Настоящая принцесса и Снежная Осень - Егорушкина Александра - Страница 23

Потом, когда Лев вырос, дедушка Дайн рассказал ему эту историю, и Лева запомнил: слабое место есть у каждого предмета. И у египетской пирамиды, и у Великой Китайской стены. А ещё потом, в подземельях Радинглена, он узнал, что гномы прекрасно умеют находить слабые места. Иначе все подземное строительство и рудное дело шло бы в два раза медленнее.

…Лева размахнулся и со всей силы швырнул бутылку в стену на полшага левее окна и метра на полтора от пола. И попал.

Сначала ничего не произошло. Бутылка, отлетев от стены, упала на пол и не разбилась — только вяло, беззвучно прокатилась несколько шагов по толстому ковру. Лева замер. Ну! Ну же!

Что-то тихо хрустнуло — будто кто-то вдалеке наступил на сухую ветку. Потом хрустнуло громче, а потом затрещало, будто этот кто-то с размаху свалился на кучу хвороста.

Это рвались обои. Лева почувствовал, как камни завибрировали и вокруг окна побежала трещина. Он поспешно подобрал бутылку и ударил ею в нижний угол рамы. Новенький стеклопакет накренился и рухнул в комнату — на заботливо подставленные кресла.

Есть! В комнату хлынул морозный воздух. Даже в груди закололо тысячью ледяных иголочек. Лева только сейчас понял, как же душно было в этой проклятой комнате.

— Ух ты, — потрясенно выдохнул он — получилось! — и высунулся в пролом.

Надо же, как тихо, — будто в лесу. Что это? Показалось? Где-то внизу и вдалеке перекатился глухой тяжелый стук — и замер.

Лева подышал-подышал, потом сощурился, вытянул руку и провел по заиндевелому фасаду. Карнизов поблизости не наблюдалось — стена была совершенно гладкая. Даже лепнины никакой. Вид из окна — Лева сощурился ещё сильнее — был как положено в центре города: с расплывчатым памятником, туманной площадью и смутным куполом какого-то собора. Подробнее ничего разглядеть не удалось. Внизу — эх, пригодился бы фонарик, фонарик в рюкзаке тоже был! — проглядывало нечто похожее на балкон.

— А вот если начать сейчас думать, — пробормотал Лева, — то я струшу и останусь здесь. И замерзну. И зачем тогда было стараться?

Он ещё раз оглядел пролом. Ха-ха! Выглядела дыра в стене так, словно тут по меньшей мере что-то взорвали. Причем поработала над этим целая бригада стройных мускулистых ребят в оранжевых майках. А вот же вам!

«То-то господин Мутабор удивится, — с удовольствием подумал Лева и решительно полез через подоконник. — Придет, а тут….оп-па!» — И он мешком рухнул на балкон этажом ниже и, крякнув, поднялся.

Больно не было. Может, будет, но потом. Когда надо, настоящий гном забывает про боль. Вот и хорошо, что очков нет, а то бы они как раз сейчас разбились, то-то бы я огорчился. Лева протянул руку и ощупал балконную дверь. Надо же, а ручка цела… и дверь не заперта! Значит, это только мне такое почтение.

За темным стеклом заколыхалась какая-то смутная тень. Лева сначала решил, что это его отражение, но тень была длинная, высокая и сутулая. И в ужасе закрылась руками.

— К-к-кто это? — спросил незнакомый заикающийся голос. Заикался он так, будто его обладатель изо всех сил старался не стучать зубами.

Сутулая тень шарахнулась от Левы в дальний угол комнаты. Ну, и что отвечать? «Аствацатуров Лев, седьмой "б"» или «рыцарь Лео из клана Дайн, паж её высочества принцессы Радингленской»? Но тень опередила Леву:

— Мальчик, т-т-ты не знаешь, который час?

Лева поднес часы к самому носу и нажал кнопку подсветки. Часы встали. Так, ещё новость!

— К сожалению, не могу сказать, — вежливо ответил Лев. Тыльной стороной руки он стер с лица кирпичную пыль, машинально стараясь не сбить с носа отсутствующие очки. — Но, думаю, шестой час утра. Светает сейчас примерно в семь тридцать.

— Го-о-осподи! — сутулая тень с тихим воем вскочила из глубокого кресла и заметалась по смутной комнате.

— А у вас что, часов нет? — спросил вдогонку Лева. Когда часы останавливаются, это значит… Что-то такое очень важное мелькнуло у него в голове, но тут же пропало. Ладно, потом.

