Такси заказывали - Дубчак Анна Васильевна - Страница 9

Когда Никитка вернулся в штаб, там уже никого не было, и он пошел домой. Маша, ужинавшая в одиночестве на кухне, встретила его улыбкой:

— Мой руки и садись, горе ты мое. Ты думаешь, я не знаю, куда ты летал и что сделал?

А ты думаешь, я не знаю, что вы узнали от водителя?

Ладно, сначала поешь спокойно, а потом поговорим… Только ответь мне сначала: ты никому не рассказывал про меня?

В смысле?

В том самом… про мои поездки в театр?

А разве ты ездишь в театр?

Значит, ты знал, что меня не бывает по вечерам дома и что я не сплю?

Так ты же масленку на обувной полке оставила… Значит, петли кто-то смазывал. Но кто, кроме тебя, мог до такого додуматься?

А ты ничего, сообразительный. Ладно, давай ужинать…

А где родители?

Не знаю, как ты, а я вот лично считаю, что родители наши — ребята легкомысленные и что они нас практически забросили. Они думают, что нажарить гору котлет и сделать салат — это единственная их святая обязанность перед своими детьми. Может, они, конечно, и правы, но мне кажется, что я бы со своими детьми больше занималась. Я понимаю, конечно: у них друзья, какие-то важные дела, ужины в ресторанах с нужными людьми, а как же мы?

Брось, какой ты ребенок, если шляешься по ночам по театрам, носишь втихаря мамину норку и душишься ее духами… Влюбилась, что ли? — смущаясь, задал Никита тот важный вопрос, который он не решался задать, прежде. Но раз зашел разговор…

Ты руки помыл? — Маша фыркнула и отвернулась от брата. Гремя посудой, она накладывала ему на тарелки еду. — Если даже и влюбилась, то это мое личное дело. И я бы давно тебе все рассказала, если бы ты не был на стороне Горностаева. Ведь скажи я тебе хоть слово, на следующий день он обо всем узнает.

Но ведь вы же с ним дружили, — попытался вставить Никита. — Разве ты не видишь, как он переживает из-за твоего наплевательского отношения к нему? Я же слышал, как он тебя сегодня уговаривал пойти в штаб. Ты, наверное, думала, что он начнет расспрашивать тебя про твои ночные поездки?

Конечно, думала! Но слава Богу, обошлось. Ты руки помыл или нет?

Они и так чистые… Ну что вам наплел таксист?

Он сказал, что этот мужчина сел к нему в Никольском переулке, он вообще вышел из кондитерской!

Так я и знал…

Что ты знал?

— Что вряд ли он скажет вам адрес пассажира. Кондитерская — общественное место.

Да я все понимаю, но если торты из кондитерской, а мы знаем, где она находится, то нетрудно выяснить, кто именно делал эти торты и кому понадобилось фаршировать их дискетами…

Почему это "их"? Разве было две дискеты?

Нет, но почему ты спрашиваешь? Признавайся, ведь ты бегал проявлять пленку? Ты принес снимки с тортами?

Никитка с довольным видом достал из кармана пакет с фотографиями. Два снимка были сделаны с большим увеличением. Маша, разглядывая их, открыла рот. Она была потрясена:

— Ну ты — голова!

На снимках были торты. Один — светлый, с розочками и вишенками, другой — шоколадный. Но поверхность тортов была необычна. Шоколадный торт, в котором обнаружилась дискета, если посмотреть на него сверху, был украшен шоколадными узорами, составляющими оригинальную надпись, выполненную на английском языке: "BASE. 2HD.Dos formatted".

— Такие надписи встречаются на дискетах, это же подсказка, где именно искать дискету, в каком торте… — догадалась Маша. — А на втором торте что за надпись? — Она произнесла по слогам выведенное розовым кремом слово: — Салют! Но почему "салют"? Неужели это…

— …пароль. Я просто уверен, что это пароль. Два торта были для кого-то единым целым. Пассажир, назовем его "кондитером", либо заказал, либо сам сделал торты, содержащие какую-то важную информацию, и поехал на такси на место встречи…

…то есть на Тверской бульвар?

Правильно. Но когда он подъезжал туда, чтобы передать эти торты, а взамен, возможно, получить кейс с долларами, то увидел, возможно, не того человека, а то и вообще тех, кого в принципе не могло там быть…

Ты кого имеешь в виду?

