Последняя версия - Карасик Аркадий - Страница 1

Аркадий Карасик

Последняя версия

1

Над административным корпусом мигает электическими лампочками надпись: Росбетон. Такие же «вывески» над входом в здание, переходом в цеха, над конторкой дежурного, то-есть, повсюду. Любит генеральный директор рекламу, прямо-таки млеет при виде сияющих букв, выкрикивающих наименование руководимой им фирмы. Блокноты с тиснением «Росбетон», ручки и карандаши — с соответствующими закорючками, обрамленными виньетками. На спецодежде арматурщиков и бетоншиков — все та же «печать» акционерного общества.

Впечатление — даже мозги проштампованы, на почках и печени выгравировано опротивевшее сочетание букв.

Было бы понятно и оправдано, находясь Росбетон в столице, будь он связан с многочисленными филиалами и дочерними фирмами на всей территории страны. Тогда назойливая реклама преследовала бы некую благую цель. Но предприятие, в котором я работаю, располагается на окраине затрапезного городишки Кимовск, никаких ни «сыновьих» ни дочерних фирм в других городах не имеет, пробавляется местными заказами, иногда получает их из соседних городов.

К чему афишировать свои способности и стремления, когда нет под боком конкурентов? Росбетон — единственное предприятие подобного рода!

Как кому, а мне разрекламированное благополучие изрядно надоело. При виде таблички, прикрепленной к дверям заместителя генерального по экономике и реализации продукции Вартаньяна Сурена Ивановича к горлу подступает тошнота. Слово «заместитель» выгравировано максимально маленькими буквами, РОСБЕТОН — крупными, а уж фамилие-имя-отчество едва умещается на двери.

Будто Вартаньян по меньшей мере не обычный заместитель, пусть даже в ранге главного специалиста, а Президент с большой буквы или всевластный регент при нем.

В многоступеньчатой лесенке производственных и административных должностей я — самая незаметная ступенька — начальник пожарно-сторожевой охраны предприятия. Ниже располагаются подчиненые мне сторожа и неподчиненные уборщицы.

Звучит-то как! А на самом деле — обычный сторож с двухтысячным окладом, не имеющий ни прав, ни обязанностей. Старший кто куда пошлет. Ибо цемент и щебень, слава Богу, не горят, деревянных деталей в цехах кот наплакал, единственная опасность возгорания — в кабинетах. Вот поэтому и приходится «начальнику» большую часть рабочего времени проводить вместе с дежурным в его остекленной конторке.

А сегодня вообще — в одиночестве: отпросился Феофанов по причине недомогания, без пред»явления больничного листа. Сурен проявил необычное внимание — отпустил. Как всегда, обязанности дежурного по совместительству, без дополнительной оплаты, возложил на «пожарника».

Сопротивляться я не стал — бесполезно, даже вредно. Портить отношения с взрывчатым армянином все равно, что садиться на стул с поломанными ножками — можно оказаться на полу. И в прямом, и в переносном смысле слова. Тем более что Светлана весь вечер занята — то ли заседание, то ли банкет, нередко два эти мероприятия совмещаются в одно.

Сидеть, бездумно уставившись на фонтанчик, омывающий виньетку из все тех же букв — РБ, надоело. Я поднялся, потянулся до хруста в суставах и отправился к входу в цеха. Поглазеть на трудовые достижения коллектива Росбетона — пусть маленькое, но развлечение. Там все кипит: арматурщики ползают на коленях, скручивая вязальной проволокой арматурное плетение; вдоль форм ползает тельфер, разнося громоздкий ковш с бетоном; в формы укладываются изготовленные каркасы; натужно хрипят вибраторы; кран выносит к выезду на эстакаду готовые панели; отчаянно матерятся бетонщики и арматурщики, визгливо отчитывает их сотрудница отдела технического контроля, доказывает высокое качество изделий сменный мастер…

Посмотришь со стороны — бедлам, вникнешь — производственный процесс, приносящий предприятию немалые прибыли. Мизерная их доля «капает» и в мой карман. В виде премий и добавок, разного рода компенсаций и помощи. Поэтому мой интерес к происходящему в пролетах цеха не столько познавательный, сколько материально заинтересованный.

