История государства Российского. Том IX - Карамзин Николай Михайлович - Страница 35

Глава V

Продолжение царствования Иоанна Грозного. 1577—1582 г.

Переговоры с Австрией. Договор с Даниею. Дела Крымские. Переговоры и война с Баторием. Чудесное дело Московских пушкарей. Взятие Полоцка, Сокола. Письмо Курбского. Собор в Москве. Посольство к Императору и к Папе. Завоевание Великих Лук. Бедствия России. Седьмое супружество Иоанново. Неслыханное уничижение. Письмо к Баторию: ответ его. Посольство от Папы. Славная осада Пскова. Шведы берут Нарву. Переговоры о мире. Заключение перемирия. Сыноубийство. Мысль Иоаннова оставить свет. Врач Строганов. Беседы Иоанновы с Римским Послом.

Торжествуя в Москве свои Ливонские завоевания, презирая Батория и Швецию, Иоанн, кажется, не видал, не угадывал великих для себя опасностей; однако ж искал союзников: писал к новому Императору Рудольфу в ответ на его уведомление о кончине Максимилиановой; изъявлял готовность заключить с ним договор о любви и братстве, посылал в Вену Дворянина Ждана Квашнина в надежде склонить Цесаря к войне с общим недругом, чтобы изгнать Стефана, разделить Польшу, Литву, — наконец ополчиться со всею Европою на Султана; главная мысль сего времени, внушенная Папами Императорам! При Дворе Венском жил тогда знаменитый беглец, Сирадский Воевода Албрехт Ласко, враг Стефанов, который имел тайные сношения с Иоанном: Государь убеждал его одушевить умом своим и ревностию медленную, слишком хладнокровную политику Австрийскую. Заметим, что Квашнин должен был разведать в Германии, дружен ли Папа с Императором, с Королями Испанским, Французским, Шотландским, Елисаветою Английскою; усмирились ли внутренние мятежи во Франции; какие переговоры идут у Цесаря с нею и с другими Державами; сколько у него доходу и войска? Так со времен Иоанна III, Первоначальника Державы Российской и государственной ее системы, Цари наши уже не чуждались Европы; уже всегда хотели знать взаимные отношения Государств, отчасти из любопытства, свойственного разуму деятельному, отчасти и для того, чтобы в их союзах и неприязни искать непосредственной или хотя отдаленной выгоды для нашей собственной Политики. Но Квашнин возвратился только с обещанием, что Император не замедлит прислать кого-нибудь из первых Вельмож в Москву, желая утвердить дружбу с нами; и, к неудовольствию Иоанна, Рудольф жаловался ему на бедственное опустошение Ливонии, несогласное ни с их братством, ни с человеколюбием, ни с справедливостию. Квашнин привез также грамоту от Венгерского Воеводы Роберта, который, хваля ум сего Царского посланника, молил Иоанна, как второго Христианского Венценосца, быть спасителем Европы, обещал ему знатное вспоможение золотом и людьми в войне с Турками, убеждал его взять Молдавию, отказанную России умершим в Москве Господарем Богданом. Сие письмо было тайное: ибо Австрийский Кабинет, издавна опасливый, без сомнения не дозволил бы Магнату Венгерскому от имени своего народа сноситься с чужеземным Государем о делах столь важных. Роберт уже знал Императора, искусного Химика, Астронома и всадника, но весьма худого Монарха; предвидел грозу для Венгрии от властолюбия Султанов и желал противоборствовать оному новым властолюбием России, ославленной тогда могуществом: ибо Максимилиановы Послы, бывшие у нас в 1576 году, распустили слух в Европе о несметности Иоаннова войска. Но слабодушный преемник Максимилианов хотя и ненавидел Батория, хотя и трепетал Султана, но не думал воспользоваться союзом Царя для того, чтобы взять Польшу и спасти Венгрию.

Другим естественным союзником нашим мог быть Король Датский Фридерик: несмотря на мир с Швециею, он не верил ее дружбе, искал Иоанновой, и (в 1578 году) прислал в Москву знатных чиновников, Якова Ульфельда и Григория Ульстанда, с жалобою, что Россияне заняли в Ливонии некоторые Датские владения: Габзаль, Леаль, Лоде, и с предложением вечного мира на условиях выгодных для обеих Держав. Фридерик желал иметь часть Эстонии и способствовать нам в изгнании Шведов, хваляся тем, что он не принял никаких льстивых обещаний врага нашего, Стефана. Но гордые, непреклонные Бояре Московские, как пишет Ульфельд, думали только о выгодах собственного властолюбия; не оказали ни малейшего снисхождения; не хотели слушать ни требований, ни противоречий; отвергнули искренний союз Дании, вечный мир, и заключили единственно перемирие на 15 лет, коего условия были следующие: 1) Король признает всю Ливонию и Курляндию собственностию Царя, а Царь утверждает за ним остров Эзель с его землями и городами; 2) первому не давать ни людей, ни денег Баторию, ни Шведам в их войне с Россиею, которая также не будет помогать врагам Дании; 3) в Норвегии восстановятся древние границы между Российскими и Датскими владениями; 4) с обеих сторон объявляется полная свобода для купцев и безопасность для путешественников; 5) Фридерик не должен останавливать Немецких художников на пути в Москву. За сей договор, явно выгодный для одного Царя, Ульфельд лишился Фридериковой милости, и злобясь на Россиян, в описании своего путешествия клянет их упрямство, лукавый ум, необузданность беспримерную.

