Месть авторитета - Карасик Аркадий - Страница 25

Наконец, появился Фарид. Подошел к Гене, тихо о чем-то спросил его. Безногий радостно кивнул и привычно протянул перед собой длинные руки. Фарид перенес его на каталку и повез из палаты. Видимо, в туалет… А может быть, просто проветриться по «проспекту».

С журналом в руке появился зевающий Трифонов.

— Спишь, батя?

Я не ответил. Пусть думает — сплю. Беседовать с Сергеем в присутствии куряки и дремлющего «такелажника» бесполезно, даже вредно. Ничего выудить не удастся, а подозрение можно пробудить…

Водитель, вздохнув, улегся на кровать и развернул журнал.

Все же зря я отказался от предложенного разговора. Трифонов до сих пор не раскрыт. Словно запечатанный конверт, в котором — непрочитанное письмо… Что в нем «написано»? Возможно, то, чего мне не хватает для завершения расследования.

Голова не болит, бедро ведет себя прилично. Зато страшно хочется спать. Так всегда бывает: можно спать — не спится, нельзя — глаза сами закрываются…

Возвратились Фарид и Гена. Уложив калеку и старательно подоткнув одеяло, азербайджанец на цыпочках покинул засыпающую палату…

Как и при первом моем появлении, над входам грустно мигает лампочка-лампада. Палата спит. Со стонами, с храпом, с невнятной руганью, с бормотанием неизвестно к кому обращенных жалоб.

Я осторожно поднимаюсь, набрасываю на плечи больничный халат. Одевать спортивный тренировочный костюм нет времени и возможности — больные спят чутко, вполне могут поинтересоваться: куда на ночь глядя, собрался старичок? Уж, не в бега ли? Или — на любовное свидание с ментами?

Все внимание — «такелажнику». Остальные жильцы палаты меня не волнуют. Петро спит, невольно изображая концерт симфонического оркестра, когда — и барабаны, и литавры, и трубы… Лишь бы не разбудить его…

Медленно двигаюсь к выходу. Бедро, проникнувшись важностью предстоящего, ведет себя пристойно — ни одного болевого импульса. Голова не кружится, мысли не вертятся в диком хороводе — настроены на предстоящую беседу с Гошевым.

25

За столом дежурной медсестры сидит Фарид. На коленях пристроилась Мариам. Целуются, пересмеиваются, тихо беседуют. Конечно, о своем будущем, обсуждают — поехать ли на постоянное жительство на родину или остаться в Москве?

Увлеченная парочка заметила нежеланного свидетеля только тогда, когда я подошел к ним почти вплотную. Девушка спрыгнула с колен парня и густо покраснела.

— Простите, ребята, но у меня очень важная просьба… Подробно объяснять нет времени, поверьте — важная…

— Что случилось, Семен Семенович?

Это Фарид спросил. Девушка еще не пришла в себя, стыдливо прячет лицо… Глупышка, разве стесняются любви?

— Мне необходимо срочно позвонить… Мариам, дайте, пожалуйста, ключ от кабинета начальника…

Не поднимая головы, девушка роется в ящике стола. Фарид бледнеет.

— По мою душу, батя, да?

— Ошибаешься, парень, не по твою. Успокойся. Но не стану скрывать — твою просьбу не забыл, сейчас вторично продублирую ее…

Белый аппарат, судя по наклейке — больничная связь. Значит, красный — городской.

— Дежурный по управлению…

— Дайте домашний телефон капитана Гошева,

— Кто просит?

— Генерал Вербилин.

Неудобоваримое словосочетание «в отставке» умышленно пропущено. Одно дело — действующий генерал, совсем иное — отставник.

— Одну минутку, Семен Семенович.

Ишь ты, имя-отчество запомнил, стервец! Уже около года минуло с того дня, когда я покинул кабинет в управлении, а ребята не забыли, Не стану скрывать — приятно до слез!

Записал номер телефона Николая и тепло поблагодарил.

— Пожалуйста, товарищ генерал… Здоровья Заходите, все вам будут рады…

Душа согрета этими словами. Обычными, но самое главное — неофициальными идущими от сердца.

