Заложники на Дубровке, или Секретные операции западных спецслужб - Дюков Александр - Страница 16

Подразделения спецназа ФСБ «Альфа» и «Вымпел» утром были срочно переброшены от места происшествия к ДК «Меридиан» на Профсоюзной улице. Построенный еще в советское время «Меридиан» был братом-близнецом захваченного театрального центра; теперь он должен был сыграть роль тренировочного полигона для спецназа. Спецназовцы изучали расположение помещений, окон, входов и подземных коммуникаций ДК, отрабатывали возможные пути и способы атаки. Впоследствии высказывались предположения, что там же отрабатывался запуск газа в захваченный террористами зал.[135]

Все эти мероприятия, предпринятые оперативным штабом, должны были дать свои результаты через некоторое время; пока же оставалось лишь продолжать вести переговоры с террористами и ждать. Ждать, надеясь на то, что время работает на российские спецслужбы, а не на террористов.

…А в захваченном здании террористы продолжали реализовывать свои планы. Они были твердо уверены, что время работает на них.

К утру 24 октября практически ни одна из газет не успела включить в сверстанный номер материалы о произошедшей трагедии. Исключения, впрочем, были. «Известия» выпустили специальный номер, целиком посвященный событиям на Дубровке — но вышел он ближе к вечеру. Либеральная же «Новая газета», всегда посвящавшая чеченским событиям много места, переверстала первую полосу номера; громадными буквами на ней красовался заголовок «БУДЕННОВСК ПОВТОРИЛСЯ. ПОВТОРИТСЯ ЛИ ХАСАВЮРТ?». И хотя в следующей за заголовком статье и говорилось о том, что террористы ошиблись и Хасавюрт не повторится, у очень многих читателей появились подозрения, что именно повторение российской капитуляции перед террористами казалось либеральной «Новой газете» лучшим выходом из ситуации.[136]

Прочие газеты пока вынужденно молчали; зато телеканалы и радиостанции освещали события у захваченного театрального центра по полной программе. На большинстве телеканалов были отменены развлекательные программы, частично снята реклама. Регулярно выходили экстренные выпуски новостей, всевозможные эксперты с экранов телевизоров призывали к спокойствию. Спокойствию, однако, совершенно не способствовали действия СМИ. Трагедия освещалась ими подобно шоу; в вечер захвата почти каждый канал попытался организовать прямой эфир с кем-нибудь из заложников, а некоторые — и с террористами. К утру такие попытки прекратились, однако регулярные выпуски новостей от мест событий, не несущие фактически никакой информации, но зато постоянно напоминающие: чеченские террористы… здание театрального центра… около тысячи заложников… — нагнетали в обществе истерию.

На следующий день после захвата эта нагнетаемая истерия нащла отражение в агрессии против «чурок». На рынке в подмосковном Чехове устроили погром скинхеды. Они ворвались на привокзальную площадь, в черных масках, с бейсбольными битами, — и пронеслись по рынку, избивая людей неславянской внешности, круша прилавки и игровые автоматы. «Мы подумали, что это террористы или спецназ, — рассказывали очевидцы погрома. — Они крикнули: «Всем лежать!» Все — покупатели, и продавцы — кинулись на пол. Матери стали кричать, звать своих детей. Было очень страшно: а вдруг это тоже захват заложников?»[137] Милиция успела схватить двоих на месте преступления; еще нескольких задержали через несколько часов.

Днем возле выхода со станции «Петровско-Разумовская» группа молодых людей жестоко избила мужчину «кавказской внешности». На улице Сапрунова подростки избили и ударили ножом 15-летнего грузинского парня.[138]

В одном из переходов метро толпа чуть не разорвала троих кавказцев. «Я не знаю, кто они были — грузины, дагестанцы, осетины. Может, и чеченцы, — рассказывал очевидец. — Скажу только о том, что видел и что знаю: три небритые физиономии на фоне беленой метрополитеновской стенки, а вокруг двадцать или тридцать здоровых русских мужиков.

Не буду говорить, на какой станции это было. Просто потому, что это могло быть на любой станции. Люди шли по своим делам и увидели трех кавказцев. До этого момента они не знали друг друга, среди них не было лысых скинхедов или брутальных молодцов в униформе… И вдруг они превратились в толпу, готовую разорвать, задавить, забить до смерти трех незнакомых и лично им ничего плохого не сделавших людей».[139] Случившиеся рядом милиционеры попытались спасти кавказцев, но толпа не обратила на стражей порядка никакого внимания. Алчущая крови толпа казалась совершенно неуправляемой, казалось, ничего не сможет остановить внезапно озверевших людей.

Толпа убила бы кавказцев — если бы не врачи. «Там, рядом, есть медицинский кабинет. И три медсестры или врача, увидев, что творится под их дверью, с криками «Что же вы делаете, пустите, мы их знаем!», бросились на выручку кавказцам. Почему-то их пропустили внутрь толпы. И не особо препятствовали, когда они уводили испуганных до остолбенения жертв к себе в кабинет. Закрылась дверь, и толпа тут же рассосалась, будто ее и не было. Остались только милиционеры. Впрочем, они всегда остаются».[140]

Самым страшным было то, что в толпу превращались вполне нормальные и обычные люди. В свое время этот феномен был хорошо исследован специалистами-психо-логами. Люди ощущали свою беззащитность и бессилие, они испытывали страх — и эти чувства выходили наружу немотивированной агрессивностью. Вольно или невольно, средства массовой информации способствовали этому процессу, процессу известному и хорошо исследованному.

«Атмосфера страха и ожидания насилия, создаваемая подобными преувеличениями, зачастую просто выдуманными сообщениями, содержит в себе серьезную угрозу повышенного реагирования людей и, следовательно, опасность ненужного применения силы», — писал психолог Э. Шур еще в 70-х гг. XX века.[141]

Проблема состояла именно в этом ненужном, неадекватном применении силы; объективно именно на это рассчитывали террористы, тоже прекрасно знавшие особенности человеческой психики. Они надеялись спровоцировать этнические погромы, тем самым еще более дестабилизировав ситуацию в стране — и с самого начала теракта распространяли информацию, разжигавшую межнациональную рознь. Менее всего их заботила судьба соплеменников — об этом ли думать, когда на кону столь большой выигрыш?

Для российских властей проблема была в другом. Массовая агрессия должна была найти выход. Когда в сентябре 1999 года террористы взрывали дома в Москве, российская власть легко смогла канализировать эту агрессию против криминально-террористического режима, сложившегося в Чечне. «После взрывов в Москве перед народом России выступил В. Путин, назначенный премьер-министром за шесть недель до этого, в начале августа 1999 года. Он обратился в тот момент по телевиденью к людям, находившимся в примерно одинаковом психологическом состоянии, — впоследствии комментировал произошедшее известный психолог Дмитрий Ольшанский. — В. Путин заявил о необходимости «мочить» террористов везде, где удастся их найти — даже в туалете, и объявил о начале новой, второй чеченской войны. Тогда на короткое время мысли и ощущения жителей России были синхронизированы террором; индивидуальные различия между ними отступили на второй план… В. Путин своим выступлением попал «в резонанс» массовым настроениям… и Россия начала новую чеченскую войну: в надежде хотя бы на этот раз победить террор во главе с таким военным вождем».[142]

В результате «второй чеченской» российские войска установили контроль на территории республики, и хотя теракты и диверсии это полностью предотвратить не могло, ситуация заметно стабилизировалась. Именно поэтому теперь, три года спустя, канализировать массовую агрессию было нельзя. Но так же невозможно было допустить и массовых погромов; российская власть оказалась в очень сложной ситуации.