Последняя версия - Карасик Аркадий - Страница 9

Я постарался максимально сжато проинформировать Пантелеймонова о ночных событиях, естественно, без своих умозаключений и переживаний. Так и так, дескать, в начале одинадцатого, выполняя ваше поручение, поднялся в кабинет главного экономиста и нашел его убитым. Версии, выстроенные сотрудниками уголовки мне неизвестны, лично у меня пока ничего не сложилось.

Слушая мою исповедь, генеральный стоял в центре кабинета. Ловил каждое слово, отслеживал каждый скупой жест. С таким вниманием, что даже о пробежках по комнате позабыл. С одной стороны, можно понять его беспокойство. с другой — удивительная настороженность.

Не выпирает ли из меня подозрительность, далекая от профессионализма? Всех подозревать не только нельзя, но и опасно, ибо это чувство затушевывает способность сосредотачиваться на главном, размывает сознание.

— Странно, Сутин, очень странно. Насколько я осведомлен, в сыске вы не новичок и не дилетант, откуда нежелание высказаться более подробно? Росбетон, можно сказать, приютил вас, дал надежду на повышение, а вы чем платите? Черной неблагодарностью.

— Наоборот, благодарностью, — довольно резко возразил я. — Именно потому, что долгие годы я занимался сыском, опасаюсь выдавать непроверенные, неотработанные версии. Тем более, непрофессионалу.

Пантелеймонов подбежал поближе, всмотрелся в простодушное лицо сыщика-зека. Словно пытался проникнуть под маскировочную завесу в истинные мысли начальника пожарно-сторожевой службы. Несколько долгих минут молчал, зондируя меня, потом разочарованно вздохнул.

— Предположим вы правы… Действительно, готовить бетон без предварительного анализа количественного соотношения составляющих глупо и даже опасно. Но мне вы могли бы открыться.

Спрятав довольно-таки ехидную улыбку, я отрицательно покачал головой. Никому нельзя открываться, особенно, заинтересованному лицу.

Очередная пробежка вдоль и поперек кабинета.

— Ладно, переживем, — неизвестно, что именно собирается «переживать» генеральный, но мне почему-то стало легче. — Выслушайте меня внимательно… Почему-то я вам верю… Из сейфа Сурена Ивановича похищена солидная сумма — около пяти миллионов рублей, но не это главное… Убийца унес папку с бумагами, в которых — наши коммерческие секреты, они стоят значительно большего…

Новая пробежка. Будто шевеление ногами придавало импульс мозгам генерального, поощряя их на новые «свершения».

Я помалкивал, выуживая из откровений Пантелеймонова все, что поможет мне приоткрыть завесу таинственного убийства. Будто предугадывал дальнейшее развитие событий.

— Для поощрения сыщиков, занимающихся расследованием убийства, мы назначили премию, пятьдесят тысяч. Авось, она придаст им резвость мышления, увеличит профессиональный азарт. Кроме этого, принято решение освободить вас от обязанностей начальника пожарно-сторожевой службы и поручить поработать вместе с Роминым. Судя по отзывам капитана, вы, Константин Сергеевич, — надо же, по имени-отчеству величает, когда приспичило, — высококвалифицированный специалист. Вот и займитесь расследованием. Мало этого, мы в виде поощрения за будущие успехи будем доплачивать вам к окладу начальника службы ещё пятьсот рублей… Согласны?

Впорос задан в чисто риторическом плане — мое согласие или несогласие Пантелеймонова не интересует, как он решил, так и должно быть. Щедрым его предложение не назовешь — та же Светка получает больше десяти деревянных, а мне за исполнение двух должностей предложен всего ничего. Но не торговаться же?

— Согласен, — не раздумывая выпалил я.

Конечно, любая прибавка к окладу стимулирует человека, но сейчас я обрадовался не этой прибавке — возможности, пусть даже на время, возвратиться к старой своей профессии…

— Одно условие, — подумав, добавил я к своему согласию. — Никто в Росбетоне не должен знать о новом моем качестве. Так будет лучше.

Пантелеймонов охотно согласился. Понимающий все же он мужик, с такими приятно иметь дело не только на уровне «начальник-подчиненный», но и в чисто житейском плане.

Итак, недавний зек возвращается в прошлое свое положение сотрудника уголовного розыска.

