Кавказский след - Карасик Аркадий - Страница 21

Наверняка, свояк пришел к этому решению, подумал инженер, испытующе глядя на упорно молчащего следователя. Сейчас он был полностью уверен в том, что Бабурин думает точно так же, как и его близкий родственник.

Единственно, что обижает Машкина — Сергей не спрашивает о его согласии «подставиться», не думает о том, как тяжко достанется главному герою задуманного «представления» в тюремной камере. Впрочем, почему именно в камере? Ведь в любом изоляторе имеются, обязаны существовать, более комфортабельные, желательно одиночные камеры…

Машкин все глубже и глубже тонул в созданной им самим «следственной» трясине. А ничего не подозревающий Бабурин задумчиво оглядывал территорию стройки. Будто надеялся высмотреть среди железобетонных плит и прочих стройматериалов бандита, убившего банкира.

— Прости, Серега, но это мне не под силу, — наконец очухался от детективного дурмана лысый «сыщик». — Не смогу. Сам провалюсь и тебя подведу, — неожиданно для самого себя жалобно признался он. — Понимаю, то, что тобой задумано — правильно и непременно выведет на след убийц, но…

Следователь окинул родственника недоумевающим взглядом. Ну, и достался же Татьяне малоумок! Мало того, что — квашня, прокисший кисель, облако в штанах, да еще и фантазер.

— Ты это о чем, своячек?

Успокоенный доброжелательностью следователя, Машкин принялся, захлебываясь, излагать пришедшую ему на ум версию с прорабом — убийцей. К сожалению, придется от нее отказаться. По причине абсолютной профнепригодности «актера».

Поняв, наконец, что замыслил и сам же героически отвергнул родственник, Бабурин залился веселым смехом. До икоты, до слез. Вот это придумал, вот это отчудил!

Отсмеявшись, задумался. Несуразица, конечно, детские игры на зеленой лужайке, но если отбросить шелуху, что-то останется. Сажать свояка, тем более, с широким оповещением через газеты и телевидение — глупость. Во всяком случае сейчас. А вот взять подписку о невыезде, тихо-мирно, без огласки… Вернее, с потаенной, выборочной оглаской.

Все равно шила в мешке не утаишь: кому нужно — узнает. Слишком уж часто сыскные секреты, надежно спрятанные в сейфах и в памяти компьютеров, неведомыми путями достигают настороженных ушей преступников. А в данном конкретном случае даже желательно, чтобы весть о человеке, заподозренном в убийстве банкира, достигла ушей организаторов и исполнителей убийства.

Пожалуй, поразмыслить над этим вариантом не помешает. Если накачать свояка, в меру напугать его — может получиться.

— Ладно, позже еще разок побеседуем. Сейчас пошли послушаем, что преподнесет нам водитель… Впрочем, — неожиданно остановился он возле входа в вагончик, — не резон тебе лишний раз засвечиваться. Посиди за стенкой, послушай, позже скажешь свое мнение. Брешет водитель или правду говорит. Не зря народная мудрость утверждает: устами ребенка глаголет истина. Вот и захотелось мне услышать мнение…"ребенка".

Конечно, ничего путного от этой размазни не получишь, а вот приманить его, заставить малость раскочегариться, почувствовать пусть мизерную ответственность — полезно для следствия.

По профессиональной привычке, прежде чем начать официальный допрос, Бабурин внимательно оглядел свидетеля. Пока что свидетеля. Уселся напротив него на самодельный, сколоченный неумелым плотником, табурет и мысленно принялся за составление словесного портрета басовского водителя.

Немолод — уже под пятьдесят. Лицо интеллигента, выхоленное, выбритое до синевы — видимо, недавно пользовался «автомобильной» бритвой. Либо механической, либо подключенной к бортовой сети машины. Телосложение нормальное: не атлет, но и не слабак. Во всяком случае, ему под силу перенести тело банкира от автомобиля к строящемуся зданию. Руки явно незнакомы с физическим трудом, ногти аккуратно подстрижены, мозолей не видно. Взгляд думающего человека, не затуманен излишними возлияниями. Курит — указательный палец с желтизной от табака.

