Оппозиция как теневая власть - Кара-Мурза Сергей Георгиевич - Страница 12

То же происходит с возрождением СССР. Проклинают Горбачева, «беловежцев», но не задумаются, когда же и кем было разбито «яйцо Кащея», в котором хранилась смерть СССР. Даже не скажут, на чем он все-таки держался. А стоял он на нескольких священных смыслах, из которых и вырастали социальные нормы и интересы. Одной из основ был, если хотите, миф, предание — «общенародная собственность». Согласно этому преданию, сотня народов на огромной земле соединилась в общину под флагом коммунизма. Это соединяло нас в супер-народ как по горизонтали (регионы, народы), так и по вертикали (классы). По этому смыслу и ударили: декларациями о суверенитете, а потом законом о приватизации. Оба удара осуществила КПСС, ее верхушка и аппарат. Конечно, нож вонзили Горбачев с Ельциным, вина тех, кто держал жертву за руки, не так велика, но все же…

Почему же об этом не говорят? Ладно бы, если от стыда. Хуже, что просто не понимают. И среди лидеров «борьбы за Союз» опять мелькают те, кто протаскивал летом 1991 г. закон о приватизации. Сегодня «борьбой за СССР» прикрывают подгрызание корня России — она ведь тот же СССР, только поменьше. Конечно, они не хотят помогать разрушителям — как и Брежнев не хотел выращивать Гайдара.

А много и таких, кто «тоже за рынок» — и за Союз. Тут уж руками развести. Рыночная экономика порождает государство-нацию. Иначе не может буржуазия провести первоначальное накопление и окрепнуть. Ну хоть что-то надо из истории извлекать! Средневековая Европа была империей без границ. Возникла рыночная экономика — все разодрались и приняли «декларации о суверенитете». Говорить, что в Европе сегодня интеграция и, мол, нам бы так — значит совсем уж не понимать. Потому и интеграция, что преодолен рынок, грядет пост-рыночная экономика. Посмотрите, какое сегодня в ЕЭС планирование — уже более жесткое и более тупое, чем у нас при Брежневе.

Актуальным для нас стало сейчас понятие «социал-демократия». Возникают партии с таким названием, кто-то, напротив, обвиняет КПРФ в сдвиге к социал-демократии. Что это такое? Можно, конечно, и здесь не заботиться о смысле, а принять какие-то условные определения. Ведь назвал же Жириновский свою партию либерально-демократической, хотя весь его пафос противоречит этим словам. Кто-то скажет: не все ли равно, назови хоть горшком. А я стою на своем: разрыв смысла и слова губителен. Имя партии Жириновского — как компьютерный вирус, в нем — программа саморазрушения. Посмотрите хотя бы на Италию. Там была самая сильная в Европе компартия. Вот, следуя духу Горбачева, они изменили название на «социалистов» — и партия просто исчезла. Растаяла, как дым, хотя «объективные условия классовой борьбы» не изменились.

Поставим один такой вопрос из области смыслов: в чем разница между социал-демократами и коммунистами? Между ними — тротуар, мост или пропасть? Могли ли мы мягко перейти к любимой Аганбегяном «шведской модели»? Есть ли у нас плавный политический спектр — от Анпилова до Гайдара, или в нем разрывы, ямы? Только выяснив это имеет смысл говорить о словах и о политике.

Судя по многим речам левых лидеров, коммунисты переживают соблазн социал-демократии. В этом нет ничего зазорного, давайте разберемся без эмоций. Даже больше скажу: разведка этого пути совершенно необходима для растущей партии, если мы опять не хотим впасть в догматизм. Так же, как ненадежен человек, не преодолевший искусы и соблазны, а просто убереженный от них, не будет мудрой партия, не проникшая в суть альтернативных проектов. Важно лишь не обманывать себя, а прислушиваться к своим чувствам.

Начнем с предпосылок. Уже с 60-х годов, при спокойной и все более зажиточной жизни, в умах части горожан начался отход от жесткой идеи коммунизма в сторону мягкой, гуманной социал-демократии. Это явно наблюдалось в среде интеллигенции и управленцев, понемногу захватывая и рабочих.

Можно винить соблазнителей — Сахарова, Горбачева — но факт, что влиятельная часть общества «желала быть соблазненной». Идеологическая машина, которая работала на холостом ходу (а на деле — против идеи), стала ширмой, не позволившей людям увидеть этот сдвиг и поразмыслить, к чему он ведет. Факт глубокого перерождения КПСС обнаружился, когда ее верхушка сбросила маску коммунистов — и мы до сих пор стоим с открытым ртом: как же так?