Войти в цех так и не пришлось.

Прямо на меня выскочил распаленный работой мужик в распахнутой на груди клетчатой рубахе. Подбежал к автомату газированной воды, наполнил поллитровую банку, выпил залпом.

— Помираешь с безделья, Сергеич, — прохрипел он, жадно следя за снова подставленной под струю банкой. — Поди, поворочай дерьмовые каркасы — повеселишься…

— У каждого свое, Тимофеич, — я примирительно посмеялся, похлопав работягу по потному плечу. — Кому каркасы ворочать, кому пожары гасить. Соответственно и платят: ты кладешь в карман десяток увесистых кусков, я — всего-навсегох пятую часть.

— Куски, говоришь? Бумаженции, которыми впору стены оклеивать. Пошли давеча с жинкой на рынок, купили пожрать, одежонку пацанятам — поллимона выложили… А жрать, между прочим, каждый Божий день охота, та же обувка на пацанятах просто-таки горит, да и бабе не ходить голяком… Вот и все мои прибытки. Впору выходить потемну с ножичком, подстерегать дерьмовых богачей. Посадят — туда и дорога, не повяжут — жить можно…

Железная дверь с грохотом открылась, из цеха выглянул бородатый мужик с растрепанными волосами, щедро попудренными цементом.

— Ты что, косоглазый, на чужом… в рай в»ехать хочешь? Форма простаивает, так тебя и перетак. Тащщи каркасы, вдоль тебя и поперек, по матушке Волге с пересадкой в космосе…

Обычный производственный диалог, пересоленный и переперченный. Так уж повелось в Росбетоне: на одно нормальное слово — полтора десятка извлеченных из соседней лужи.

Тимофеич быстренько опростал вторую банку шипучки и бросился трусцой на зов приятеля. Или — бригадира, черт их там разберет, в каких должностях пребывают. Лично я различаю только три категории работающих: работяги, мастера с онтролерами всех степеней да толстые матерщинные крановщицы. Итти в цеха мне расхотелось. Не потому, что — высоконравственный и святой, сам могу при случае и соответствующем настроении такими словообразованиями огреть — у слушающих мозги набекрень. Просто считаю постыдным находиться среди вкалывающих работяг этаким туристом, шастающим вдоль стендов бездельником.

Возвратился в дежурку и ожидающе уставился на упорно молчащий телефон. Ну, зазвони, дорогой, проснись, ведь наступает пора проверки бдительности несения службы сторожами. Шесть часов вечера. Сурен, небось, возвратился с очередного собрания-совещания в свой уютный кабинетик и вот-вот примется обзванивать дежурных. Казалось бы, что главному экономисту до сторожевой охраны, его дело — деньги считать, обкатывать прибыльные контракты с заказчиками да повыгодней реализовывать продукцию. А Вартаньян и охраной занимается. Причем — не вскользь, не время от времени — вплотную. С минуты на минуту позвонит.

Так и получилось. Телефонный аппарат вздрогнул, зашелся в истерических всхлипываниях и, когда я поспешно снял трубку, радостно заблаговестил голосом Сурена.

— Костя, порадуй, скажи, как дела? Не напали рэкетиры, не поджидают ли лучшего твоего друга киллеры?

В голосе заместителя генерального ни малейшего акцента, о его армянском происхождении говорит, разве, чисто кавказской построение фраз и частое употребление набивших оскомину словечек: пожалуйста, дорогой друг, порадуй, понимаешь…

— Все чисто, Сурен Иваныч, можете спокойно ехать домой.

— Какой там дом, друг, когда работать надо? Замучили всякие бумаги и бумажки, дышать не дают. А тут ещё в кассе — ремонт, кассирша все деньги стащила в мой сейф… Понимаешь, друг?

Понятно. Вартаньян обожает работать по вечерам, раньше полуночи из кабинета не выходит. По его убеждению, день загромождается неприятной текучкой, когда — ни подумать, ни взвесить. Тащат из бухгалтерии многостраничные ведомости, отдел реализации донимает накладными, производственники информируют — обязательно в письменном виде! — о марках и количестве выпущенной продукции, посетители, один за другим, появляются в кабинете…