Последняя версия - Карасик Аркадий - Страница 29

Нетрудно догадаться, кого она имеет в виду. Но об»ясняться в служебное время в служебном помещении все равно, что пытаться полакомиться конфеткой, не сняв с неё бумажки. Оба мы отлично понимаем бесплодность интригующей беседы.

— Простите, сейчас я тороплюсь… Как-нибудь продолжим интересный разговор… В другом месте…

Девичье личико вспыхнуло румянцем, будто симпатичный мужчина поджег его своим обещанием продолжить разговор, а я побежал в цеха.

Найти главного технолога трудней, чем генерального либо его замов, она может находиться либо на растворобетонном узле, либо на полигоне, либо у арматурщиков, либо в лаборатории, короче, везде. Территория завода огромна, оббежать её — дня не хватит.

На этот раз повезло — едва вошел в производственный зал, увидел возле одного из стендов свою любимую, распекающую толстую Соломину. Появиться в их обществе — принять удары сразу с двух сторон, ибо женщины считают себя соперницами, и их взаимная антипатия при моем появлении превращается в тротиловую шашку с подожженным бикфордовым шнуром. В качестве которого выступаю я.

Пришлось свернуть в арматурный отсек и освидетельствовать его на пожарную безопасность. Ползающие на коленях арматурщики ехидно посмеивались, матерно подшучивали, предлагали мне связать хотя бы один каркас. Ради развлечения. Я в свою очередь отвешивал тяжеловесные пожелания, травил набившие оскомину анекдоты.

А сам нет-нет да и брошу вопрошающий взгляд на спорящих женщин. Ну, сколько можно зубатиться по поводу низкопробного цемента и замусоренного песка, на самом деле — по моему адресу. Вот надоест мне «дележка», развернусь и отправлюсь договариваться о встрече с молоденькой инженершей.

Наконец, соперницы разошлись в разные стороны. На подобии боксеров на ринге. Соломина, горделиво потряхивая жировыми складкми и выпятив могучую грудь, пошла в сторону лаборатории, Алферову я перехватил возле выхода в вестибюль.

— Не пора ли домой? — выразительно поднес я к её лицу наручные часы. — Время — около пяти…

— Вот и шагай, коли нечего делать! — проворчала сквозь зубы любовница, не успев остыть после схватки с завлабом. — Мне предстоит ещё расшвырять бумаги… Приготовь к моему приходу что-нибудь вкусненькое, — более миролюбиво попросила-приказала она.

Ради Бога, начальница, оставайся на своей руководящей работе хоть заполночь, хоть до утра, устало подумал я, проводив Светку к лифту, сейчас прихвачу в комке бутылку «столичной», разжарю дома привычную яишню, сдобрю её свекольным хренком и устрою себе отдых по первому классу. С пряными килечками, винегретиком, украинским сальцем и полуголыми девицами, отплясывающими на телевизионном экране сексуальный танец.

Дома разделся, бесцельно побродил по комнатам, мимоходом включил на половину громкости телевизор. Светка появится не раньше девяти вечера, можно с яичницей не торопиться. Для просветления мозгов хлопнул полстакана водки, закусил килькой — вместе с головой и хвостом, развалился в кресле и принялся продумывать подходы к помошнику депутата Госдумы.

Ничего не поделаешь, придется напроситься на прием, телефонными разговорами глубоко не достанешь. О чем именно говорить при встрече лицом к лицу? Как увязать свой визит с содержанием таинственного конверта Вартаньяна? Каким образом заставить раскрыться собеседника, самому оставаясь в полумраке?

Вопросы, вопросы… Отыскать ответы на них — осилить добрую половину дороги, ведущей к истине…

В половине девятого заверещал телефонный аппарат.

— Слушаю.

— Это я, миленький. Собираюсь домой, можешь поставить на огонь жаренную картошечку, собрать на стол… До чего же я голодна, глупыш, выразить невозможно!

Все в порядке, домработник озадачен, ужин должен быть готовым…

И тут я спохватился — хлеба-то нет! Последнюю половину батона умяли за завтраком. Увидит Светка пустую хлебницу — скандал обеспечен и не простой — со сверканием молний и громыханием грома. Она может простить мне все, даже измену, а вот голодное состояние — никогда.

Быстро сунул ноги в мокрые туфли, на ходу натянул дождевик и, не ожидая занятого кем-то лифта, сбежал по лестнице, прыгая через три ступени сразу.

