Индиго - Джойс Грэм - Страница 3

Джек не был уверен, кому именно выговаривает Чемберс, но когда отец вместо фазана заказал филе миньон, машинально попросил того же. Чемберс ел и говорил не умолкая. Джек, кипевший от обиды на него и одновременно поддавшийся его изысканному и гипнотическому обаянию, бормотал что-то односложное в ответ на его расспросы.

Перед тем как высадить Джека возле университета, отец сунул ему шампанское, Дантов «Ад» в кожаном переплете и запечатанный конверт. Он уже был далеко, когда Джек вскрыл конверт. Внутри лежал чек на сумму, превышающую его годовую стипендию.

Весь тот день Джек был не в себе. Старался держаться так, словно ничего не случилось, но лишь впал в хандру. Хотел казаться невозмутимым, но выглядел просто замкнутым. Он чувствовал себя неуютно при мысли, что все это время отец мог видеть его насквозь.

С той поры много времени утекло. Сейчас Джек растянулся на огромной постели в номере чикагского отеля и перебирал документы, измученный воспоминаниями, долгим перелетом и глухой болью в голове. Сон сморил его.

Когда он проснулся, по телевизору показывали в повторе матч по американскому футболу. Он тупо уставился на экран, пытаясь понять действия игроков, одетых как супермены из комиксов. Было четыре утра, а у него сна ни в одном глазу. Ничего не оставалось, кроме как без всякой надежды на успех попытаться разобраться в том, что собой представляет американский футбол.

Майклсон договорился, что Джек встретится с Луизой Даррелл в квартире на Лейк-Шор-драйв. У нее были ключи и от этой квартиры, и от римского дома. Она приходилась Чемберсу дочерью, Джеку — единокровной сестрой.

Джек однажды видел ее, минут десять. Это тоже было двадцать лет назад. Она маячила в стороне — одиннадцатилетняя девчонка, конопатая, с жидкими волосенками и скобами на неровных зубах. Насколько он помнил, они тогда и слова друг другу не сказали.

Прежде чем покинуть отель, он позвонил в свою лондонскую контору и оставил на автоответчике сообщение для миссис Прайс. Он где-то прочитал, что американцы ненавидят ходить пешком, и решил не брать машину до Лейк-Шор-драйв — просто чтобы показать этим зазнайкам: можно передвигаться и на своих двоих.

Если Чикаго создавал Господь, значит, что-то такое случилось с Его циркулем, транспортиром и логарифмической линейкой. В этой столице прямых линий, эрогенных кривых и обтекаемых углов экстравагантная соразмерность человека выглядит как прихоть, неправильность, почти шутка, оскорбление искусства планировщика; человек здесь — жаркий хаос в сердце холодной математики.

Чикаго будоражил. Хотелось шуметь на этих улицах, слышать эхо своего голоса, отражающееся от отвесных стен из стекла, стали и бетона. Выворачивая шею, Джек разглядывал монолиты высоких фасадов. Поблескивающие башни толпились на берегу озера Мичиган, как стая голенастых белых перелетных птиц, утоляющих жажду, — птиц, которые, возможно, разучились летать.

Не рассчитав расстояние, он опоздал почти на полчаса. Предупрежденный швейцар ждал его. Он поднялся на лифте, в котором ковер, зеркала и прочее были шикарней, чем в его доме на родине.

Луиза Даррелл впустила его в квартиру, и с первого взгляда на нее он испытал отнюдь не родственные чувства. На ней были отличного покроя бежевый костюм и дорогие с виду туфли на низком каблуке. Длина юбки балансировала на той волшебной грани между откровенностью и скромностью, когда еще сохраняется загадка. Он предположил наличие у нее превосходного вкуса. От Луизы пахло деньгами, словно она все время имела с ними дело; это был легкий аромат мягкой лайки, новых купюр и ощутимой отчужденности. Это был запах, который заставил его вспомнить, что у его плаща обтрепаны манжеты.

Он помедлил; непонятно, что говорить, здороваясь с сестрой, которую совсем не знаешь. Она безуспешно попыталась улыбнуться в ответ, нетерпеливо ожидая, когда он закончит извиняться. Прислонясь худыми лопатками к стене, она с легким пренебрежением искоса смотрела на него. Словно мерку снимала. Ладно, подумал он, англичанин никому не уступит по части холодности; получите, что желали, — со льдом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Притворяясь, что осматривает квартиру, он уголком глаза разглядывал ее. В свою очередь Луиза изучающе смотрела на него. Когда он поймал ее взгляд, она отвела глаза.