Врагов, — спокойно ответил Пузырек. — Он почувствовал, что находится в западне, а потому быстро сориентировался и рванул, куда глаза глядят, лишь бы не попасться с этими тортами…

Да, здорово придумал, — причмокнула губами Маша. — И что же теперь делать?

Открыть дискету и посмотреть, что в ней… Это во-первых, во-вторых…

…съездить в кондитерскую, что в Никольском переулке, и сфотографировать всех мужчин-кондитеров…

Короче, надо срочно звонить Горностаеву. Но сначала выкладывай, в кого ты втюрилась… — И Никитка подмигнул своей любимой сестричке.

Глава 4

"МЕРТВАЯ КОНДИТЕРСКАЯ"

— Понимаешь, чтобы Машка перестала думать о своем артисте, надо, чтобы она в нем разочаровалась.

Эти слова принадлежали Свете Конобеевой. Они с Дроновым прогуливались по заснеженным московским улицам и пытались придумать способ вернуть Машу Горностаеву, да и вообще направить ее на путь истинный.

— Да разве это возможно? — отвечала Света как бы сама себе. — Это же — Могилевский!

Я вижу, что и тебе он тоже нравится, — усмехнулся Саша. — Я понимаю, конечно, известный артист и все такое, красивая внешность, яркие роли, толпы поклонниц… Но ведь все это мишура, звездная пыль, нереальность, фантазии… Неужели Маша этого не понимает?

А я вот вижу, что и ты по-прежнему любишь Машу. Вы все помешаны на ней… — ревниво заметила Света. — Но все равно мне ее жалко. Ей не нужны ваши с Сережкой Любови, у нее своя, большая любовь. Вот только ума не приложу, что с этим сомнительным богатством делать. Разве "что представить ей документальные материалы, что Могилевский жутко влюблен в другую? Могло кто из особ женского пола останется равнодушным к такого рода фактам.

Но как мы добудем ей эти, как ты выражаешься, документальные материалы? Снимешь его свидание с другой женщиной?

А почему бы и нет? Я даже, кажется, знаю, кто бы мог быть этой: женщиной…

И кто же? Уж не ты ли? — задохнулся в возмущении Дронов, нисколько все сомневаясь в том, что Света задумала что-то из ряда вон выходящее.

Нет, к примеру, моя мама…

Не понял. А при чем здесь твоя мама? Она что, знакома с Могилевским?

Нет, но он тоже ей очень нравится.

Все равно ничего не понял. Предположим, твоей маме нравится Могилевский, и что дальше?

А ничего… — загадочно произнесла Света. — Просто моя мама — человек волевой и очень упрямый. Уж что вобьет себе в голову… Я поговорю с ней.

Дронов даже остановился.

Ущипни меня, — попросил он жестко.

Это еще зачем?

Или я схожу с ума, или ты собираешься устроить свидание твоей мамы и Могилевского.

Нет, ты не сошел с ума. А для мамы это будет прекрасным новогодним подарком, — продолжала она его интриговать.

Вы все, похоже, рехнулись… — Дронов впервые испытал на себе чувство, называемое ревностью. Он не верил, что Света имеет в виду свою маму. Ему казалось, что свидание с артистом грозит (или светит) именно его Свете.

Понимаешь, — Света взяла Дронова под руку и повела по улице, как маленького, — мой папа, как ты знаешь, человек состоятельный, к тому же он любит мою маму. Вот я и подумала, а почему бы ему не подарить ей на Новый год ужин в ресторане с ее любимым артистом?

Ты хочешь сказать, что все это можно устроить за деньги? — дошло наконец до Дронова.

Ну да! Он же артист, в сущности, обыкновенный человек, которому тоже под праздник хочется заработать. Я понимаю, что вопрос денег несколько щекотливый, поскольку всем нам хочется верить, что артисты — небожители и что подобные мелочи их не касаются. Но посмотри вокруг — все витрины украшены елками и гирляндами, полки магазинов ломятся от подарков… И все это стоит денег! Ты думаешь, артистам много платят?

— Так, постой. Предположим, что твой отец вышел на Могилевского, объяснил, что заплатит тому за ужин со своей женой в ресторане, а при чем здесь Маша?