Краснокожий пророк - Кард Орсон Скотт - Страница 6

— Вижу, вы заметили Такумсе. Это старший брат Лолла-Воссики и мой очень, очень близкий друг. Я знаком с этим пареньком с тех самых пор, как умер его отец. Посмотрите, как он вымахал, каким мужчиной стал!

Если Такумсе и заметил, что над ним насмехаются, то виду не подал. Из сидящих в комнате он не видел никого. Вместо этого он смотрел в окно, прорубленное в стене сразу за спиной губернатора. Но старину Рвача ему не обмануть. Рвач понял, что он здесь делает, и догадывался, что именно Такумсе сейчас ощущает. Эти краснокожие, семья для них была настоящей святыней. Такумсе тайком приглядывал за своим братом, и, если Лолла-Воссики был слишком пьян, чтобы ощущать какой-либо стыд, это всего лишь означало, что полную меру позора принимает на себя Такумсе.

— Такумсе, — обратился к нему Гаррисон. — Видишь, я налил тебе выпить. Давай садись, выпей, и мы поговорим.

Услышав слова Гаррисона, Лолла-Воссики аж окостенел. Значит, выпивка предназначалась не ему? Но Такумсе и глазом не повел, ни единым жестом не показал, что слышал Гаррисона.

— Видите? — повернулся Гаррисон к Джексону. — Такумсе не хватает воспитания даже для того, чтобы присесть и опрокинуть с друзьями за компанию стопочку-другую. Зато его младший брат вполне культурный человек. Правда, Лолли? Извини, дружище, для тебя у меня кресла нет, но ты можешь сесть на пол, вот сюда, под мой стол, у моих ног, и выпить этот ром.

— Вы само совершенство, — все так же отчетливо, ясно произнес Лолла-Воссики.

К превеликому изумлению Рвача, одноглазый краснокожий не стал сразу хвататься за чашку. Вместо этого он осторожно подошел к столу — каждый ровный шаг давался ему с огромным трудом — и зажал чашку в слегка дрожащих пальцах. Затем он опустился перед столом Гаррисона на колени и, осторожно удерживая чашку, уселся на пол, скрестив ноги.

Но сидел он перед столом, а не под ним, на что не преминул указать Гаррисон.

— Мне хотелось бы, чтобы ты сидел под столом, — сказал губернатор. — Ты окажешь мне огромную услугу, если уважишь мою просьбу.

Лолла-Воссики согнулся чуть ли не пополам и, ерзая задом, заполз под стол. В таком положении пить крайне неудобно, поскольку голову не поднять, не говоря уже о том, чтобы полностью осушить чашку. Однако Лолла-Воссики умудрился-таки выпить спиртное — по глоточку, раскачиваясь из стороны в сторону.

За все это время Такумсе не произнес ни слова. Даже не показал, что видел унижение брата. «О, — подумал Рвач, — что за огонь пылает в сердце этого парня! Гаррисон рискует, очень рискует. Мало того, что Лолла-Воссики ему родной брат, так он же наверняка знает, что Гаррисон пристрелил их отца, когда краснокожие в девяностых восстали и генерал Уэйн[4] сражался с французами. Подобное человек не забывает, тем более краснокожий, а Гаррисон еще удумал проверять его, испытывая собственную судьбу».

— Ну, — сказал Гаррисон, — теперь, когда все удобно устроились, почему бы и тебе, Такумсе, не сесть и не рассказать нам, зачем ты пришел?

Такумсе садиться не стал. Как не стал закрывать дверь и проходить в кабинет.

— Я говорю от имени шони, каскаскио, пиорава, виннебаго.

— Ладно тебе, Такумсе, ты ж сам знаешь, что даже всех шони представлять не можешь, не говоря уже об остальных.

— Это племена, которые подписали договор генерала Уэйна, — продолжал Такумсе, как будто слова Гаррисона пролетели мимо его ушей. — Договор говорит, бледнолицые не продают виски краснокожим.

— Верно, — кивнул Гаррисон. — И мы строго следуем букве договора.

Такумсе, не удостоив Рвача и взглядом, поднял руку и указал на торговца. Рвачу показалось, будто Такумсе и в самом деле коснулся его пальцем. Однако это его не разозлило, скорее напугало до чертиков. Он слышал, некоторые краснокожие умеют налагать такие сильные заклятия приманивания, что никакой оберег не защитит. Сам побежишь в леса, где тебя разрежут на кусочки — просто ради того, чтобы услышать твои вопли. Вот о чем подумал Рвач, когда почувствовал ненависть, скрывающуюся в жесте Такумсе.

