Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды - Аллор Ира - Страница 31

«Да ты ему и воспротивиться не решишься, как бы он с тобой ни обошелся», – сказал себе майа со вздохом. Было больно и горько, тупое безразличие постепенно овладело им и почему-то именно сейчас вспомнилось то, что он так яростно отвоевывал у собственной памяти.

Он ощутил себя. Я – есть. Я – существую. Сознание выкристаллизовывалось в нечто самостоятельное. Я. Я и… пестрый узор бытия, смутно виденный, неосознанный, он был его частью – или не он? Кто? Что было? Или не было ничего? Град вопросов. Надо понять. Открыл глаза – над ним склонился… – он не знал его, не знал его имени, и в то же время чувствовал, что знал его всегда, что он сам – часть склонившегося над ним, что они связаны – неразрывно, что он не может быть без него, равно как и тот, пробудивший, нуждается в нем, майа (откуда-то пришло слово, и оно было – им, пробужденным), только-только осознавшем себя.

Майа попытался приподняться, тонкие, удивительно изящные руки с неожиданной силой подхватили его, бережно поставив на ноги. Он стоял рядом с сотворившим, разглядывая его, а тот рассмеялся, заглянув ему в глаза, и сказал слово: «Эонвэ…» – сказал, как пропел, и майа понял, ощутил: это его имя. Его суть. Он вопросительно взглянул на создателя.

– Я – Манвэ, – прозвучал ответ. – Еще меня называют Сулимо.

Майа кивнул – он запомнил оба имени.

Внезапно пришел их смысл: «Ман-вэ» – «благословенный» и «Сулимо» – от «сул» – «ветер», то есть «Повелитель Ветров». Он уже знал, что такое ветер, и еще многое, многое другое – сам не зная, откуда…

– Ну вот и познакомились, – раздалось в его сознании.

– Ты слышишь все, что я думаю?

– Конечно, ты же часть меня. Можно говорить словами, а лучше – петь, но общаться проще так.

– Как замечательно… Ты всегда меня услышишь? Манвэ улыбнулся в ответ, кивнув. Эонвэ подумал, что улыбка вышла грустная, но решил, что показалось, тем более что он еще не знал, что такое грусть. Просто откуда-то знал, что улыбки бывают разные. Он уже видел две…

Создатель и сотворенный вышли на широкий балкон, и майа увидел небо. Огромное, завораживающее. Стихия его Валы. Его стихия…

Видение постепенно начало блекнуть, превращаясь в просто воспоминание. «Интересно, Манвэ помнит тот день? Ну да, он же ничего не забывает», – грустно подумал Эонвэ. Он прислушался, скорее все же уловив, чем услышав движение. Кто-то направлялся к месту его заключения. Еле слышная, летящая походка – конечно, это был Манвэ…

«Зачем? Что он со мной сделает? Может, все же простит? Или… Что делать? В ноги броситься? Нет, он еще и презирать станет за слабость… А уж что решил, то и будет. Он решений не меняет. Так что потерпи немного и все узнаешь», – одернул себя Эонвэ, но глаз от двери оторвать не смог. Замок чуть слышно щелкнул, тяжелые створки приоткрылись… Манвэ.

Эонвэ невольно сжался в комок, ожидая, что будет.

Повелитель Ветров решительно прошел на середину залы.

– Эонвэ! Иди сюда.

«Голос… чужой, холодный. Гневается. Значит, не простил». Он попытался встать навстречу Манвэ, но онемевшее тело не слушалось. «Да что со мной? Неужели ТАК трушу? Вот еще!»

– Я жду. – Манвэ, казалось, чуть отстраненно наблюдал за своим майа.

«Как за край пропасти… неужели так тяжело – сделать шаг… Ну же! Еще один, еще…»

– Подойди ближе.

Эонвэ бездумно подчинился – еще шаг вперед, в мыслях – хаос, обрывки слов.

– Дай мне руки. – Голос Манвэ был мерный, спокойный, ровный, красивый, как всегда. И равнодушный.

«Даже в мою сторону не смотрит, словно и нет меня. Что он задумал? Зачем?»

Он покорно вытянул вперед скованные руки. Отчаяние захлестнуло майа, когда Манвэ коснулся его, показалось невыносимым все, с чем он было смирился, разум и воля отказали, не дав времени собраться, смяв достоинство и гордость, вихрь мыслей налетел, прорвавшись невольно мольбой, – Эонвэ не мог сдержать себя, это было сильнее…

– Манвэ! За что? Я же ничего не сделал?! Я… не… прости!

