Кавказский след - Карасик Аркадий - Страница 49

Бабурин машинально нарисовал на бумаге ангела с крылышками, придав ему облик своего непосредственного начальника. Рядом — рогатый враг рода человеческого в золотых очках Хвостова. По-детски прикусив кончик языка, нарисовал между ними отрытую могилу с гробом.

Бог и Дьявол…Нет, два Дьявола.

Без помощи Машкина не обошлось. Главное в задуманной схеме — его согласие с предложением вдовы банкира. Это позволит вывести из игры двух второстепенных персонажей — Басову и Степанова. Во вторых, на какой-то период времени успокоит главные действующие лица, внушит им уверенность в безопасности.

Придется свояку недельку посидеть в Бутырке. «Подброшенная» подписка о невыезде — слабая наживка, на нее, если и клюнут, то ненадолго. А крайне нужно, просто-таки необходимо показать: убийца — под следствием, мера пресечения — достаточно сурова и доказательна.

Как любил выражаться один из помощников областного прокурора, следовательская задумка неординарна… до глупости. Прежде всего, потому, что мера пресечения избрана не к обычному подозреваемому — к родственнику следователя. Если преступники не законченные идиоты, они сразу раскусят нехитрый приемчик, вволю посмеются над наивным «прокуроришкой». Считать противников глупцами — первый шаг к провалу расследования.

Ради Бога, Бабурин вытерпит бандитские издевки, не рассыпется. Главное — ошеломить, заставить призадуматься. На оценку ситуации авторитетам нужно время, и время немалое, а для Сергея Петровича сейчас каждая минута — в цене, каждый час — подарок…

Машкин согласился с неохотой. Возможно, он отказался бы, но ведь идея посадить подозреваемого в камеру принадлежит не Сереге. Лысый придурок сам подсказал. Так что сопротивляться, что-либо доказывать — глупо.

Инженер по привычке подрожал конечностями, для удаления выступившего пота израсходовал несколько носовых платков. А чего, спрашивается, ему бояться? Неделю заключения проведет не в общей камере с уголовниками, и вообще не в камере — по просьбе Бабурина арестованному отведут довольно комфортабельную комнату. Даже телевизор обещают поставить, даже — кровать с чистым бельем и с приличным мягким матрасом организуют.

Конечно, такое, более чем сносное, содержание подследственного трудно скрыть от преступников — Бутырка незримыми нитями связана со свободным миром. Но с этим приходится мириться. Не загонять же свояка в общую камеру к уголовникам, где они спят по очереди, где — издевательства и побои.

Остается надеяться на везение…

Главная трудность — убедить свояка пойти на страшный для него шаг, добиться добровольного, осознанного согласия посидеть некоторое время за решеткой — успешно преодолена. С Бабурина сошло десять потов, с трудом сдерживал он негодование, гасил в себе целые потоки непечатных выражений. Но все же добился своего.

Схватиться с сеструхой Сергей Петрович так и не решился. Поговорить, конечно, придется, но — попозже, когда «убийца» окажется на свободе. Тогда будет легче оправдывать жестокий свой поступок.

— Кстати, хочу спросить еще об одной вещи, — уже на пороге, пожимая свояку вялую, влажную руку, вдруг спросил Бабурин. — Во время первой нашей беседы, — подчеркнуто: не допроса, а именно беседы, — ты описывал приезд на стройку хозяина с гостями. Толстяком и очкариком. Помнишь?

Федор Иванович вдумчиво пожевал губами, поглядел на ожившую в тепле муху, которая безбоязненно разгуливала по давно не беленному потолку. Как всегда, его мучили недобрые предчувствия… Какие там добрые — посадят в камеру-одиночку, по утрам — кружка подслащенного кипятка с куском черствого хлеба, в обед — баланда, на ужин — собственный кулак.

— Ну, помню, — рассеянно ответил он, поглощенный «разглядыванием» будущего несчастного узника. — Я тогда все тебе рассказал…

— Может быть, что-нибудь запамятовал? — с надеждой внятно проговорил следователь. — Кто тогда дежурил из сторожей?

— Сашка Деев… Погоди! — закричал инженер, изо всех сил ударяя себя по лбу раскрытой ладонью. — А ведь, действительно, забыл!… Правда,. так себе, мелочь. Ты смеяться станешь…

— Не буду смеяться. Говори.

