Ночь в одиноком октябре - Желязны Роджер Джозеф - Страница 30

Я наблюдал за небом. Не успели мы проехать и мили, как над нами снова мелькнула Текила. Она покружилась над каретой, а затем спустилась пониже, заглядывая в окошко. После чего исчезла. Я не стал будить Серую Дымку – все происшедшее было слишком незначительным.

Небо затянуло облаками, в бок кареты время от времени ударяли порывы ветра. Мы миновали цыганский табор – лишь изредка меж телегами мелькали люди, музыкой и не пахло. Я прислушался к стуку копыт, задумался о выбоинах на дороге и о том, что кучер умышленно налегает на кнут, чтобы побыстрей закончить долгий рабочий день. И от души порадовался, что я не лошадь.

Вскоре мы переехали через мост. Я проводил взглядом грязные воды реки и подумал, где сейчас носит тело нашего полисмена. Интересно, была ли у него семья?

Мы проследовали по Флит-стрит к Стрэнду, а затем свернули к Уайтхоллу. Над нами вновь замелькала белая ворона. По пути мы несколько раз останавливались, чтобы подкупить кое-чего. Когда мы в последний раз высадились у Вестминстера, где в полночь всегда полно гуляк, Джек обратился ко мне:

– Давайте встретимся здесь часа через полтора. Нам надо сделать несколько очень личных покупок.

Я не возражал, так как мне нравилось бродить по городским переулочкам. Серая Дымна повела меня к извозчичьему двору, показать, где ее когда-то подвесили за хвост.

Около часа мы бродили по улицам, принюхивались ко всевозможным запахам, наблюдали за прохожими. Но затем, когда мы свернули в один переулочек, чтобы срезать угол, я вдруг почувствовал, что творится неладное. А буквально за секунду до этого из дверного проема прямо перед нами выступила плотненькая фигурка викария, голова его была перемотана бинтами, на месте правого уха торчала бесформенная шишка. На плече восседала Текила, белый цвет ее перьев настолько сливался с бинтами, что создавалось впечатление, будто у викария внезапно отросла вторая голова. Ворона, должно быть, следила за нами и сообщала о наших передвижениях викарию. Я обнажил клыки и двинулся вперед. Позади раздался подозрительный топот. Двое мужчин с дубинками выпрыгнули из подворотни и быстро приближались, размахивая своими орудиями. Я попытался было развернуться и броситься на них, но поздно. До ушей донесся торжествующий хохот викария, и мне на голову обрушился страшной силы удар. Последнее, что я успел увидеть, – это Серая Дымка, убегающая прочь по переулку.

Очнулся я в грязной клетке; ноздри, глотку, легкие наполняла тошнотворная вонь. Я понял, что меня усыпили хлороформом. Голова раскалывалась от боли, спина мучительно ныла. Я сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы немного прочистить дыхательный аппарат. Со всех сторон раздавались стоны, рычание, жалобное мяуканье и тихие, резкие, страдальческие всхлипы. Когда ко мне вновь вернулось обоняние, в нос ударили многочисленные запахи собак и кошек всех пород и мастей. Я поднял голову, осмотрелся, и сразу пожалел об этом.

Клетки вокруг были забиты увечными животными: собаки и кошки без хвостов и с ампутированными лапами, слепой щенок со срезанными ушами, кошка, у которой отсутствовала почти половина шкуры, постоянно мяукающая, – когда она зализывала раны, взгляду открывалась освежеванная плоть. Что это за сумасшедший дом? Я быстренько проверил, все ли на месте у меня.

Посреди комнаты был водружен операционный стол, рядом с которым лежал огромный поднос со всяческими инструментами. На крюках, сразу у двери, висели медицинские халаты, когда-то бывшие снежно-белыми, теперь же их украшали весьма подозрительные разводы.

Голова немного прояснилась, ко мне вернулась память, и тут я понял, что случилось. Викарий сдал меня вивисекторам. По крайней мере, Дымка спаслась. Это уже кое-что.

Я изучил дверцу клетки. Задвижка была достаточно элементарной, но проволока, обтягивающая клетку, не давала добраться до нее. А саму проволоку не взять ни когтем, ни клыком – слишком толстая. Что бы в этом случае посоветовал Ворчун? В первобытных лесах все было куда проще.