Проходя по коридору, заглянул в кабинет главного технолога. Дверь заперта. В отделе мне сообщили: Светлана Афанасьевна выехала по делам в Москву, пообещала возвратиться завтра к обеду.

Знакомый почерк: под прикрытием «командировки» навестить подруг, почесать застоявшийся язычок, заодно проверить на прочность незаконного супруга. Об»явит ли он «всесоюзный розыск», приготовит ли к её возвращению «обедоужин», обрадуется ли появлению гулены?

Неожиданная «командировка» дополнила зародившееся у меня подозрение. предполагаемый «допрос» Светланы превратился в необходимость.

4

До обеда я демонстрировал служебное рвение — обходил территорию предприятия, придирчиво оглядывая «пожароопасные» места, в которых, на самом деле, гореть просто нечему. Устроил грандиозный разнос в одном из помещений строительной лаборатории, где вечно зябнувшие дамочки включили сразу две электроплитки. Недовольно поворчал по поводу плохо заизолированных концов электропровода в медпункте.

Короче, коллектив Росбетона мог убедиться: пожарная безопасность — на высоте, ибо её начальник — на страже. Если и просочились невнятные слухи о моей переквалификации в сыщики, своим поведением я доказал — чушь несусветная, очередное вранье.

— У каждого спрашивай пропуск, — строго наказал Феофанову. — Знаешь, небось, о трагедии, которая произошла ночью? По физиономии вижу — знаешь. Меня следователь прямо-таки замучил, слышал — и завтра вызовет на допрос. Так вот, гляди в оба, как бы самому не загреметь. Беда одна не ходит — подружку за ручку водит, как бы убийцы ещё на кого не нацелились… Знаешь, куда в случае чего звонить?

— Знаю, Сергеич, — ткнул Феофанов толстым пальцем на настольное стекло, под которым — длинный список служебных и домашних телефонов сотрудников. В конце — бумажка с номером уголовного розыска. — Хоть бы какое оружие нам выдали… Нападут — чем отбиваться?

И хорошо, что не выдают, сторожа друг друга перестреляют, стекла в окнах перебьют. Стрелки — аховые.

— Подумаю, — солидно ответил я, натягивая куртку. — Но сейчас главное наше оружие — телефон. Пока бандюги доберутся — наряд мигом их повяжет. Так что, не дрейфь, Феофаныч, не тряси штанами…

Около двух часов дня побежал домой.

Как я и предполагал, подруга раздраженно бродила по кухне, проверяя содержимое кастрюль и сковородок, гневно хлопала дверцей почти пустого холодильника. Не успел я войти в прихожую и бросить на тумбочку потрепанную дорожную сумку — появилась на пороге. Руки уперты в пухлые бока, округлая грудь возмущенно колышется, из глаз — искры, будто в голове — короткое замыкание, прическа всклокочена.

— И это по твоему — любовь? — почти шепотом спросила она, изо всех сил удерживаясь от обычных «эмоций». — Жена вкалывает до седьмого пота, не жалеет себя, а ему, видите ли, трудно хотя бы нищенскую кашку сварить, котлеты накрутить.

По опыту общения с этой взрывоопасной дамой я усвоил — лучше промолчать, дать Светке возможность «спустить пары». Но бессоная ночь, трагическая кончина главного экономиста, утренняя сверхнапряженная беседа с генеральным, видимо, «перетянули» канаты нервов, ослабили силу воли.

— А я, между прочим, в кухарки и подавальщицы не нанимался. Во всех приличных семьях домашним хозяйством занимаются жены. Не нравится — сложу вещички и поищу другое жилье. Вдруг отыщется хозяюшка, которая не потребует завтрак в постель и не станет устраивать скандалы по поводу истощенного холодильника.

Намек настолько прозрачен, что человек, снабженный природой минимумом мыслительных способностей, мигом разглядит его во всех деталях. А невенчанная моя супруга далеко не глупа, иначе её не даржали бы в должности главного технолога Росбетона, не подкармливали премиями да компенсациями.

Выпалил гневный монолог, как говорится, на одном дыхании и сам перепугался. Вдруг Светка примет ультиматум, достанет из кладовки мой желтый чемодан и, с проклятиями, всхлипываниями, возмущенными жалобами на судьбу-индейку, побросает туда все мои немногочисленные вещички. Хочешь уходить — скатертью дорожка, ищи другую, которая бы тебя кормила да обстирывала.