Седьмой сын - Кард Орсон Скотт - Страница 36

Элвин подпрыгнул, как пружинка, вцепился страннику в тяжелый рукав и чуть ли не поволок его по тропинке обратно к дому.

– Так пойдем же быстрее!

Элвин понятия не имел, то ли Сказитель решил вообще не идти в церковь, то ли начисто забыл, где им нужно сейчас находиться, – как бы то ни было, подобный исход Элвина вполне устраивал. Воскресный денек, в который не нужно идти в церковь, вовсе не так уж плох и стоит того, чтобы жить. А если прибавить к этому истории Сказителя и целое предложение, занесенное в книгу рукой самого Творца Бена, то вообще получается идеально прожитый день.

– Не спеши ты так, парень. Не волнуйся, умирать я пока не собираюсь, да и ты вроде тоже, а для рассказа потребуется время.

– Франклин написал о собственном творении? – спросил Элвин. – О самом важном творении в его жизни?

– Где-то так.

– Я знал, я знал! Это очки с двумя линзами? Или плита?

– Люди все время твердили ему: «Бен, ты истинный Творец». Только он всегда отрицал это. Как не соглашался с теми, кто называл его волшебником. «Не умею я пользоваться всякими скрытыми силами, – говаривал он. – Я просто беру отдельные части и складываю их так, как никто до меня не складывал. Я не первый изобрел плиту. И очки существовали задолго до того, как я сделал свою первую пару. На самом деле я ничего в своей жизни не сотворил, как это пристало настоящему Творцу. Я принес вам очки с двумя стеклами, а Творец подарил бы новые глаза».

– Он действительно считал, будто ничего в своей жизни не сделал?

– Однажды я задал ему такой же вопрос. В тот самый день, когда начал писать свою книгу. Я спросил его: «Бен, какое твое самое важное творение в жизни?» Он начал было отнекиваться, мол, не было ничего такого, но тогда я сказал ему: «Бен, да ты сам не веришь в это, как не верю я». И он ответил: «Билл, ты видишь меня насквозь. Действительно, кое-что я сделал, и это самое важное мое творение, самое важное творение, что я когда-либо видел».

Сказитель замолк, шаркая вниз по склону и разбрасывая шепчущие под ногами сухие листья.

– Ну, не тяни, что же это?

– А ты не хочешь подождать? Придешь домой да сам прочтешь.

Элвин страшно разозлился, он сам не понимал, насколько рассердился.

– Терпеть не могу, когда знают и не говорят!

– Эй-эй, не надо так злиться, парень. Скажу я тебе, куда ж денусь. Вот что он написал: «За свою жизнь я создал только одно – американцев».

– Чушь какая. Американцы сами рождаются.

– Да нет, Элвин, ошибаешься. Рождаются дети. Как в Англии, так и в Америке. Появиться на свет не означает стать американцем.

Элвин секунду поразмыслил над этим.

– Чтобы быть американцем, нужно родиться в Америке.

– Ну, в чем-то ты прав. Но пятьдесят лет тому назад ребенка, родившегося в Филадельфии, не называли американцем. Он был пенсильванцем. А тот, кто рождался в Нью-Амстердаме, звался бриджем, тот, кто в Бостоне,

– янки. В Чарльстоне на свет появлялись якобинцы, роялисты и прочие им подобные.

– Дети как рождались, так и рождаются, – пожал плечами Элвин.

– Все правильно, но теперь они немного другие. Все эти прозвища, как посчитал старик Бен, разделяют нас на виргинцев, оранжцев, родосцев, на белых, черных и краснокожих, на квакеров, папистов, пуритан и просвитериан, на голландцев, шведов, французов и англичан. Старик Бен подметил, что виргинец никогда не доверится человеку из Неттикута, а белый – краснокожему. Потому что они различны. И он сказал себе: «Столько всевозможных названий нас разделяет, почему бы не найти хотя б одно, которое будет связывать?» Он долго перебирал всевозможные слова, которые использовались тогда. Колонисты, к примеру. Но, назвавшись колонистами, мы бы постоянно вспоминали о Европе, да и, кроме того, краснокожие никакие ведь не колонисты! Как и чернокожие, которые прибыли в эту страну рабами. Оценил проблему?