Первое, что мне пришло на ум, – это прикинуться смертельно усталым, когда они придут за мной, а потом, когда дверца отворится, прыгнуть и вцепиться в горло. Но у меня было предчувствие, что я окажусь не первым, кто попробует провернуть подобный трюк, и где сейчас мои предшественники? Однако не могу же я просто лежать и ждать, когда мое тело послужит вящей славе медицины. В итоге я решил остановиться на этом плане, если только не придумаю что-нибудь поумнее.

Естественно, когда они пришли за мной, то были ко всему готовы. За свою жизнь они навидались немало клыков и научились избегать их. Их было трое, и у двоих на руках были натянуты толстые войлочные рукавицы длиной по локоть. Так что когда я вскочил на ноги и, разинув пасть, устремился на них, мне просто сунули в глотку войлочную рукавицу, одновременно схватили за ноги и держали, пока кто-то выворачивал мне ухо. Они действовали весьма умело, и меньше чем через минуту я был намертво прикручен к операционному столу. Лишь мелькнула запоздалая мысль: интересно, сколько времени я валялся без сознания, раз мои пленители успели столь основательно подготовиться?

Переговариваясь друг с другом, они начали приготовления к своему кровавому дельцу. Я прислушался.

– Странно, чего это ему выкладывать такие деньжищи за псину какую-то? – сказал тот, который выкручивал мне ухо.

– Да, довольно необычное требование, и здесь придется поработать, – кивнул мужчина, раскладывающий инструменты ровными блестящими рядами. – Принеси-ка чистые ведра для органов. Он особо настаивал, чтобы, пока мы будем резать пса, в те куски, которые пойдут на свечи, не попало никакой посторонней крови или других примесей.

– А почем ему знать, чего мы намешаем туда?

– Учитывая, сколько он нам заплатил, он может потребовать все, что угодно.

– Ведра чистить придется.

– Вот и займись.

Краткое затишье сменилось звуком плещущейся воды, что хоть немного заглушило стоны и взвизги животных, которые уже начали действовать мне на нервы.

– А где бочонок, куда положим голову?

– Там, в другой комнате.

– Пойди и принеси. Я хочу, чтобы все было под рукой. Хорошая собачка, – он потрепал меня по голове.

Намордник, что они натянули на меня, помешал мне достойно ответить на ласку.

– Очень странный человек, – задумчиво проговорил третий мужчина, до сих пор не проронивший ни слова, худой блондин с черными от гнили зубами. – Что такого особенного в свечках из собачатины?

– Не знаю и знать не хочу, – ответил гладивший меня мужик, мясистый, мощный здоровяк с глубокими голубыми глазами, и вновь вернулся к своим инструментам. – Клиент платит, остальное нас не касается.

Возвратился последний из троицы – широкоплечий большерукий коротышка, уголок его рта сводил нервный тик. Под мышкой у него было зажато необычной формы ведро.

– Вот он, ваш бочонок, – промямлил он.

– Отлично. Тогда давайте начнем наш урок.

И тут моего слуха достиг – вжик! – тонкий, пронзительный звук, через каждые три секунды на какой-то миг переходящий в гулкую пульсацию. Он находился за пределами слышимости человеческого уха. Этот звук обычно сопровождает тяготеющее над нами вечное проклятье, разносясь поначалу на полторы сотни ярдов. Вжик!

– Сперва отрезаем левую заднюю ногу, – начал лекцию здоровяк, потянувшись за скальпелем.

Вжик!

Остальные подтянулись поближе и взяли инструменты наизготовку.

Вжик! Круг все сужается, ближе, ближе.

Дверь дома загрохотала под громовыми ударами.

– Дьявол! – выругался здоровяк.

– Посмотреть, кто там? – спросил коротышка.

– Нет. Мы оперируем. Если что-то важное, зайдут попозже.

Вжик!

Снова дверь затряслась, похоже, на этот раз по ней лупили ногами.

– Деревенщина неотесанная!

– Хулиган!

– Негодяй!

Вжик!

Теперь дверь вообще ходуном ходила – кто-то разбегался и врезался в нее плечом, очевидно, пытаясь сорвать с петель.