Голос тех, кого нет - Кард Орсон Скотт - Страница 5

— Вы говорите об этом так, будто это сочинение на заданную тему. Вы же не знаете, что это значит — создать «Королеву Улья» и «Гегемона». Какая это была боль — заставить себя быть чужим, чуждым сознанием и вернуться оттуда с любовью к тем прекрасным существам, которых мы уничтожили. Он жил в одно время с худшим человеком на свете, с Эндером, Убийцей народа, тем, кто стер жукеров с лица Вселенной, и сделал все, что мог, чтобы восстановить разрушенное Эндером. Он попытался воскресить мертвых.

— И не смог.

— Смог! Он дал им новую жизнь. Вы бы знали, если б читали книгу! Я ничего не понимаю в Иисусе. Я слушала епископа Перегрино и не верю, что священники могут превращать облатки в плоть и имеют право отпустить хоть миллиграмм греха. Но Голос Тех, Кого Нет вернул к жизни Королеву Улья.

— Так где же она?

— Здесь! Во мне!

— И еще кое-кто, — кивнул он. — Сам Голос. Вот кем ты хочешь стать.

— Это единственная правдивая история, которую я слышала, — сказала она. — Единственная, которая что-то значит. Это вы хотели услышать? Что я еретичка? Что делом моей жизни станет книга, которую запретят читать добрым католикам?

— Я хотел услышать, — тихо произнес Пипо, — что ты есть. Одно имя вместо сотен имен того, чем ты не являешься. Ты — Королева Улья. Ты — Голос Тех, Кого Нет. Это очень маленькая община, но великая сердцем. Значит, ты решила не присоединяться к другим детям, которые сбиваются в стаи, чтобы исключить всех остальных. Люди считают тебя бедной одинокой девочкой, но ты знаешь секрет, знаешь, кто ты на самом деле. Ты единственное человеческое существо, способное понять инопланетянина, чужака, ибо сама чужая, ты знаешь, что такое быть нечеловеком, ибо ни одна группа людей не выдаст тебе свидетельства о полной принадлежности к виду хомо сапиенс.

— Теперь вы утверждаете, что я не человек? Вы заставили меня плакать, как маленькую, из-за того что меня не хотят допустить к экзамену, унизили меня, а теперь говорите, что я не человек.

— Ты можешь сдать экзамен.

Слова повисли в воздухе.

— Когда? — выдохнула она.

— Сегодня. Завтра. Начинай, когда захочешь. Я отложу работу и сделаю все, чтобы ты справилась побыстрее.

— Спасибо! Спасибо, я…

— Стань Голосом Тех, Кого Нет. Я помогу тебе, чем смогу. Закон запрещает мне брать на встречи с пеквенинос кого-либо, кроме подмастерья, моего сына Либо. Но мы покажем тебе свои записи, будем рассказывать все, что узнали. Теории, догадки. А в ответ ты станешь показывать нам свою работу. Все, что обнаружишь в генетических цепях этого мира, все, что может нам помочь понять пеквенинос. И когда мы вместе узнаем достаточно, ты сможешь написать свою книгу, стать Голосом Тех, Кого Нет. Или нет, не так, просто Голосом — ведь пеквенинос живы.

— Голосом живущих, — улыбнулась она.

— Я читал «Королеву Улья» и «Гегемона», — сказал он. — Не самое плохое место, чтобы отыскать себе имя.

Но напряжение не исчезло из ее глаз. Она все еще не могла поверить его обещаниям.

— Я захочу приходить сюда часто. Все время.

— Мы закрываем Станцию, когда уходим домой спать.

— Все остальное время. Вы устанете от меня, начнете прогонять, у вас появятся секреты. Вы захотите, чтобы я сидела тихо и не мешала.

— Мы только что стали друзьями, а ты уже думаешь, что я лжец, обманщик и нетерпеливый осел.

— Но так и будет. Так всегда бывает. Все хотят, чтобы я ушла.

— Ну и что? — Пипо пожал плечами. — Временами все хотят, чтобы их оставили в покое. Иногда мне будет хотеться, чтобы ты провалилась сквозь землю. Но предупреждаю, даже если я велю тебе убираться, тебе вовсе не обязательно уходить.

Лучшего ей никто никогда не говорил.

— С ума сойти!

