Красуля - Карасик Аркадий - Страница 58

Непонятное ожесточение охватило Михаила. Скулы заострились, глаза прищурены, говорит жестко, будто сплевывает. Слишком много бед свалилось на отставника, одна Красуля чего стоит! А тут еще нежданное появление бывшего «гарнизонного сыщика». Милиция при желании отыщет несуществующую вину, посадит в СИЗО, там доказывай, что ты не верблюд…

Клименко заложил руки за голову, потянулся.

— Говорят, старая дружба не ржавеет. Зря говорят. Не только ржавеет, но и покрывается дырами-язвами. Вместо того, чтобы сесть за стол, выпить по стопешнику, вспомнить молодые годы, ты пялишь на меня злобные глазища… Ладно, Мишка, дело твое. Захотел откровенного разговора — держись.

Помолчал, будто нащупывая в темноте первую ступеньку лестницы, ведущую в душу Федорова. В голову ничего путного не приходило, остается единственный вариант — откровенный разговор.

— Да, я приехал в Клин по заданию. Да, наша встреча — не случайность, она заранее спланирована и утверждена моим начальником… А вот цель иная, нежели ты думаешь. Никто не собирается тебя вязать, сажать в камеру, допрашивать…

— Тогда к чему все твои хитрые подходы…

— Повзрослеешь — поймешь. А теперь слушай внимательно, мотай на ус. Мы решили тебе помочь. Удивляешься? — покачал сыщик головой. — Ну, ну, удивляйся, придурок, изображай обиду. Нам все известно: и твоя деятельность в роли совладельца ремонтно-строительной фирмы, которую бандиты используют в своих целях, и фактически развал семьи, и сексуальная связь с преступницей.

— Предположим, правда. Разве это подсудно? Не существует статьи… Впрочем, кажется, догадываюсь… Вербовка, да? Или как еще у вас называется эта грязная процедура?

Пришел черед смутиться сыщику. Но ненадолго — он быстро оправился. Засмеялся.

— Слишком возносишь себя, подполковник. Вербуют тех, кто может принести пользу сыску, а ты кто? Любовник бандитки, ее доверенное лицо? Для нас — мелко и несущественно.

Знал Василий в какую точку ударить, чем больней зацепить гордый характер отставника. Еще в гарнизоне Кедровый заметил — Мишка слишком болезненно воспринимает малейшее унижение.

— Говоришь, мелочь, несущественно? Как для кого. Красуля от меня ничего не скрывала… Ты вот будто штампом прихлопнул: бандитка, преступница. А это такая женщина — ты представить себе не можешь. Жестокая и добрая, подозрительная и доверчивая. В любви раскрывается на подобии сбрызнутой утренней росой розы…

Проговорил и вопросительно поглядел на Клименко. Понял ли тот сказанное или не расслышал?

— Договаривай, дружище, не останавливайся. Авось, помогу вылечиться. Зря ты подозреваешь меня в этаком «штампованном» отношении к живому человеку. Но, как не крути, как не выгораживай, твоя любовница — опасная преступница. Вот и давай поговорим о ней с этих позиций…

Дальше разговор пошел веселей. О вербовке — ни слова, но она так и витает над головами собеседников, так и вторгается в их сознание. Михаил ожидал предложения подписать заранее заготовленный сыскарем бланк, Василий выжидал удобного момента. Он все еще колебался, не был уверен в необходимости вербовки, мало того, считал ее вредной для дела. Вдруг отставник сообщит что-нибудь ценное и без бумажной волокиты.

— Вспомни, Красуля не говорила тебе что-нибудь необычное?

Федоров задумался.

— Дня за три до моего… бегства упомянула о коллекции Моревича… Дескать, очень ценная… Спрашивала о результатах оценки предстоящего ремонта его квартиры, где тот будет жить во время ремонта… Неожиданно предложила самой навестить заказчика…

— Когда? — будто подстегнул подполковника сыщик.

— Не знаю… Кроме того, здесь в Клину случайно встретился с шестеркой Жетона. Парняга хороший, по глупости, как и я, очутился в болоте… Он и рассказал — Жетон по наводке сверху подрядился замочить сына коллекционера, политического деятеля… Тот вроде принадлежит к оппозиции. Странно, и Жетон, и Красуля нацелились на одну и ту же семью…

Глава 15

Семен Адольфович Моревич, крепкий еще старик, не по возрасту стройный и подтянутый, расхаживал по гостиной подмосковного коттеджа. Длинные седые волосы связаны на затылке в пучек, теплый домашний халат расстегнут, из-под него выглядывает голая мускулистая грудь.

