Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Кард Орсон Скотт - Ксеноцид Ксеноцид

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Ксеноцид - Кард Орсон Скотт - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

Возможно, когда-нибудь он и вернется, и тогда его встретят все те же океаны, льды, штормы, рыба и те невообразимо прекрасные зеленые летние луга. Вот только его экипажи давным-давно уже уйдут… Уже ушли. Люди, которых он знал лучше собственных детей, лучше, чем жену – эти люди уже постарели на пятнадцать лет. Когда же он вернется – если только вернется – пройдет еще сорок. На шхунах будут плавать их внуки. И они забудут имя Якта. Для них он будет всего лишь чужим арматором, не моряком, не человеком, руки которого хранят запах и желтую кровь скрики. Он уже не будет одним из них.

Потому-то, когда жаловался, что о нем забывают, когда шутил, что им не удается остаться одним, дело было вовсе не в подколках стареющего мужа. Осознавал он это или не осознавал, но Валентина понимала истинное значение его предложений: раз уж я так много отдал ради тебя, не дашь ли ты мне чего-то взамен?

И он был прав. Валентина работала больше, чем это было необходимо. Отдавалась делу больше, чем следовало бы… и от него тоже требовала слишком многого. И не важно, сколько мятежных текстов напишет Демосфен за время путешествия. Гораздо важнее было, сколько людей прочтет их и поверит им, сколько из них потом будут говорить и действовать против Звездного Конгресса. Но наиглавнейшей надеждой оставалась та, что удастся тронуть кого-нибудь в самой администрации Конгресса, и этот человек поймет свои обязанности перед человечеством и сломает эту безумную, клановую солидарность. И наверняка написанное ею кого-нибудь изменит. Их будет не так уж и много, но, может быть, будет достаточно и этих. И, возможно, это случится в самое время, чтобы удержать их от уничтожения планеты Лузитания.

Если же нет… Тогда она, Якт и все те, что так много отдали ради того, чтобы лететь, доберутся на место лишь за тем, чтобы сразу же поворачивать и бежать… или же гибнуть вместе с обитателями того мира. Так что ничего удивительного, что Якт чувствует себя не в своей тарелке и желает проводить с ней побольше времени. Странно уж, скорее, то, что пропаганда так сильно увлекла ее саму, что каждый час она отдает писанине.

– Ладно, приготовь такую табличку на дверь, а я уж прослежу, чтобы ты не остался в кабине один.

– Женщина, из-за тебя мое сердце подпрыгивает будто сдыхающая треска, – вздохнул Якт.

– Когда ты начинаешь говорить на рыбацком языке, то становишься таким романтичным, – заметила Валентина. – Дети обязательно станут над нами смеяться, как только услышат, что даже эти три несчастных недели ты не можешь придержать свои лапы при себе.

– У них наши гены. Они обязаны всячески помогать нам, чтобы мы сохранили свои способности до двухсот лет.

– Мне уже три тысячи исполнилось.

– Так когда мне будет позволено ожидать тебя в моей каюте, о Древнейшая?

– Как только вышлю вот эту статью.

– И когда же это произойдет?

– Как только ты уйдешь и оставишь меня в покое.

Издав громкий вздох, скорее театральный, чем откровенный, Якт протопал по ковру коридора. Через мгновение раздался громкий удар и крик боли. Понятное дело, это было шуткой; в первый же день полета Якт случайно зацепился головой о металлическую фрамугу, но после того все подобные столкновения были уже умышленными, ради смеха. Естественно, никто вслух не хохотал – семейная традиция требовала серьезности, когда Якт брался за свои штучки – но он был не из тех людей, которые нуждаются в подкреплении. Он сам был своей наилучшей публикой. Если человек не может сам справляться со своими проблемами, то никогда не сможет стать ни моряком, ни командиром. Согласно тому, что знала Валентина, она и дети были единственными, которые по-настоящему были нужны ее мужу. И он сознательно пошел на согласие с этим фактом.

Но все же, он не нуждался в них в такой уж степени, чтобы бросить жизнь мореплавателя и рыбака, чтобы не бросать дом на целые дни, частенько – недели, а то и на целые месяцы. Поначалу Валентина выходила в море вместе с ним; в то время им настолько не хватало друг друга, что никак не могли успокоиться. Через несколько лет желание сменилось терпением и доверием. Когда Якт выходил в море, она проводила свои исследования и писала свои книги, когда же он возвращался, тогда все свое внимание она посвящала мужу и детям.