По закону подлости булочная рядом с домом закрыта на ремонт, пришлось бежать чуть ли не на другой конец города. Вспомнил я молодые годы, армейские марш-броски — двести метров бегом, сто — шагом, подобрался и рванул по тротуару. Через два квартала понял — молодость ушла, забрав с собой прежнюю силу и сноровку, задыхаюсь, ноги от напряжения подрагивают. Короче — полный абзац!

Авось, Светка задержится на работе. И я перешел с бега на спортивную ходьбу. В усиленном темпе.

Ранние сумерки опрокинули над городом звездную чашу. Легкий ветерок пробегает по кронам деревьев, бьет в лицо. Улица — пустынна, изредка её перебагает запоздавший работяга, или, прижимаясь к фасаду дома, выгуливает собаку мужик.

На третьем квартале пришлось перейти на неторопливый шаг.

Впереди — теплая компания: трое подвыпивших парней пощипывают таких же пьяненьких, хохочущих девчонок лет по четырнадцати, не больше. Ничего удивительного — обычная картинка из современной жизни, раньше пели серенады, сейчас дружно матерятся, раньше целовали дамам ручки, ныне прилюдно лапают.

Мне показалось — при моем приближении от компании отошел, постукивая палочкой по асфальту, старичок, удивительно похожий на воротного стража Росбетона… Наверняка, показалось — отдежуривший свою смену дед Ефим сейчас возится на своем участке, что ему, старому бедолаге, делать в «цивилизованной» части города. Особенно, с учетом того, что он изрядно засветился, наследил.

— Чего кривишься, дерьмо вонючее? — загородил мне дорогу один из «кавалеров». — Или не нравится наша компания?

Булочная вот-вот закроется, а мне предлагается один из вариантов примитивной уличной драки. Типа — ты меня уважаешь?… Ах, нет? Тогда получай плюху! Светка, небось, уже спешит домой, постукивает каблучками по тротуарам. Через парк одна, конечно, не пойдет — выберет более длинную, зато — безопасную дорогу.

— Некогда мне, парни, тороплюсь, — миролюбиво проговорил я. — Что мне до вашей компашки — сами разбирайтесь.

— А мы вот не торопимся, — необ»езженным жеребцом заржал второй, сунув руку в карман. — Поделись с нами башлями, а? На пузырь не хватает.

Обойти стороной компанию не удастся, да и стыдно пасовать перед уличными хулиганами. Я остановился, подобрался. Не чувствовал ни страха, ни злости, в душе — одна досада: испортят же вечер, паразиты неумытые, заставят снова поругаться с подружкой.

— Гляди-ка, он, падло, ещё и кулаки сучит…

Знать бы парням, что задирают бывшего сыщика, специалиста по карате, знатока самбо и ещё доброго десятка боевых единоборств — тогда может быть отступили бы. Но мальчиков гнала пьяная одурь, подталкивала вседозволенность.

Первый удар я отбил играючи — подставил согнутую в локте руку, от второго спасся, поднырнув под локоть ударившего. И тут мне в голову хлынула волна злости. Ах, вы так, подонки, мать вашу вдоль и поперек? Ну, теперь глядите…

Ударом ребра ладони по горлу отправил в глубокий нокаут более рослого хулигана, пяткой ноги в прыжке достал второго. Третий выхватил нож, но даже не успел размахнуться — мой кулак вошел ему в солнечное сплетение.

Оставив за собой охающую, стонущую, ползающую по асфальту братву, я спокойно пошел в сторону булочной. Сейчас — около девяти, должен успеть.

Не успел — догнал милицейский «газик».

— Вот он, бандит! — кричала из него размалеванная девчонка. — Мирно общались, а он напал, покалечил наших мальчиков… Хватайте его!

Я не успел ничего сказать — два милиционера взяли меня под руки и поволокли к машине. Конечно, ничего не стоило расправиться с ними так же, как недавно — с хулиганами, но пребывание в следственном изоляторе, а потом на зоне, привило мне уважение к людям в милицейской форме. Поэтому я безропотно покорился. Упрямиться, доказывать правоту — себе дороже станет, врежут по морде, а то и по почкам. Меры воздействия на нарушителей опробованы неоднократно, ребята крепкие, здоровые, натренированные.