Матрос с Гибралтара - Дюрас Маргерит - Страница 28

– У тебя здесь есть знакомые? – спросила она.

– Это шофер грузовичка, он довез нас из Пизы до Флоренции, – пояснил я. – Мы договорились, что вместе займемся сегодня подводной рыбалкой. Он не решился мне напомнить, а я напрочь забыл.

Она приподнялась и посмотрела ему вслед.

– Ну, так надо его окликнуть.

– Да нет, – возразил я, – какой смысл? Она была в нерешительности.

– Нет, правда, не стоит, – повторил я, – мы еще с ним увидимся. Я думал о нем целую неделю, каждый Божий день, и вот, представь только, как раз сегодня напрочь забыл.

Мы дружно рассмеялись.

– Ты сказал, будто я отплываю нынче вечером, – проговорила она, – но ведь я уезжаю только завтра вечером.

– До этого еще далеко, – все еще смеясь, заметил я.

Обедать мы вернулись на яхту. Потом снова пошли к ней в каюту. И оставались там долго. Она заснула, и у меня было время посмотреть на нее спящую, в ставших уже более нежными отблесках моря. А потом я и сам заснул. Когда мы проснулись, солнце уже заходило. Мы поднялись на палубу. Небо точно горело в огне, а карьеры Каррары сверкали ослепительной белизной. Все трубы Монт-Марчелло уже курились дымком. Пляж прямо перед нами изгибался длинной плавной линией. Кое-кто купался, это были постояльцы Эоло и матросы с «Гибралтара». Мы были одни на яхте.

– Ты грустный, – заметила она.

– Когда спишь после полудня, – с улыбкой ответил я, – всегда просыпаешься немного грустным. – Потом добавил: – Отсюда, с яхты, все выглядит совсем по-другому.

– Да, совсем по-другому, но со временем возникает желание посмотреть на все и с другой стороны.

– Да, конечно.

Купальщики играли в мяч. До нас доносились их крики и смех.

– Уже поздно, – заметил я.

– Ну и что?

Огненное сияние неба в одно мгновение погасло, сметенное легкой тенью.

– Уже поздно, – повторил я. – Через двадцать минут совсем стемнеет. Терпеть не могу этот момент, для меня он самый неприятный за весь день.

– Если хочешь, – ласково предложила она, – можем пойти в бар, выпьем чего-нибудь.

Я не ответил. Я слишком насмотрелся на нее, пока она спала. Мне было немного страшно.

– Пожалуй, вернусь на берег, – проговорил я.

– Давай, я поужинаю вместе с тобой, – спокойно предложила она.

Я не ответил.

– Эоло, наверное, удивится. Все равно хочешь?

– Сам не знаю.

– И часто у тебя так меняется настроение?

– Частенько, – согласился я. – Но сегодня дело совсем не в этом, дело не в настроении.

– А в чем же?

– Да сам не могу как следует понять. Может, слишком уж много всего со мной произошло за эти два дня. А что, если нам чего-нибудь выпить?

– Нет ничего проще. В баре есть все что душе угодно.

Мы пошли туда. Выпили по две порции виски. Я не привык к виски. Первая порция не произвела на меня особого впечатления, зато вторая показалась очень вкусной. Даже, более того, необходимой. Она-то к нему уже привыкла и выпила с видимым удовольствием, не произнося ни единого слова.

– Очень дорогая штука, – проговорил я, – это виски. Не так уж часто выпадает его пить.

– Да, правда, очень дорогая.

– Ты его много пьешь?

– Пожалуй, немало. Я только его и пью, никаких других крепких напитков.

– Стыда у тебя нет! Три тысячи франков бутылка!

– Да, пожалуй, что нет.

Мы насильно заставляли себя разговаривать. И снова чувствовали себя на корабле совсем одиноко.

– А вообще-то неплохая штука, – заметил я, – это твое виски.

– Вот видишь…

– Правда, приятная штука. Действительно, чего тут стыдиться? А он любил виски?

– Думаю, что да. Правда, мы его очень мало пили.

Она глядела через дверь бара на пляж, который все темнел и темнел.

– Мы совсем одни на яхте, – заметила она.

– Нет, это уж слишком, – рассмеялся я. – Есть люди, с кем тебе хочется выпить, а с другими нет. Так вот ты вызываешь у меня желание выпить с тобой еще один стаканчик виски.