— Остановились, — сутулый человек схватился за щеки и говорил таким голосом, будто у него страшно болели зубы. Причем все. — Остановились у меня часы, мальчик. Боже ты мой, неужели уже скоро утро?!

— Механические, что ли? Так завели бы, — посоветовал Лева.

— Ты что? — Пленник вскинулся. — Нельзя же!

Интересно, почему, подумал Лева. Неужели этот бедняга всё-таки спятил?

— А вы давно тут сидите? — спросил он.

— Д-давно… Не помню… дня два…

— А почему?

Сутулый человек уронил руки вдоль тела и уставился на него.

— Все тебе скажи, — прошипел он и снова рухнул в кресло. — Может, ты на него работаешь?

— Ну, почему вы тут сидите, он-то точно знает, так что в этом никакой такой тайны нет, — резонно возразил Лева. — Так почему?

— А ты, мальчик?

— А я живец, — не без гордости сообщил Лева. — Наживка. На меня разных хороших людей ловят.

Сутулый человек опять застонал.

— Только я собираюсь сбежать и вам предлагаю, — продолжал Лева, понимая, что даже если на самом деле этот человек работает на того, его, Леву, это вряд ли остановит. — Лев Аствацатуров меня зовут.

— Смуров, Илья Ильич, — вяло представился сутулый. — Ац-ва… Ох. Шестой час, говоришь? Боже мой, боже, всего час остался…

— Час до чего? — требовательно спросил Лева. Он уже начал, не теряя времени, прощупывать стены. Ага, здесь все как наверху, а вот шахта лифта, а вот створки…

— Пытать придет, — бесцветно ответил Смуров. — Сам сказал.

— Так чего вы тогда тут сидите? — искренне удивился Лева. А между створками щель… А лифт у нас наверху…

— Что ты делаешь?! — Смуров с трудом встал и на шатких ногах подошел поближе.

— Ищу выход. Будем отсюда выбираться, — отвечал Лева, между тем сделав приятное открытие: журнальный столик тут тоже есть, но вовсе не пластиковый… Прогресс.

— Нет!

— Что? — Лева поднял голову от столика.

— Нет! Нельзя мне уходить!

— Погодите, — приостановился Лева, нащупав у столика отвинчивающуюся ножку. — Вот тут подержите, пожалуйста.

Смуров почему-то послушался.

— Вы что-то такое знаете, за что вас пытать будут, — так надо удирать! Почему нет-то? Пытки любите?

— Идиот! — свистящим шепотом заорал Смуров, выпустив столик. — Не могу я бежать, у меня же дочка здесь, дочка у меня, как ты не понимаешь?

Лева ахнул. Руки сами собой продолжали отвинчивать ножку столика.

— Бедная Маргошка… Она же ни при чем… А я хранитель, и он от меня ерунду просит, стишок, только я не скажу, и тебе не скажу, и никому не скажу, даже если он пытать придет… — бормотал Смуров.

— Хранитель чего?!

Смуров не ответил.

— Ты-то как сюда попал? — без интереса спросил он после паузы.

— Сверху. — Ножка у столика наконец отвинтилась. Вся надежда на неё. — Погодите, Илья Ильич, но стишок — это же действительно ерунда! Зачем же пытать за стишок? — удивился Лева вслух, а про себя подумал, что стишок, видимо, очень даже серьезный и что надо бы этого Илью Ильича показать, например, Филину. А здесь его явно оставлять нельзя.

— Ничего себе ерунда! Ничего ты не понимаешь! — снова взвился Смуров. — Это же хранительское заклинание! Он узнает — и городу конец!

У Левы в голове мелькнула мысль, что этот бедолага тут и свихнуться мог, потому что легко себе представить, каково это, когда запугивают дочкой и грозят пытками. Но забрать его отсюда надо точно.

— Погодите, — сказал он, прилаживая ножку в щель между створками лифта. — Не лезет… Илья Ильич, помогите, пожалуйста, отожмите створку совсем чуть-чуть, хорошо?

— А Маргошку как жалко! Она же умница у меня, она же музыку пишет, у неё же призы…

А стишок он давно просит… Он приходил ко мне на службу… ночью… да, кажется, ночью… но ведь ночью Эрмитаж заперт… как же он туда пробрался… не помню… мы вышли в висячий садик… он что-то говорил про гнездо птицы… я ещё помню, он закурил, хотя курить там строжайше запрещено… и «Павлин» почему-то играл, а сигнализация не сработала и овчарки не услышали… Но я же не могу! Всему же есть предел!