Единственное его хобби — коллекции. Собирает он почти все, начиная от спичечных коробков и кончая картинами известных художников. Пятикомнатная квартира в Москве буквально забита остекленными коробочками и журналами в бархатных переплетах. Стены увешаны картинами. Они висят впритык друг к другу, будто заменяют собой многокрасочные обои. Вперемежку — русские и голландские, французские и немецкие, но обязательно — известные, ни одной подделки.

Особняк под Истрой тоже украшен картинами, но, в основном, копиями. Зато посуда, хрусталь, обстановка — только старинные. Коллекционер привык к комфорту, не мыслит себе жизни без роскоши.

Сегодня движения старика более порывисты, походка — нервная, взгляды из-под густых бровей — нетерпеливые. Моревич ожидает приезда сына, который редко навещает отца, превращая каждый свой приезд в праздник.

Обеденный стол покрыт накрахмаленной скатертью, на ней расставлена коллекционная посуда времен французских королей. Неважно, что на изукрашенных блюдах и тарелочках — незамысловатая закуска, а в хрустальных графинах — самодельные наливки и вина, значительно важней торжественная обстановка, которую создает старина.

Сегодня старик ожидает Эдуарда с особым нетерпением. Возникла нужда посоветоваться, излить душу. Поэтому услышав шум под"ехавшей к коттеджу машины, он бодро побежал в прихожую.

— Наконец-то, появился, — любовно ворчал он, подставаляя для поцелуя надушенную розовую щеку. — Запутался в своих политических дебрях, позабыл отца.

Эдуард посмеивался, любовно оглядывая крепкую фигуру родителя. И возвраст не действует на старика, подумал он, все такой же стройный. А я с каждым днем толстею, будто кто-то надувает. Только за последний месяц прибавил пять килограммов. Не помогают ни разрекламированные диеты, ни хваленный гербалайф.

— Ошибаешься, батя, не забыл. Даже выпросил недельный отпуск, который, если не возражаешь, проведу в твоем обществе.

— Какие могут быть возвражения, сынок? Я рад. Погуляем с тобой по речному бережку, полюбуемся кленами и березками.

— Обязательно… И вот еще одно доказательство того, что я не забыл своего молодого папашу… Прими подарочек. Случайно попалась на глаза у антиквара вазочка, решил порадовать. За возраст не ручаюсь — не специалист, но судя по интерьеру…

Моревич мигом забыл и о намеченной беседе с сыном, и о всех своих неприятностях. Ощупывал вазочку, разглядывал ее в лупу, искал «фирменный знак». Не фальшивка ли? Сына могли обмануть — коллекционера не удастся.

Ваза оказалась «настоящей». Соответственно улучшилось настроение и возвратились мысли о необходимости посоветоваться с Эдиком. Больше не с кем. Жена умерла, царство ей небесное, вот уже пять лет тому назад, ни сестер, ни братьев — все ушли. Остался один Эдуард.

Придерживая сына под руку, старик направился было в столовую, но спохватился: сначала — переодеться, негоже садиться за стол в халате, будто дореволюционный барин, забывший про элементарные приличия.

Эдуард Семенович тоже пожелал привести себя в порядок, принять ванну, надеть новый, «застольный» костюм. Мылся не торопясь, потом тщательно побрился, м выбрал на полочке любимые мужские духи. Семен Адольфович тоже не спешил. Недавняя нервозность покинула его — сын приехал, ничего с ним не случилось, незачем волноваться.

Наконец, уселись за стол.

Во главе — одетый в пепельного цвета костюм отец. Напротив — в черном — сын. Не хватает вышколенных лакеев, разливающих напитки и разносящих блюда. Вместо них — чистенькая старушка, фамилия и отчество которой, в семье Моревичей давно забыты. Матрена, налей, пожалуйста, чаек… Матрена, будь добра, подай сигареты… Матрена, забери эти салфетки, принеси другие, знаешь, с изображением в уголках императорских корон… Матрена… Матрена… Матрена.