— Что будешь делать с квартирой? — спросила она.

Он обратил внимание на то, что она плохо спит.

Морщинки вокруг глаз, припухшие веки, поблекшая кожа; что-то не дает ей спокойно спать по ночам. Что-то гложет.

— С квартирой? Придется продать. Вырученные деньги пойдут на разные вещи. Мебели тут, похоже, не много, да?

Квартира была обставлена в минималистском стиле. На окнах в гостиной жалюзи с электрическим приводом. На полу светлый шерстяной ковер; три больших дивана, нескупо обтянутых бирюзового цвета кожей. Еще были бар, внушительного вида стереосистема и несколько картин на стенах — по мнению Джека, чистое надувательство, обошедшееся хозяину в кругленькую сумму. Во всей квартире ни атома пыли.

Когда Джек полез проверять содержимое бара, Луиза посмотрела на него так, словно хотела что-то сказать. Но промолчала, только сжала губы, хотя глаза выдавали ее раздражение. Джек, решив еще позлить ее, опустился на один из диванов.

— Ненавижу этот цвет, — сказал он. — Почему бы тебе не присесть?

— Почему бы мне просто не отдать тебе ключи, тогда я могла бы уйти.

Джеку понравилась ее резкость. Он хотел расспросить ее о сотне вещей. Она была на десять лет младше его, и, насколько он знал, вырастил ее Чемберс. Он пытался сообразить, будет ли от нее польза в том, что ему предстоит, или она всего лишь папенькина дочка.

— Хорошо. Иди. Я еще останусь, есть кое-какие дела.

— Какие?

— Непростые, — отрезал Джек.

Он всегда обезоруживающе улыбался, когда грубил. Научился, работая с клиентами.

Луиза достала из сумочки две связки ключей. К каждой была предусмотрительно прикреплена бирка: «Чикаго», «Рим».

— Я имела в виду, что, наверно, есть парочка вопросов, в которых я могла бы помочь тебе разобраться.

— Ты видела завещание?

— Да.

— Тогда ты знаешь, что тебе причитается довольно приличная сумма, — сказал Джек.

Она надолго задумалась, прежде чем ответить:

— А с тобой он, конечно, мог бы обойтись и получше.

— Я не жалуюсь. — сказал Джек. — У меня не было ничего общего со стариком. Нам не хватало времени для общения. Я даже не уверен, стоило ли вообще связываться с этим делом; знаю только, что это с лихвой окупится, получу больше, чем у себя на работе.

— Ты в Англии что-то вроде председателя суда?

— Не совсем так. Послушай, спасибо, что помогаешь мне здесь. У меня есть твой телефон — могу я позвонить, если ты мне понадобишься?

— Разумеется.

— Кстати, старик… Как он умер?

Луиза отклеилась от стены.

— Ты еще не знаешь?

За ланчем Луиза постепенно оттаяла. Хотя Джек предвкушал, как закажет себе толстенный американский гамбургер, она, когда он сказал, что их расходы оплачиваются из наследства, выбрала японский ресторан. Оказалось, в восточном меню было больше тайны, чем в том, как умер Тим Чемберс; и в свои шестьдесят шесть он по-прежнему не мог жить, не нарушая приличий.

— Он умер в постели, в этой квартире. — сказала Луиза, отправляя в рот кусочек суши. — Он был с девицей двадцати одного года от роду, а ведь у него было больное сердце. С девицей случилась истерика. Она позвонила мне, я приехала. Вызвала врача. Врач сказал, что это инфаркт — и не первый.

— Что сталось с девушкой?

— До нее никому не было дела. Его кремировали — в соответствии с его волей. На похороны пришли сотни людей, хотя, думаю, большинство из них он или не знал, или не любил. Я ждала, что ты приедешь. Все-таки сын ему.

— Я ненавидел его. А ты разве нет?

Ресницы ее задрожали.

— Нет, вовсе не ненавидела, хотя чем ближе к концу, тем меньше уважения у меня оставалось.

— Так или иначе, я узнал, что он умер, только когда его кремировали. Не то приехал бы.