Возвращение - Каратеев Михаил Дмитриевич - Страница 11

– Добро, батюшка, буду готовиться. Челяди много ли с собою брать?

– Душ пятьдесят возьми, а то и боле. В Москве на это глядят: коли слуг много, значит, муж важный, ему и чести больше. Надобно, чтобы ты стал там высоко. То и по роду тебе пристало, да и своя у меня думка есть: Софье пора искать жениха. И покуда здесь не навязали нам какого литвина, либо ляха, хорошо бы просватать ее на Москве за кого-либо из молодых князей, родичей государя Василея Дмитриевича. Будешь там, – порадей о сестре, в том на тебя крепко уповаю.

– Не сумневайся, батюшка: положу себе это первой заботой.

Через несколько дней после этого разговора князь Хотет сидел в своей рабочей горнице, когда вошел дворецкий и доложил:

– Тут, княже, приехал с Неручи сын татарского царевича Карачея, сказывает, есть к твоей милости важное дело.

Было холодное утро, Иван Мстиславич славно пригрелся у камина. Принимать посетителя, да еще выходить для этого в нетопленную приемную залу ему не хотелось. Откуда тут и к какому спеху может сыскаться важное дело? Наверное, гиль какая-нибудь… Он совсем уже собрался ответить, что занят и чтобы приезжий зашел под вечер, но любопытство пересилило, и он сказал:

– Веди его сюда.

Через минуту, пригнувшись в дверях, чтобы не стукнуться головой о притолоку, в горницу вошел широкоплечий и ладный молодец, в синем, подбитом мехом кафтане и при сабле. Перекрестившись на образа, он довольно ловко поклонился князю.

– Будь здоров, – ответил Хотет, оглядывая мощную фигуру вошедшего. – Ты, что, сын неручьского царевича?

– Так, княже. Отец мой Иван Васильевич поклон тебе и почтенному семейству твоему шлет и грамотку велел передать твоей светлости, – ответил посетитель. По-русски он говорил правильно, хотя и с заметным татарским произношением.

– Иван Васильевич? Значит, так родитель твой стал зваться по святом крещении? А тебя как же нарекли?

– Арсением, княже.

– А годов тебе сколько?»

– Осемьнадцать минуло.

– Ну, молодец ты, Арсений! Сказал бы – богатырем будешь, да ты уже и сейчас богатырь. Эк тебя вымахало в восемьнадцать-то лет! Ладно, сказывай, как батюшка твой здравствует и какие там, на Неручи, новости? – помолчав, добавил Хотет.

– Отец, слава Христу, здоров, княже, а на Неручи ныне тревожно: недалече от нас, в Диком Поле, все больше сбирается кочевых татар. Что Курск о»и невдавне пограбили, ты, должно быть, знаешь. Ждем Мы с часу на час, что и на нас набегут

– Эко дело! Ужели вы со своими поладить не сумеете?

– Нет, князь: это татары Идику, наши враги.

– Что же мыслите вы делать?

– Коли нападут, будем обороняться. К тому готовимся. – И Арсений коротко, но толково рассказал князю, какие меры ими приняты на случай набега ордынцев.

– Вельми разумно все сладили, – одобрил Хотет. – Сразу видать, что родитель твой бывалый воин. А где же письмо его?

– Вот, княже, – промолвил Арсений, доставая из-за пазухи сложенный вчетверо лист.

– Ну, читай в голос, а я послушаю.

– Коли велишь прочесть, прочту, – просто и без смущения сказал Арсений, – только тоска тебя одолеет, покуда я кончу: в русской грамоте я не горазд.

– Да и я не очень, – улыбнулся Хотет, которому гость все больше нравился. – Ну, ежели так, погоди… – Он хлопнул несколько раз в ладоши и приказал появившемуся слуге позвать княжича Михаила.

Последний не замедлил явиться. Иван Мстиславич познакомил молодых людей, после чего княжич вслух прочел письмо Карач-мурзы. Выслушав его и задав Арсению несколько дополнительных вопросов, Хотет подумал немного и сказал:

– Я бы и рад вам помочь, ибо разумею, что для моей земли вы первый от Орды заслон. Да помочь-то, почитай, нечем. Своей дружины я не держу – великий князь Витовт Кейстутьевич ныне того не позволяет. Оружие, правда, кое-какое храню в подвалах, так ведь оно нам самим потребно: ежели придут сюда татары, надобно его раздать людям, чтобы обороняли город.