Дети жаловались:

– Вот если бы папа уже вернулся… Тогда мама наконец-то выйдет из своей комнаты и поговорит с нами.

Я не была хорошей матерью, подумала Валентина. Какое счастье еще, что дети удались.

Строчки статьи все так же светились над терминалом. Оставалось сделать лишь одно: Валентина отцентрировала курсор внизу и впечатала имя, под которым публиковала все свои произведения.

ДЕМОСФЕН Этим именем прозвал ее старший брат, Питер, когда они были еще детьми – пятьдесят… нет, три тысячи лет назад.

Само воспоминание о Питере до сих пор было способно заставить ее волноваться, залить волнами жара и холода. Питер, жестокий и нерассуждающий, разум которого был настолько утонченным и опасным, что мальчишка управлял сестрой уже в два года, а всем миром, когда достиг совершеннолетия. Они были еще детьми, на Земле двадцать второго века, когда он начал читать политические произведения известных личностей, как живущих, так и покойных. Но не затем, чтобы изучать их идеи – эти он выхватывал немедленно – но чтобы знать, как те их провозглашали. Он желал научиться говорить как взрослый. Овладев же этим искусством, он передал свои знания Валентине, заставив ее, в качестве Демосфена, писать примитивные, демагогичные тексты. Сам же он, под псевдонимом Локи создавал серьезные статьи, достойные государственного деятеля. Он публиковал их в компьютерных сетях, и через несколько лет те очутились в самом центре политических дискуссий тогдашнего времени.

Из-за чего Валентине было обидно тогда – да и сейчас еще доставляло неприятность, поскольку смерть Питера не дело не закрыла – то, что он, охваченный стремлением к власти, заставлял ее публиковать тексты, выражающие его собственную личность. Сам же он писал статьи, из которых исходила любовь к миру, спокойствию, в них говорили эмоции, которыми природа одарила ее. В те дни она воспринимала имя «Демосфен» как ужасное бремя. Все, что она подписывала этим именем, было ложью; причем – даже не ее собственной, а ложью Питера. Ложью внутри лжи.

Теперь все уже не так. Вот уже три тысячи лет. Я завоевала свою собственную славу. Я писала исторические произведения и биографии, формирующие способ мышления миллионов ученых Ста Миров, десяткам народов я помогла обрести самосознание. Так что ничего тебе не удалось, Питер. Я совсем не то, чем ты желал меня сделать.

Но, поглядев на законченную статью, Валентина осознала, что, пусть даже и освободившись от власти Питера, она все так же осталась его ученицей. Всем методам полемики, риторики… ну да, в том числе и демагогии… она научилась от него или же по его требованию. Пускай используемая теперь ради благородных целей, но и теперь она оставалась политической манипуляцией типа тех, которые так любил Питер.

В конце концов Питер стал Гегемоном и в течение шестидесяти лет в начале эры Великой Экспансии правил всем человечеством. Это он объединил, заставив затратить громаднейшие силы, конфликтующие народы. Корабли отправились во все те миры, где раньше жили жукеры, а потом были открыты и новые, пригодные для заселения планеты. Когда Питер умер, все Сто Миров были уже населены, либо же к ним летели корабли с будущими колонистами. Потом прошла почти что тысяча лет, прежде чем Звездный Конгресс вновь объединил человечество под единым правлением. Но память о первом, единственно истинном Гегемоне было началом истории, которая дала возможность существованию человеческой общности.

Из моральной пустоши души Питера родилась гармония, единство и мир. Зато сохранившимся в памяти человечества наследием Эндера стали убийства, резня и ксеноцид.

Эндер, младший брат Валентины, на встречу с которым она летела теперь вместе с семьей… Он был нежным; Валентина любила его, и в самые ранние годы пыталась его защищать. Он был самым добрым среди них. Хотя, была в нем какая-то доля жестокости, достойной Питера, но и достаточно совести, чтобы пугаться собственной грубости и брутальности. Валентина любила брата в той же мере, что и презирала Питера. Когда же тот изгнал младшего брата с Земли, которой решил овладеть, Валентина тоже ушла. Это был последний акт отречения от личной власти Питера над собой.