— Что случилось? — хрипло спросил водитель. — Может быть, хватит рассматривать меня, как невесту перед свадьбой?… Разбудили, привели в эту камеру, — презрительно обвел он рукой стены и потолок прорабки. — Где хозяин? Спросите у него обо всем, что вам нужно. Я — молчок.

Действительно, замолчал. Смотрел в окошко, крепко сжав губы и наклонив голову.

Сидящий в стороне сотрудник уголовного розыска насмешливо вздернул брови. Ну, и фрукт попался! Видите ли, хозяина ему подавай, пусть тот дает показания. А хозяин, между прочим, сейчас перед архангелами отчитывается, исповедуется в многочисленных своих грехах.

— Ваш хозяин убит…

Водитель не удивился, не оторвал глаз от летающих за окном птиц. Только дрогнули в усмешке твердые губы.

— Не считай меня за дурачка, начальник. Разбудите хозяина. Он, наверняка, нажрался и теперь отсыпается в каком-нибудь закутке…

— Фамилие, имя, отчество…

— … год и место рождения, семейное положение, — подхватил опытный свидетель, судя по всему, отлично знающий процедуру допросов. — На понт меня все равно не взять… Давайте сюда хозяина, весь сказ!

— Повторяю: Басов Альфред Терентьевич убит, — внятно, почти по слогам, продекламировал следователь, задавливая в себе чувство раздражения. — Отвечайте на заданные вам вопросы.

Видимо, водитель понял — с ним не шутят и не пытаются обмануть. Посерел, осунулся. Заговорил резко, отрывисто, почти не думая.

— Федоров Евгений Максимович. Сорок девять лет. Родился в Курске…

Бабурин отложил ручку, мигнул сыщику — записывай ты. Терпеть не мог совмещать два занятия: допрашивать и фиксировать на бумаге ответы подследственного. По его мнению, одно исключает другое.

— Постарайтесь вспомнить все, что произошло с вами с момента выезда со стройки. Желательно — поминутно. В деле об убийстве мелочей не бывает. Учтите: вы — подозреваемый, от полной откровенности зависит ваша судьба. Поэтому — поточней… Пожалуйста.

Демонстративная вежливость при допросах тоже играет свою положительную роль — психологически раскрепощает подследственного, внушает ему уверенность в благополучном исходе расследования. Это — если допрашиваемый невиновен. А если виновен — тоже не станет отмалчиваться, попытается запутать ментов, выбраться из сотканной ими паутины.

Водитель заговорил. На этот раз — без резкости и отрывистости, более мягко, но максимально осторожно. Будто боялся споткнуться о случайно сказанную «опасную» фразу. Видимо, упоминание об ожидающей его судьбе изрядно напугало, заставило разговориться.

Бабурин слушал осторожное повествование, автоматически выделяя более или менее значимые места, на которые он нацелит последующие свои вопросы. В остальном полагался на помощника, который бойко работал ручкой, стараясь не пропустить ни единной малости. Позже следователь несколько раз прочитает написанное, подчеркнет интересные особенности, пропустит протокол через свой мозг. Сейчас — первая прикидка по горячим следам.

«Отчалили» они от прорабки часов в девять вечера… точнее, без пяти девять. Водитель то и дело поглядывал на часы — торопился домой. У жены — день рождения, соберутся гости, он пообещал не опаздывать. Черт нашептал боссу желание побывать в своем загороднем доме, пообщаться с вонючим прорабишкой, лысым малоумком. Теперь придется оправдываться перед родней, подлизываться к рассвирепевшей супруге.

Поэтому Федоров, то и дело поглядывая на часы, мчался на предельной скорости. Сидящий рядом телохранитель поохивал, а развалившийся на заднем сидении хозяин нахваливал лихача. Любил банкир быструю езду, когда захватывает дыхание, кажется — поднимаешься над землей.

Он вообще сегодня был в необычно хорошем настроении. Во время деловых и не деловых поездок молчаливый, перемалывающий в голове проценты, курсы валют, акции, недвижимость, Басов, похоже, сейчас отдыхал от многотрудной банковской деятельности.

— Что, Максимыч, к жене торопишься? — подтрунивал он над водителем. — Небось соскучился, целых пять часов не видел и не слышал…