы Элвин не поторопил их, настояв доставить жернов за один день, им пришлось бы тащить камень сквозь пургу. Пробираясь через грязь и слякоть. И переломанной ногой дело бы не обошлось.

Сказитель сам не заметил, как добрел до мельницы. Он очнулся от раздумий, стоя у жернова. Камень казался неимоверно огромным, даже невозможно было представить, что кто-то смог поднять его. Сказитель снова дотронулся до верхней части жернова, осторожно, чтобы не порезаться. Пальцы пробежались по глубоким нарезкам-желобам, в которых будет скапливаться мука, когда большое водяное колесо закрутится и стронет с места малый жернов. Так же степенно крутится Земля вокруг Солнца, год за годом, перемалывая время в пыль, как мельница превращает зерно в муку.

Он внимательно осмотрел пол, там, где земля подалась под весом жернова, заставив его перевернуться и чуть не убив мальчика. Дно выемки поблескивало в свете лампы. Сказитель сел на корточки и дотронулся до блестящей поверхности пальцем: с полдюйма воды. Она, должно быть, давно собралась под землей, подмыв ее изнутри. Так, чтобы сверху ничего не было видно. Чтобы немедленно провалиться, когда что-нибудь большое попробуют прокатить по мельнице.

«Ага, Рассоздатель собственной персоной, – подумал Сказитель. – Наконец-то ты проявился, но я построю вокруг тебя крепкие стены, и ты никогда не выберешься из своей тюрьмы». Но, как странник ни напрягал зрение, он так и не увидел дрожащего воздуха, о котором упоминал седьмой сын Элвина Миллера. В конце концов Сказитель поднял с полу лампу и покинул мельницу. С неба падали первые снежинки. Ветер почти утих. За какие-то секунды снегопад усилился настолько, что в свете лампы затанцевали целые рои снежинок. К тому времени, как Сказитель добрался до дома, землю покрыл серый налет снега, а лес совсем исчез за снежным покрывалом. Странник зашел в дом, не снимая ботинок, упал на свое ложе у очага и быстро заснул.

12. Книга

В очаге день и ночь полыхал огонь, и камни настолько раскалились, что светились от жара; воздух в комнате Элвина был сух и горяч. Мальчик без движения лежал на постели, правая нога, обмотанная тяжелыми бинтами, словно якорь, приковывала его к постели. Остальное тело казалось невесомым, оно плавало, ныряло, перекатывалось, ныло. Голова кружилась.

Но ни веса ноги, ни головокружения Элвин не замечал. Его врагом была боль, постоянные приступы мешали сосредоточиться на задаче, поставленной перед ним Сказителем: излечить себя.

И в то же самое время боль была ему другом. Она возвела вокруг него настолько высокие стены, что он даже не осознавал, где находится, – лишь краем разума он продолжал отмечать, что лежит в каком-то доме, в какой-то комнате, в какой-то постели. Внешний мир мог гореть ярким пламенем, рассыпаться в прах – он бы этого не заметил. Сейчас Элвин исследовал внутренний мир.