Желая если не союза, то хотя мира с Девлет-Гиреем, уже слабым, издыхающим, Иоанн не преставал сноситься с ним чрез гонцов; если не уступал, то и не требовал ничего, кроме шертной грамоты и мирного бездействия от Хана. Девлет-Гирей умер (29 Июня 1577), и сын его, Магмет-Гирей, заступив место отца, весьма дружелюбно известил о том Иоанна; сделал еще более: напал на Литву, разорил и выжег немалую часть земли Волынской, исполняя совет Вельмож, которые говорили, что новый Хан должен ознаменовать свое воцарение пожарами и кровопролитием в землях соседственных! Иоанн спешил отправить к нему знатного сановника Князя Мосальского, с приветствием, с богатыми дарами, каких дотоле не видала Таврида, и с наказом весьма снисходительным; например: «Бить челом Хану; обещать дары ежегодные в случае союза, но не писать их в шертную грамоту; требовать, но без упорства, чтобы Магмет-Гирей называл Великого Князя Царем; вообще вести себя смирно, убегать речей колких, и если Хан или Вельможи его вспомянут о временах Калиты и Царя Узбека, то не оказывать гнева, но ответствовать тихо: не знаю старины; ведает ее Бог и вы, Государи! » Столь домогался Иоанн найти сподвижника в новом Хане, чтобы обуздать Стефана ужасом Крымских, гибельных для Литвы набегов! Но сия Политика, счастливая только в государствование Иоанна III, ни для сына, ни для внука его не имела успеха. Магмет-Гирей за свою дружбу хотел Астрахани, обещая отдать нам Литву и Польшу! Хотел также, чтобы Царь свел Козаков с Днепра и с Дона. Сии требования были объявлены Ханскими Послами в Москве. Им сказали, что Днепровские и Донские Козаки не зависят от нас; что первые служат Баторию, а вторые суть беглецы Российские и Литовские, коих велено казнить, где явятся в наших пределах; что оружие и Вера навеки утвердили Астрахань за Россиею; что там уже воздвигнуты храмы Бога Христианского, основаны монастыри, живут коренные Христиане. Магмет-Гирей твердил Царю: «Ты уступал нам сей город: исполни же обещание. Тогда вдовы и сироты ваши могут спокойно ходить в серебре и золоте: никто из моих воинов не тронет их на самых пустынных дорогах». Между тем он просил четырех тысяч рублей: Государь послал ему тысячу; не жалел даров ни для жен, ни для Вельмож его, но не достиг цели: Стефан предупредил нас, и купив постыдное дружество сего Атамана разбойников, мог действовать всеми силами против России.

Любя великие дела и славу, но умея ждать времени и случая, Баторий, занятый осадою Данцига, как бы равнодушно видел успехи Иоанновы в Ливонии; без сомнения знал, что не переговорами, а мечем должно решить дело, однако ж писал к Царю, что он удивляется его явному недружелюбию и предлагает не лить крови, буде еще можно согласить миром выгоды, честь, безопасность обеих Держав, России и Польши. «Твоя досада неосновательна, — ответствовал ему Иоанн: — взяв города свои в Ливонии, я выслал оттуда людей ваших без всякого наказания. Ты Король, но не Ливонский». Послы Стефановы, Воеводы Мазовецкий и Минский, прибыв в Москву (в Генваре; 1578), торжественно объявили Боярам, что Король мыслит единственно о спокойствии держав Христианских, хочет жить в дружбе со всеми и в особенности с Россиею; что перемирие нарушено неприятельскими действиями Царя в Ливонии; что Стефан уполномочил их (Послов) восстановить тишину навеки. Для сего Бояре требовали, чтобы Король, именуя Иоанна Царем, Великим Князем Смоленским и Полоцким, не вступался ни в Ливонию, ни в Курляндию, нераздельную с нею, и еще отдал России Киев, Канев, Витебск с другими городами; а Паны Королевские требовали не только всей Ливонии, но и всех древних Российских областей от Калуги до Чернигова и Двины. Видя невозможность мира, согласились единственно возобновить перемирие на три года, но в Русскую грамоту включили слова: Королю не вступаться в Ливонию (чего не было в Польской грамоте), и Государь, утверждая сей договор обыкновенною присягою, сказал: «целую крест соседу моему, Стефану Королю, в том, что исполню условия; а Ливонской и Курляндской земли не отступаюсь». Сановники Карпов и Головин поехали к Стефану быть свидетелями его клятвы и разменяться записями. Но сей договор остался без действия и не унял кровопролития.