— Обещай мне только одно: ты никогда не должна пытаться выйти за ограду и встретиться с пеквенинос. Я не могу тебе этого позволить. Если ты это сделаешь, Звездный Конгресс закроет Станцию и запретит дальнейшие контакты. Ты обещаешь? Ты можешь погубить все: мой труд, свой труд.

— Обещаю.

— Когда ты хочешь сдать экзамен?

— Сейчас! Могу я начать сейчас?

Он тихо рассмеялся и, не глядя, нажал клавишу на терминале компьютера. Экран ожил, в воздухе над ним заклубились голограммы первых генетических моделей.

— У вас все было готово, — сказала она. — Вы знали, что все равно пропустите меня.

— Я надеялся. — Он покачал головой. — Верил в тебя. Хотел помочь осуществить мечту. Если это хорошая мечта.

Она не была бы Новиньей, если бы не нашла ядовитый ответ.

— Понятно. Вы тот, кто судит людские мечты.

Наверное, он не понял, что это оскорбление. Только улыбнулся, соглашаясь.

— Вера, надежда, любовь — святая троица. Но любовь — самая великая из них.

— Вы не любите меня.

— Ах, — улыбнулся он, — я сужу людские мечты, а ты судишь любовь. Ну что ж, я установил: ты виновна в том, что мечтаешь о добром, и приговариваю тебя к пожизненной работе во исполнение своей мечты. Я только надеюсь, что когда-нибудь ты поймешь: я виновен в любви к тебе. — Он почему-то перестал улыбаться. — Моя дочь, Мария, умерла от Десколады. Сейчас она была бы чуть-чуть старше тебя.

— Я напоминаю вам ее?

— Я сейчас думал, что она была бы совсем другой, совсем не такой, как ты.

Она приступила к экзамену, который длился три дня. Новинья прошла, набрав куда больше баллов, чем добрая половина выпускников университетов. Спустя годы она вспоминала этот экзамен не потому, что он стал началом ее карьеры, концом детства, подтверждением того, что она избрала правильный путь, а только потому, что с этого началась ее жизнь на Станции Пипо. Пипо, Либо и она, Новинья, первый дом, первая семья с тех пор, как ее родители погибли.

Ей было нелегко, особенно поначалу. Новинья не скоро избавилась от привычки встречать людей холодной враждебностью. Пипо понимал ее и не обращал внимания на постоянные выпады. Либо оказалось труднее. Станция Зенадорес — место, где они с отцом могли бывать вдвоем. А теперь, не спрашивая его согласия, к ним присоединился третий. Холодный, надменный третий, человек, который обращался с ним как с ребенком, хотя они были ровесниками. Его раздражало то, что она ксенобиолог и обладает статусом взрослого, тогда как он все еще ходит в подмастерьях.

И все-таки Либо, от природы спокойный и добродушный, терпел и никогда не показывал, что обижен или задет. Но Пипо знал своего сына и понимал, как ему плохо. Со временем даже до Новиньи, несмотря на всю ее бесчувственность, начало доходить, что того, как она ведет себя с Либо, нормальный человек выносить не может. Ну как же ей добиться хоть какой-нибудь реакции от этого неестественно спокойного, мягкосердечного, красивого мальчишки?

— Вы хотите сказать, что проработали здесь все эти годы, — заявила она однажды, — и даже не знаете, как свинксы размножаются? Откуда вы взяли, что те, на поляне, все мужского пола?

— Когда они изучали наши языки, — мягко ответил Либо, — мы объяснили им про мужской и женский род. Свинксы решили, что они мужчины. Других, тех, кого мы никогда не видели, они называют женщинами.

— То есть они могут размножаться как угодно — от почкования до митоза! — В ее голосе звенело презрение. Либо медлил с ответом. Пипо, казалось, слышал, как его сын передвигает фразы в голове, пока из них не выветрится возмущение.

— Конечно, я бы предпочел заниматься физической ксенологией, — наконец произнес мальчик. — Тогда бы мы могли сопоставить то, что ты узнала о здешних животных, с результатами исследований клеток пеквенинос.

У Новиньи отвисла челюсть.

— Вы что, даже образцы тканей не взяли?

Либо слегка покраснел, но голос его оставался по-прежнему ровным. «Пожалуй, это напоминает допрос в застенках инквизиции», — подумал Пипо.

— Наверное, это глупо, — проговорил мальчик, — но мы боимся, что пеквенинос начнут интересоваться, зачем нам куски их кожи. И если кто-то из них случайно заболеет, не подумают ли они, что мы в этом виноваты?