Журнал «Если» 2010 № 3 - Резанова Наталья Владимировна - Страница 2

Но доктор умудрился и тут подпортить. Даже за столом листал свою записную книжку, словно бы и не сам ее заполнял, а потом спросил:

— Давайте вернемся к противоречию в наших данных. Итак, люди жить за рекой не могут, и в то же время там находят приют беглые преступники. Зачем же им бежать в такое гиблое место?

Вопрос был совершенно дурацкий, но хороший табак и приятная тяжесть в желудке помогли сдержать раздражение.

— Ну так что же. Бывает такая публика отпетая: ни чумы, ни холеры не боится. Вот и бегут за реку, верят, что тамошняя отрава их не возьмет. А покуда они передохнут, новые набегут.

— Однако вы же сами называли их дикарями.

— Дикари и есть. Без власти, без начальства народ быстро дичает и облик теряет человеческий. Одна видимость, что люди. У них и оружия-то нет настоящего, ножи только. Раньше власти опасались, что они у солдат, которые при конвое, ружья будут захватывать. Но нет, будто и позабыли, зачем ружья нужны. А может, и не знали никогда. Правда, сильные они, крепкие, шкуры в шрамах — видно, машутся этими ножами всласть, а окажись у них ружья, поубивали бы друг друга вовсе.

— Но какое-то подобие государственного устройства у них должно быть…

— Доктор, мы ж тут с вами табак курим, а не дурную траву. Откуда там какому-то устройству взяться? Дикари и есть дикари. Говорят, будто правит ими какой-то Хозяин Железа, и будто правит он с тех самых пор, как Заречье образовалось, а тому уж сотни лет. Кто такому в здравом уме поверит? Они, однако ж, верят, будто этот Хозяин сам человечьему глазу не видим, но всех замечает. Он-то, мол, когда-то и заключил договор с королями и по сию пору посылает слуг своих этот договор подтверждать. Я по молодости любопытен был, спрашивал у них: хоть кто-нибудь этого Хозяина видел? Никто не видел, но жертвы приносят и поклоняются. Да что там, завтра сами спросите, а сейчас, пожалуй, спать пора.

— Да, пожалуй. — За столом писать невозможно, темно, а в палатке можно зажечь светильник. — Надеюсь, что завтра спрошу.

«Итак, суммируем. Свыше трехсот лет назад часть территории королевства, ныне именуемая Заречьем, отложилась. Достоверных сведений об этих событиях не сохранилось, так как они совпали со временем Великой смуты. Однако хронисты сообщают, будто сему предшествовали мор, землетрясение, войны и, разумеется, падение кометы — словом, все приметы, что суеверные умы считают неотъемлемыми спутниками бедствий. Поверить во все это, разумеется, невозможно, но какое-то зерно истины в этих сообщениях имеется. Можно придумать комету, но эпидемия как следствие войны и каких-то природных катаклизмов — явление вполне вероятное.

Откуда же устойчивое представление о том, что люди за рекой жить не могут и, следовательно, обитатели Заречья — не люди?

Наиболее вероятным представляется следующее. Тогда, триста лет назад, за рекой произошла эпидемия — условно говоря, чумы, за неимением лучших аналогов, — повлекшая за собой большую смертность. Но какая-то часть населения там осталась, ибо ни одно известное заболевание не дает смертности стопроцентной. Без власти, без запретов и моральных норм выжившие быстро одичали, то есть, с точки зрения обывателя, «превратились в нелюдей». Это же безвластие и отсутствие запретов и поныне влечет за реку преступников всех мастей, несмотря на давнее представление о том, что люди выжить там не могут. Оставим в стороне версию о «ядовитом тумане», который якобы висит над Заречьем, отравляя все и вся (хотя какие-то испарения почвы там, несомненно, есть — туман виден даже отсюда). Но известно, что очаги заражения сохраняют активность долгие годы. В архивах медицинского факультета есть упоминания о случаях, когда по неведению или злому умыслу разрывались давние захоронения людей или животных, погибших от мора, и это вызывало новую вспышку болезни. Нам известно также, что люди, переболевшие, к примеру, оспой или тифом, не заражаются этими хворями вновь. Поэтому болезнь, губительная для новоприбывших, может быть безопасна для тех, кто уже давно живет за рекой или родился там. Это объясняет видимые противоречия. С другой стороны, жители Заречья могут сами распространять слухи о том, что условия существования там не пригодны для людей, дабы уберечь территорию от войск и сохранить свою автономию. Так выглядит истина, очищенная от наслоения суеверий.