Дела не спасает тезис о «двух партиях» в КПСС. Была, мол, партия Гагарина и Жукова — и была партия Горбачева и Яковлева (для примера взяты, кстати, люди из двух разных эпох). Но где же была эта «вторая» партия, в которой состоял бы я? Где были наши партсобрания, наш устав и программа? Не было ничего этого — была КПСС, довольно точно отражавшая социальный состав СССР, но властью в ней овладели приказчики того меньшинства, что сегодня назвало себя «новыми русскими».

Для их перерождения были объективные причины. Главная — глубокая модернизация России, переход к городскому образу жизни и быта, к новым способам общения, европейское образование, раскрытие Западу. Общинная, советская Россия могла бы это пережить, переболеть, воспринять и совершить новый замечательный взлет — прекраснее и человечнее, чем Япония. Не вышло — ее попытались убить, но только искалечили.

Был и перекресток, на котором нас толкнули в тот коридор, который привел к октябрю 1993 г. Это — ХХ съезд в его белых одеждах. Тогда без всякой дискуссии, без серьезных обоснований, на волне эмоций и шантажа верхушка КПСС поставила черное клеймо на всей предыдущей советской истории. Даже более, чем результат, была важна процедура предательства. Была отработана его технология: ложь, умолчание, весы с фальшивыми гирями.

Став «технологичным», предательство вошло в норму. Наверх был открыт путь людям типа А.Н.Яковлева и Волкогонова. Их стало просто всасывать наверх. Среди этих людей действовал уговор: использовать коммунистическую фразеологию как уступку «реакционной психологии масс». А под ее прикрытием тридцать лет готовили удар. Таких идеальных условий никогда в истории не имели никакие враги никакого строя.

Сегодня поражать должна как раз жизнестойкость советской системы и психологии. Перерождение даже верхушки, которую начали усиленно коррумпировать, шло очень медленно — и не по главным направлениям. Даже сегодня страна сопротивляется мародерам Чубайса во многом усилиями аппарата КПСС, пошедшего на службу к новой власти.

Мы говорим об измене, но это слово вряд ли применимо к перестройщикам. Измена произошла именно на ХХ съезде — пусть по неразумению и душевной слабости, по привычке подчиняться. А потом пошло именно перерождение — процесс, в отличие от измены, плавный, без принятия резких и четких решений. В 1960 г. Окуджава искренне восторгался «комиссарами в пыльных шлемах» и «комсомольской богиней». В 1993 г. он наслаждался, видя, как взрывы разносят в клочья безоружных людей с красным флагом. Попробуйте найти между двумя этими точками разрыв — акт измены. Его нет. Есть кривая.

Кривая эта именно плавная. Думаю, Хрущев был честным партслужащим, патриотом. Но он мало знал и еще меньше чувствовал — ему претила святость. Не понимал, что он ломает, начав профанацию идеи и в то же время коверкая жизнь страны кукурузой — отталкивая людей от советского строя ударами и по интересам, и по идеалам. Но, думаю, он бы ужаснулся, увидев сегодня свое порождение — Гайдара. Брежнев не блокировал процесса перерождения — он невольно стал его прикрытием. Открытый пожар легко потушить — а тут горел торфяник. Суслов и вся его рать Бовиных, Цветовых и Бурлацких выращивали на этом торфянике ту травку и клюкву, что скрывала пожар и успокаивала нас, пока мы не провалились в пекло.

Заметим, что именно у людей неуравновешенных и болезненно стремящихся к власти «диапазон конверсии» был чудовищно широким — от крайнего ура-коммунизма до людоедского, дремучего капитализма. От Гайдара-дедушки до Гайдара-внука, от Троцкого до Афанасьева. Ну станет ли обычный, здравомыслящий человек воспевать, как Окуджава, гражданскую войну? Один виднейший «патриот»-антикоммунист говорил мне, что у него над кроватью тридцать лет, вплоть до его «обращения», висел портретик Ленина. Меня это поразило. Я вырос в среде сознательных коммунистов, мать была комсомолкой в подполье, в казачьей станице — но и в голову моим родным не пришло бы вешать у меня над кроваткой портреты вождей. Я ребенком о политике и слыхом не слыхивал — воспринимал ее через жизнь. И так — подавляющее большинство. Тех, кто действительно переродился — мало.