– Он хотел, чтобы мы все назывались одинаково, – кивнул Элвин.

– Именно. У нас была всего одна общая черта. Все мы жили на одном и том же континенте. В Северной Америке. Вот он и придумал назвать нас североамериканцами. Но это слишком длинно. Так что остались просто…

– Американцы.

– Это имя одновременно принадлежит рыбаку, живущему на иссеченном побережье Западной Англии, и барону, правящему рабовладельческим хозяйством в южно-восточной части Драйдена. Им может назваться как вождь могавков из Ирраквы, так и торговец-бридж из Нью-Амстердама. Старик Бен знал, что, как только люди начнут называть себя американцами, мы станем единой нацией. Не осколками усталых европейских держав, а единой нацией, поселившейся на новых землях. Поэтому он стал прибегать к помощи этого слова во всех своих статьях. «Альманах простака Ричарда» постоянно твердил: американцы то, американцы это. Кроме того, старик Бен принялся рассылать по всей стране письма, убеждая, что конфликт о наследовании земель есть проблема, которую американцы должны решать вместе. Европейцы никогда не поймут, что нужно американцам, чтобы выжить. Почему тогда американцы должны погибать в европейских войнах? Почему наши родные суды должны решать дела жителей Америки, руководствуясь законами Европы? Спустя пять лет каждый поселенец от Новой Англии до Якобии хотя бы отчасти, но считал себя американцем.

– Это всего лишь слово.

– Этим словом мы себя зовем. Любой человек на этом континенте может назваться американцем, если захочет. Старик Бен изрядно потрудился, чтобы включить в общность американцев как можно больше людей. Занимая должность заурядного почтмейстера, он в одиночку создал целую нацию. Пока король правит роялистами на юге, лорд-протектор насаждает законы в северной Новой Англии, а разделяет их Пенсильвания, ничто не сможет удержать грядущие войну и хаос. Старик Бен хотел предупредить грозящую нам смерть, и для этого он изобрел американцев. Именно он внушил страх Новой Англии, заставив ее поосторожнее обращаться с Пенсильванией. Именно он заставил роялистов отступить и искать поддержки Пенсильвании. В конце концов, именно он призвал к Всеамериканскому Конгрессу, чтобы разработать единую торговую политику и установить единые законы.

– Как раз перед тем как вызвать меня из Англии, – продолжал Сказитель, – он составил «Американское Соглашение», которое подписали семь колоний. Как ты понимаешь, это было вовсе нелегко – а сколько спорили о количестве штатов и их границах! Голландцы не дураки, они видели, что англичане, ирландцы и шотландцы как иммигранты значительно преобладают над голландской частью населения, так что им вовсе не хотелось терять свои голоса – поэтому старик Бен позволил им разделить Нью-Нидерланды на целых три колонии, чтобы обеспечить голландцам равную долю голосов в Конгрессе. Чтобы уладить другой спор, от Новой Швеции и Пенсильвании пришлось отделить Сасквахеннию.

– Но получается всего шесть штатов, а их семь, – вспомнил Элвин.

– Старик Бен настоял, чтобы в «Соглашение» седьмым штатом была включена Ирраква. Определение четких границ этого штата и полная независимость краснокожих – такие он выставил условия. Нашлось, конечно, много недовольных, которые желали, чтобы американцы стали нацией исключительно белых людей, но старик Бен и слышать об этом не захотел. «Сохранить мир мы можем только в том случае, – сказал он, – если все американцы станут равными друг перед другом». Вот почему его «Соглашение» запрещает всякие виды рабства. Вот почему его «Соглашение» не объявляет превосходства какого-нибудь одного вероисповедания над всеми остальными. Вот почему «Соглашение» не дозволяет правительству затыкать рты выступающим. Белые, черные и краснокожие; паписты, пуритане и пресвитериане; богатые, бедняки, нищие и воры – все мы живем по одним законам. Мы стали единой нацией, которую создало одно единственное слово.

– Американцы.

– Теперь ты понимаешь, почему он назвал американцев своим самым великим деянием?

– По-моему, «Соглашение» куда важнее.

– «Соглашение» – это набор фраз. А словосочетание «американский народ» стало идеей, которая породила эти фразы.