— Почему ты указываешь на моего старого друга Рвача Палмера? — поинтересовался Гаррисон.

— Похоже, сегодня у меня выдался неудачный денек. Все желают мне зла, — сказал Рвач, натужно усмехнувшись. Только это не помогло избавиться от страха.

— Он привез баржу виски, — пояснил Такумсе.

— Ну, он много разного привез, — пожал плечами Гаррисон. — Но если среди его товаров имеется виски, оно будет передано маркитанту в форте. Ни капли спиртного не будет продано краснокожим, можешь быть уверен. Мы следуем каждой букве договора, Такумсе, хотя вы, краснокожие, в последнее время не больно-то его придерживаетесь. Видишь ли, друг мой, дошло до того, что баржи боятся в одиночку спускаться вниз по Гайо, а если это и дальше будет продолжаться, думаю, армии придется предпринять некоторые действия.

— Сожжете деревню? — спросил Такумсе. — Перестреляете наших детей? Наших стариков? Наших женщин?

— Откуда ты набрался подобной пакости? — удивился Гаррисон.

В голосе губернатора прозвучала нескрываемая обида, хотя, насколько было известно Рвачу, Такумсе описал вполне типичную военную операцию.

Рвач решил вступить в беседу:

— Вы, краснокожие, сжигаете беззащитных фермеров в хижинах и пионеров на лодках. Так ответь мне, почему ты считаешь, что мы не имеем права трогать ваши деревни?

Такумсе по-прежнему отказывался смотреть на него.

— Английский закон говорит: убить человека, который ворует твою землю, хорошо. Убить человека, чтобы украсть его землю, плохо. Убивая бледнолицых фермеров, мы делаем хорошо. Убивая краснокожих, которые живут здесь тысячу лет, вы делаете плохо. Договор говорит оставаться к востоку от реки Май-Амми, но они не остаются, и вы им помогаете.

— Мистеру Палмеру никто слова не давал, — сказал Гаррисон. — Но как бы вы, дикари, ни обращались с нашим народом, пусть вы пытаете мужчин, насилуете женщин, уводите в рабство детей, мы отказываемся идти войной на беззащитных. Мы цивилизованные люди, поэтому ведем себя цивилизованно.

— Этот человек будет продавать виски краснокожим. Они будут валяться в грязи, как черви. Он даст виски нашим женщинам. Они станут слабыми, как истекающий кровью олень, будут исполнять все, что он потребует.

— Если он это сделает, мы арестуем его, — возразил Гаррисон. — Учиним допрос и накажем за преступление закона.

— Если он это сделает, ты не арестуешь его, — сказал Такумсе. — Ты поделишь шкуры с ним. Будешь защищать его.

— Ты смеешь называть меня лжецом?! — нахмурился Гаррисон.

— Ты не лги, — ответил Такумсе.

— Такумсе, старина, если ты и дальше подобным образом будешь разговаривать с белым человеком, в один прекрасный день кто-нибудь рассердится и снесет тебе из ружья голову.

— Но я знаю, ты арестуешь его. Знаю, ты допросишь его и накажешь за преступление закона.

Такумсе произнес это без тени улыбки, но Рвач довольно долго торговал с краснокожими, поэтому научился понимать их шутки.

Гаррисон мрачно кивнул. Рвач вдруг догадался, что губернатор шутки не понял. Он, наверное, подумал, что Такумсе и вправду верит в то, что говорит. Впрочем, нет, Гаррисон знал, что он и Такумсе лгут друг другу. Рвач неожиданно подумал, что, когда обе стороны лгут и знают о том, что лгут, это все равно что говорить друг другу правду.

Но Джексон-то, простота, действительно поверил во все происходящее, обхохотаться да и только.

— Верно, — сказал теннизийский законник. — Закон есть то, что отличает цивилизованного человека от дикаря. Краснокожие просто недостаточно образованны, поэтому, если вы не желаете подчиняться законам белого человека, вам лучше будет уступить.

В первый раз Такумсе посмотрел одному из присутствующих в кабинете бледнолицых в глаза. Он холодно воззрился на Джексона и произнес:

— Эти люди лжецы. Они знают правду, но то, что они говорят, ложь. Ты не лжец. Ты веришь в то, что говоришь.