– Ну, Карачев от рубежей далеко, – заметил Михаил. – Не дойти сюда татарам, особливо если на Неручи им хороший отпор будет.

– Может, и так, да все надо оберегаться, – промолвил Хотет. – Ну, так и быть, мечей дам вам дюжины две либо три, да столько же копий. Авось, сайдаков[16]лишних с десяток найдется. А пищалей у меня у самого токмо две, их отдать никак не могу.

– Батюшка, – снова вставил княжич, – а те шесть, что князь Витовт, проезжаючи с войны, тут оставил. Может, ты запамятовал.

– Так ведь то не наши, – сказал Иван Мстиславич, с неудовольствием глянув на сына. Он хорошо помнил про эти пищали, но был скуповат и отдавать их ему не хотелось. – Витовт Кейстутьевич велел их тут поберечь, чтобы не тащить с собою в Вильну, где они ему вовсе без надобности. Но в случае какой войны он их, вестимо, обратно стребует.

– Тогда и отдадим, долго ли привезти с Неручи? А покуда, чем тут им ржаветь, пусть бы для пользы послужили.

– Ну, а если их татары отымут? Что я тогда Витовту скажу?

– А что он скажет, коли узнает, что мы, пожалевши пищалей, татар в его землю пустили?

– Эк ты скор на язык, Михайло! Тебе, вестимо, ништо, а мне потом ответ держать… Ну ладно, коли уж нашелся у тебя такой ходатай, бери две пищали, – добавил он, обращаясь к просиявшему Арсению. – Только гляди: берегите их крепко!

– Спаси тебя Христос, княже! ¦– поклонился Арсений. – А за пищали не опасайся. Я скорее голову положу, нежели их врагу отдам, и отец мой тоже. Дозволишь ноне же взять оружие? У меня подводы с собой, сейчас велю запрячь.

– Ну уж и сейчас! Скоро полдник, потрапезуешь с нами, а там за дело. С оружием тебе, Михайло, поручаю: дашь ему все, что я сказал. А пока веди гостя к себе, чай, у вас, у молодых, всегда сыщется, на чем поточить лясы.

– Спасибо, княжич! – сжимая руку Михаила, с чувством сказал Арсений, когда они вышли из горницы князя. – Кабы не ты, не видать бы нам пищалей и иного оружия. И, коли что снадобится, знай: отныне я тебе друг навеки!

– За ничто благодаришь, – ответил Михаил. – Разумею ведь я, что пищали для вас – это многих животов спасение, а тут они все одно без надобности. Я тебе три дам, а не две. А дружбу твою принимаю с радостью, и сам тебе буду другом.

ГЛАВА IX

Арсений еще не любил – до сих пор он чуждался женщин. Но едва войдя с Михаилом в трапезную, он увидел здесь княжну Софью, ему показалось, что все окружающее внезапно ушло куда-то в небытие и в мире ничего и никого не осталось, кроме него и этой необыкновенной девушки. Он влюбился в нее с первого взгляда, со всей силой своей пылкой натуры.

В первые минуты ему даже изменило его обычное самообладание. Он не мог потом отчетливо вспомнить, как его представляли княгине и княжне, что говорилось при этом и как все очутились за столом. Только тут он несколько овладел собой и испугался: не выдал ли чем-нибудь себя? Но лица окружающих были приветливы и благодушны, если кто и обратил внимание на эту странную его растерянность, ее приписали простой застенчивости.

К счастью, за столом, кроме княжеской семьи, сидело еще несколько бояр и дворян, у них шел какой-то свой разговор, к Арсению пока никто не обращался, и это дало ему время окончательно прийти в себя. Когда князь, наконец, начал его расспрашивать о том, сколько татар осело на реке Неручи, все ли они приняли православие и как посещают церковь, он ответил на эти вопросы спокойно и вразумительно.

– А во имя какого святого поставили вы свою церковь? – спросила Юлиана Ивановна.

– Во имя архангела Михаила, княгиня, – сказал Арсений.

– То добро, – заметил Иван Мстиславич. – Должно быть, знали вы, что святой Архангел особо чтится у нас как заступник и покровитель нашей Карачевской земли?