Майа глазами умолял о том, о чем не решался просить ни вслух, ни мысленно.

Манвэ, сняв наручники, разжал пальцы – металл тихо звякнул о камень, – и внимательно посмотрел на своего майа.

– Эонвэ, что с тобой? – В голосе мелькнуло удивление.

– Манвэ… не прогоняй… – Майа стиснул руки в беспомощной мольбе, впившись лихорадочно блестящими глазами в лицо Валы.

– С чего ты взял, что я собираюсь прогнать тебя? – подчеркнуто изумленно вскинул брови Манвэ.

– Но… я ведь не нужен тебе больше… такой…

– Какой? – прищурился Вала.

– Ну… ты мне теперь не веришь…

– Я не верю никому. Просто одним совсем, а другим – постольку-поскольку. Тебе доверял – чуть больше.

– Но, Манвэ… – Эонвэ не находил слов, уверенность в том, что Манвэ не желает его видеть, все росла – вместе с отчаянием.

– К тому же ты боишься меня, дико, всем своим существом… и возможно, правильно, у тебя есть для этого немало оснований…

Голос был вкрадчив и мягок, но внутри скрывался металл. Манвэ пристально наблюдал за своим майа, готовым вот-вот рухнуть ему в ноги – увы, не из раскаяния. Из страха, отчаяния, боязни быть покинутым – но раскаяния не было.

– А потому я не стану удерживать тебя, – продолжил проникновенно Король, – иди… куда пожелаешь. Не бойся, я САМ отпускаю тебя, ведь ты никогда не решился бы на такую дерзость, как покинуть Ильмарин без моего согласия…

– Манвэ!.. – прохрипел Эонвэ – он едва не упал на колени перед Валой, но какая-то сила не давала сделать это.

– Манвэ… не надо! – повторил он шепотом.

– Что – не надо? О чем ты?

Эонвэ замолчал. «Гонит. Делает вид, что не понимает, о чем я. Надо идти… Тряпка!»

«Что еще он себе напридумывал? Почему так боится? Настолько…» – подумал Манвэ. Он явно пережал.

– Я же не наказываю тебя, – сказал он вслух, пожав плечами. – Просто… ступай, отдохни, поразмысли, в конце концов… – Манвэ отступил на шаг, чтобы Эонвэ не пришлось огибать его.

Майа сделал несколько шагов, бездумно переставляя ноги, боясь оглянуться, замер в дверях и вдруг, резко развернувшись, прижался спиной к косяку, глядя на Манвэ.

– Нет… не могу… – все, что угодно, только не прогоняй!

«Да что с ним такое? Впрочем, конечно… я же его таким сотворил – преданным… И он нужен мне… Но он должен понять наконец, что можно и чего не следует делать…»

– Все, что угодно? – повторил Манвэ вслух. – А если возьму да запру тебя здесь – для надежности? Или…

Эонвэ опустил голову и притих. Раскаяния не было – был страх. И попытки – жалкие, неумелые – скрыть обрывки недавних размышлений.

«Вот это любопытно – в чем же дело?» – заинтересовался Манвэ и сказал вслух:

– Ладно, подумаю. Скажи-ка все же, почему ты пытался подсказывать Аллору?

– Я хотел…

– Оградить его от моего гнева, это я уже слышал, – отрезал Манвэ. – Меня интересует не для чего ты это сделал, а почему.

– В нем что-то… не знаю – хрупкое, что ли… Или он слишком равнодушен – это могло толкнуть его на дерзость…

– Значит, он, по-твоему, нуждался в защите.

– Да. Я не мог иначе. – Эонвэ неожиданно твердо посмотрел в глаза Повелителю.

– Конечно – ты же не веришь мне, а в мое милосердие – тем более. И похоже, давно. Может, потрудишься объяснить почему? Знаешь, я, пожалуй, не буду лезть в твои мысли – объясни все сам, словами – а там посмотрим. Ну, я слушаю.

Внезапно Эонвэ ощутил какую-то непривычную пустоту. Между ним и Манвэ словно выросла преграда. Он почувствовал бесконечное одиночество, но тут же одернул себя. В конце концов его молчание может Манвэ надоесть…

Лихорадочно перебрал воспоминания, из которых ни одно не улучшило бы отношение Манвэ к нему. А как объяснить, почему он так встревожился из-за Аллора? Не скажешь же, что из-за того, что он нуменорец. Последний. Это важно, но это не все.

А почему не верит?..

– Ну? – Манвэ кивнул, дав понять, что желал бы услышать то, что Эонвэ ему хочет сказать, и побыстрее.