Первый час ночи. Сейчас меня вместо тепла встретят холодом. Ни одна жена не любит, когда в такое время беспокоят уставшего мужа Наташа, к примеру, высказала бы ночному абоненту все, что она о нем думает…

Длинные гудки — один, второй…, четвертый… Представляю себе, как женщина, не открывая заспанных глаз, тянется к телефонной трубке… «Не сердись, милая, — мысленно уговариваю я Гошеву. — Я ведь по делу, отложить разговор на утро просто нельзя… Потерпи, разбуди Колю. Он не рассердится…»

Неведомыми путями моя мольба доходит до гошевской спальни.

— Слушаю вас…

— Простите за поздний звонок…

— Вам — Николая Викторовича?

— Да… понимаете, приходится беспокоить… Извиниться в десятый раз не успел. В трубке — голос Гошева. Вовсе не сонный, такой же, как обычно, на службе.

— Слушаю вас?

Извиниться перед женщиной — сам Бог велел, а вот перед капитаном извиваться дождевым червем не стану!

— Николай, узнаешь?

— Конечно… Что случилось?

В голосе — тревога. После убийства Павла она вполне обоснованна. Я, к примеру, подобный ночной звонок воспринял бы этаким сигналом бедствия.

— Ничего страшного. Просто я его, кажется, вычислил… Почти вычислил, — суеверно поправился я. — Похоже, за ним охотятся. Ни в коем случае нельзя допустить в условиях больницы разборку. Знаешь, чем это пахнет?

— Все понятно. Немедленно приму меры… Как ваше здоровье?

— Поправляюсь. Не волнуйся.

— Переехать в другую больницу по-прежнему нет желания?

— Нет!

— Тогда… Завтра, вернее, сегодня в вашей палате появится новый больной… Вы меня поняли?

— Понял… Помнишь мою просьбу в отношении невесты «нефтяника»?

— Все надежно.

— Появилось сто двадцать пятое серьезное предупреждение. «Нефтяник» в панике…

— Проверю… Его приятель не появлялся?

Гошев привык бить в лет. Не какого-нибудь захудалого тетерева, а опасного ястреба. Спрашивает, об Ухаре. Ибо «нефтяник» — Фарид, а вычисленный мною «такелажник» видный авторитет.

— Ничего уже не изменить. Повязать — дело техники, главное выследить, — осторожно ответил я. — Завтра же постараюсь свести знакомство с его подружкой…

— Ни в коем случае! -спохватившись, Гошев, сменил слишком приказной тон. — Очень прошу ничего больше не предпринимать…

— Не беспокойся. Температуры нет, бедро почти не болит. Кстати, долго говорил с известным тебе «колбасником». Приятель «нефтяника» и до него добрался…

Намёк мой прозрачен до идиотизма — младенец распознает. Но ничего лучшего не придумано. Остаётся надеяться, что телефон начальника отделения не прослушивается.

Видимо, такая же мысль пришла в голову и Николаю. Он отбросил условности и заговорил на всем понятном языке.

— Отдыхайте, лечитесь и — все… Никакой самодеятельности, Простите за тон, но обстановка слишком накалена. Люди нацелены, работают. Вас будут охранять, но и сами на рожон не лезьте. В отношении подруги «нефтяника» тоже приняты дополнительные меры безопасности…

— Это крайне важно… Я пообещал Фариду.

— Сделаем… Теперь слушайте меня. На днях, может быть, даже сегодня Гену навестит его брат. Учтите, он — под подозрением. Возможен контакт с «такелажником». Будьте внимательны, но ничего не предпринимайте… Баба, которая вертелась около Павлика и сейчас интересуется вами — наводчица авторитета, которого мы разыскиваем.

— Спасибо…

— Брать ее -нет оснований. Я уже переговорил с кем надо, ее изолируют. Скажем, постельный режим. Ваш сосед тоже повязан с тем же «такелажником». Его сегодня переведут в другое отделение — место займет наш человек… Что еще?

Иносказания отброшены, можно говорить открытым текстом. Иначе мне не выдать следующую дозу информации…

— Банкир — Махов Никита Дмитриевич, — тороплюсь я завершить разговор. — Владелец банка, финансирующего преступные группировки. Кстати, похоже, именно этот банк оплачивает лечение «такелажника» и его приятелей. Именно на него нацелился Ухарь…

— И это проверим…

Не отделение — змеиный заповедник, обитатели которого жалят друг друга. Заодно «ужалили» отличного парня, отличного сыщика — Павлушку…

— Фарид, пожалуйста, проводи меня до палаты. Бедро разболелось — спасу нет… Да и моторчик, — я выразительно прижал ладонью левую часть груди, — стучит не в лад…