В чем же состоит научный интерес нашей, точнее моей, экспедиции (ибо для прочих она лишь простая формальность)? Безусловно, не только в том, чтобы положить конец нелепым слухам, а также удовлетворить свойственное ученым любопытство. Итоги способны принести практическую пользу. Прежде всего, следует установить, что за болезнь поразила Заречье и не угрожает ли так называемое «подтверждение договора» всему королевству. Что еще важнее: можно ли создать лекарство от этой болезни — а как утверждают наиболее продвинутые деятели науки нашего времени, таковое лекарство создается на основе крови или каких-то иных животворных соков существа, данной хворью переболевшего.

Но для этого необходимо исследовать так называемого «посланца», чего никогда не производилось. Конечно, я готов к возможным разочарованиям, в том числе к тому, что посланец не явится. И тем не менее завтрашнее утро может стать поворотным в моей научной карьере…»

Ночь, вопреки опасениям лейтенанта, прошла спокойно, и с рассветом доктор и офицеры с десятком солдат вернулись на берег. Туман теперь был гуще, чем накануне, он затянул все пространство реки, а противоположного берега не было видно вовсе. В общем-то для столь раннего часа это естественно, в такое время суток туман висит даже над городскими улицами, но объяснить это солдатам было невозможно. Доктор не без раздражения услышал, как они перешептываются насчет «ядовитого духа Заречья». Хорошо хоть офицеры свободны от подобных представлений… однако могли бы и заставить замолчать своих подчиненных.

Все-таки, когда вода совсем рядом, а ее не видно, это как-то неправильно. Мерещатся всякие звуки…

— За триста лет могли бы и мост построить, — сказал доктор.

— Какой мост! — сердито произнес капитан. — Дикари же!

Доктор имел в виду вовсе не жителей Заречья, однако уточнять не стал. Снова прислушался. И не только он. Всплеск… еще всплеск, ближе…

— Кто-то плывет, — сказал лейтенант.

— А может, рыба играет… поутру, — предположил кто-то из солдат. В голосе его доктор опытным ухом уловил надежду. Служилому хотелось, чтоб это была рыба.

— Похоже, дождались, — капитан сплюнул. — Ну ладно, раньше отстреляемся…

Солнце поднялось выше, пронизая лучами мутную пелену, и та стала как будто прозрачнее. И чего, в самом деле, переживать? Обычное марево над водой. И отчетливо слышно, как в воде что-то движется. Кто-то. Не видно еще, но равномерные всплески все ближе.

А кстати, почему не видно? Туман-то развеивается. Лодку на таком расстоянии можно бы заметить.

У доктора почему-то не возникло сомнения, что посланец Заречья приплывет в лодке. Как же еще добраться, если моста нет? Лейтенант, вероятно, думал так же. У капитана имелись свои соображения, но он не спешил ими делиться. Говорил же им, что жители Заречья — не люди. А они не верили. Ну так пусть некоторые чересчур умные или шибко молодые сами убедятся.

Человек-то и впрямь бы лодкой правил. Но в Заречье, господа мои, дикость такая, что там, поди, и лодки разучились делать.

Еще всплеск — и в мареве проступили очертания. Достаточно смутные, но ясно было: кто-то идет по воде.

Теперь доктор понял причину красноречивого молчания капитана. Река здесь достаточно глубока и, в принципе, служит естественной преградой между Заречьем и цивилизованными территориями. Пересечь ее вплавь решится либо очень сильный человек, либо совершенно дикий.

Или вообще не человек.

Пришельца ждали, но поневоле вздрогнули, когда фигура из тумана выступила на прибрежное мелководье — в грубой рубахе до колен, перехваченной поясом с ножнами, босая, с непокрытой головой.