– А от чего это зависит?

– Кто его знает? Может, от того, насколько серьезно он относится к жизни.

– А я не серьезная?

– Нет, наоборот. Все зависит от того, как понимать, серьезным можно быть совсем по-разному.

– Не понимаю.

– Да я и сам не понимаю, – ответил я, – какая разница, должно быть, это мне уже виски в голову ударило.

Она улыбнулась, встала, налила мне виски и подошла ко мне.

– Когда привыкнешь, – проговорила она, – без этого уже очень трудно обойтись.

– Да, очень трудно.

Она отошла и снова села. Нам очень хотелось забыть, что мы одни на всей яхте.

– А откуда ты знаешь? – спросила она.

– Так, догадываюсь, – ответил я. Она опустила глаза.

– Когда разбогатею, – заметил я, – буду день и ночь пить только одно виски.

Она взглянула на меня. А я смотрел на пляж.

– Даже странно, – проговорила она, – как я рада, что встретила тебя.

– Да, – согласился я, – действительно странно.

– Правда, странно.

– Это называется великая любовь с первого взгляда, – заметил я.

Мы дружно рассмеялись. Потом вдруг перестали смеяться, я встал и снова вышел на палубу.

– Что-то есть хочется, – сказал я. – Может, пойдем к Эоло?

– Придется подождать матросов, – ответила она. – Они взяли катер. Если, конечно, у тебя нет желания отправиться вплавь…

Мы остались стоять у борта. Она подавала знаки своим матросам. Один из них отделился от остальных и поплыл на катере за нами. Прежде чем отправиться к Эоло, мы еще немного прогулялись по пляжу, но не с той стороны, где купаются, а с другой.

– Если у тебя будет время, – обратился я к ней, – ты все-таки должна рассказать мне эту историю.

– Это длинная история, она займет много времени.

– Все равно, мне бы очень хотелось, пусть хотя бы совсем коротко.

– Посмотрим, – ответила она, – если у нас будет время.

Когда мы вошли с ней вместе в тратторию, вид у Эоло был удивленный, но не так чтобы слишком. После танцев я ведь не возвращался в гостиницу, и он, конечно, догадался, что я был с ней. Карла, увидев нас, сразу густо покраснела. Я не счел нужным давать им хоть какие-то объяснения. Она разговаривала с Карлой, как и накануне, разве что, может, не так охотно. У меня же не было ни малейшего желания говорить ни с кем, кроме нее, так что я вообще не открывал рта. В траттории были постоянные клиенты и еще двое новых, должно быть, они оказались здесь проездом. У нее был усталый вид, но я находил ее еще более прекрасной, чем накануне, ведь как-никак, а в этой усталости была и моя заслуга. Она рассеянно разговаривала то с Эоло, то с Карлой, все время чувствуя на себе мой взгляд. Мы много ели и выпили немало вина. Как только закончили, она чуть слышно попросила меня вернуться с ней на яхту. Уже начались танцы. Мы слышали, как с другого берега реки доносились звуки той же самбы, что и накануне. Едва мы оказались одни на дорожке, ведущей к пляжу, я поцеловал ее, Не в силах больше ждать. Это она, когда мы уже почти дошли до понтонного мостика, первой снова заговорила о том, чем же я теперь намерен занять свои дни. Она спросила об этом со смехом, будто шутя, но, как мне показалось, чересчур настойчиво.

– А как насчет медных ручек, у тебя еще не пропала охота ими заняться?

– Сам не знаю.

– Может, тебе уже разонравились женщины гибралтарских матросов? – с улыбкой поинтересовалась она.

– Возможно, я судил о них слишком поспешно, – ответил я, – не успев узнать поближе.

– Они такие же, как и все прочие, ни лучше, ни хуже.

– Ну, не скажи… Во-первых, они очень красивые. А во-вторых, вот уж они-то точно никогда не бывают довольны.

– А в-третьих?

– А в-третьих, такое впечатление, будто они принадлежат всем и никому, а с этим, должно быть, нелегко свыкнуться.

– Мне всегда казалось, что то же самое можно сказать о многих женщинах.

– Так-то оно так, – согласился я, – да только с этими и на секунду не усомнишься.

– Мне казалось, ты не придаешь большого значения таким… как бы сказать… ну, допустим, гарантиям такого сорта.