Машкин ощутил себя, если не знаменитым Мегре, то — ближайшим его помощником. В голове зашелестели страницы прочитанных детективов.Завязшая в сознании горестная картинка тюремной камеры, голодного и холодного узника почему-то обесцветилась и перестала терзать.

— Когда Басов с приятелями вышел из вагончика, Деев поднялся со скамейки, снял шапчонку… Впрочем — чистейшая ерунда, мало ли с кем так здоровается охранник…

— Говори, заячья душа, раскалывайся, лысый чертяка!

Бабурин с такой силой встряхнул трусливого свояка, что у того в карманах забренчали ключи и медяки. Как это ни странно звучит, но встряска пошла на пользу — вытряхнула из головы инженера книжные версии, заставила думать о настоящем.

— Показалось мне — они переглянулись. Тощий Хвостов и толстый Сашка. Будто поздоровались…

Очередной кирпичик лег на свое место. Значит, организатор и заказчик убийства банкира давно знаком с исполнителем, киллером. Что и требовалось доказать…

За день до ареста Машкин позвонил Любовь Трофимовне. Во избежании сбоев рядом с трусливым инженером сидел Бабурин. Инструктируя свояка, с удовольствием жевал сестрины пирожки с капустой и яблоками. По части выпечки Татьяна — непревзойденная мастерица. Что пироги, что плюшки, что печенье — в буквальном смысле оближешь пальчики. Бабурин незаметно убрал вторую тарелку пирожков и нацелился на третюю.

Жевал и невнятно говорил.

— Потребуешь положить на счет в сбербанке обещанную сумму. Понял? — ошеломленный предстоящей отсидкой в тюрьме, Федор Иванович, не в силах вымолвить ни слова, обреченно качает лысой головой. — Если не поверит, предложи ей либо присутствовать при аресте рядом с домом, либо убедиться возле входа в Бутырку… Дошло? Скажи, как только на счете появятся денежки — немедленно напишешь чистосердечное признание. Не раньше.

Все получилось на удивление удачно.

— Вы мне не верите? — обиженно «всплакнула» вдова. — Скажите, Федор Иванович, чем я заслужила такое к себе отношение? По моему, всегда была обязательной, никого никогда не обманывала. Тем более, вас… тебя.

Подстегиваемый суровыми взглядами свояка, Машкин держался молодцом.

— Время такое, Любовь Трофимовна, ничего не поделаешь. У нас — чисто деловые отношения, а они основываются на известном принципе: доверяй, но проверяй. Я рискую больше, чем вы: не деньгами — самой жизнью, свободой. Поэтому просто обязан убедиться в том, что не обманут, что мои страдания «оплачены»…

— Может быть, вы и правы, — задумчиво проворковала женщина. — Хорошо. Завтра же деньги будут положены на ваш счет. Будьте любезны продиктовать мне номер филиала сбербанка, его адрес, ну и все остальные реквизиты…

Любовь Трофимовна — не наивная девчонка, она не может не понимать: ее могут обмануть, жестоко обмануть, слишком быстрое согласие лысого инженера о многом говорит. Но на вдову давило желание во что бы то ни стало спасти Мишеньку, уберечь его от следствия и суда. По сравнению с этим миллионы баксов — мелочь, стопка обычных бумажек, макулатура!

Вдруг Машкин не блефует, вдруг на самом деле пойдет в уголовку сдаваться? Ведь он уже сидит на подписке, значит — под подозрением, достаточно одного толчка, добровольного признания… А если он обманет — получит деньги и сбежит? Басова и такой вариант не исключает. Но нужно использовать любую возможность, идти на любой риск…

И Любовь Трофимовна побежала в с в о й Сервизбанк. Немедленно, не откладывая, перевести на счет лысого мужика обещанные ему миллионы…

На следующий день, под контролем свояка, на негнущихся ногах Машкин преодолел полкилометра, отделяющие его дом от филиала сбербанка, подал в окошечко свою сберкнижку и получил ее назад с внесенным многонулевым вкладом. Один Бог знает, сколько при этом сошло потов с инженера, как прыгало и трепетало у него в груди заячье сердце! Зато, прочитав в потрепанной книжке новую запись захлебнулся от удовольствия. Вот она, зарубежная легковушка, под многонулевой цифрой прячется, стервочка! А рядом-то, рядом! Туры вокруг света, отдыхи во Флориде и на Канарах, новая многокомнатная квартира, безбедная жизнь…