Одинокий всадник - Караманулы Курмангазы - Страница 25

Кулбатыр положил тело жены поперек седла и, взяв коня под уздцы, неспешно направился туда, где вдалеке виднелся высокий курган.

Когда он приблизился к нему, уже совсем развиднелось. Кулбатыр осторожно снял тело, аккуратно положил на расстеленную попону. У южного подножия кургана, с той стороны, которая смотрела на Жылкыкудук, он опустился на колени и тем самым кинжалом, которым еще совсем недавно хотел покончить с собой, начал рыть могилу, выгребая землю руками.

Когда глубина ее достигла примерно метра, он сделал сбоку нишу. Прежде чем положить туда Аккагаз, он умыл ей лицо, насухо вытер своим платком, поцеловал в лоб и только потом опустил в могилу. Засыпал ее землей, нагреб небольшую горку поверху, обстукал ее ладонями и поднялся.

Постоял немного, потом поднял с земли и закинул за плечо карабин и взобрался на коня.

Ехал так же неторопливо, как все делал в это, теперь разгоревшееся вовсю, утро, и шагов через сто оглянулся. Свежая могила была хорошо видна. Курган возвышался над ней как памятник.

Он смотрел на чернеющую среди желтеющей травы землю, и сердце его комкала тоска, а глаза застилали скорбные слезы.

17

Танат добрался до Таскудука под утро. Первым человеком, который увидел его, был Нурсултан, брат того самого Нурсеита, у кого вчера угнали сивого. Он вышел по нужде из юрты и уже собрался обратно, как внезапно заметил верхового, приближавшегося из степи к аулу. Нурсултан невольно разинул рот. Да и было отчего: верховой был на их собственном скаковом жеребце.

Но в следующую секунду он уже действовал. Ворвался в юрту и принялся тормошить спящего брата:

— Нурсеит, Нурсеит! Да проснись же, поднимайся скорее!

Они ночевали в чужом ауле и в чужой юрте. Вчера, когда были в Актайском аулсовете, туда дошла весть о схватке с бандитами, и активисты, собравшись, отправились на помощь в Таскудук. Братья увязались за ними.

Едва только до Нурсеита дошел смысл слов, сказанных братом, как сон будто смахнуло с него. Оба пулями вылетели во двор.

Нурсеит сразу узнал своего жеребца. И сидел на нем, кажется, вчерашний конокрад. Только без карабина. Нурсеит повернулся к брату и негромко спросил:

— Где моя плеть?

Между тем Танат подъехал к самому аулу. От ближайшей юрты отделились двое и двинулись ему навстречу. Ничего не предвещало их намерений, и Танат вежливо поздоровался. Поздоровался первым, хотя был старше тех, кто шел к нему.

— Ассалаумагалейкум!

— Уагалейкумассалам! — ответил Нурсеит.

— Вы и есть те самые преследователи? — спросил Танат.

— Да, преследователи, — не без тайного смысла ответил Нурсултан.

— А где ваш начальник?

— Здесь, — сказал Нурсеит.

— В какой юрте?

— А тебе-то что?

— Дело к нему есть.

— Какое дело еще?

— Скажу только начальнику, — заносчиво бросил Танат. И это решило его участь, но он даже не подозревал об этом.

— Нам, значит, не желаешь говорить?

Нурсултан подошел вплотную и готов был в любой момент схватить коня за повод — только бы Нурсеит знак подал.

— Только начальнику скажу! — Гонору у Таната было столько же, сколько и трусости. — И отойди в сторону, моего коня напугаешь, он с норовом.

У братьев, едва сдерживавших себя, при словах «мой конь» лопнуло терпение. С дружным возгласом «Ап!» они споро стащили Таната с седла. Нурсултан ударом в челюсть опрокинул его наземь, а Нурсеит уже лежачему угодил сапогом по зубам. Изо рта бандита хлынула кровь.

Братья не жалели ни кулаков, ни плети, ни сапог. Так катали по земле Таната, что он вопил не своим голосом. Они отступились лишь, когда заметили, что их враг перестает подавать признаки жизни — вот-вот дух испустит.

Танатовские вопли переполошили весь аул. Отовсюду бежали люди.

— Нурсеит, Нурсултан поймали вчерашнего бандита, — неслось из конца в конец.

Но когда все сбежались, удивило совсем не то, как лихо отделали братья Таната, а то, что увел-то жеребца не он. Здесь многие знали Кулбатыра в лицо и никак не могли перепутать его даже с избитым Танатом.

Братья до того обрадовались возвращению скакуна, что напрочь забыли того, кого отмутузили, и обихаживали своего сивого с такой нежностью, будто разлука с ним длилась целую вечность.

Люди подняли Таната, отнесли в тень юрты. Шанау и Баймагамбет, находившиеся здесь, попытались было говорить с ним, чтобы выяснить, куда девался Кулбатыр, но Танат лишь мычал да постанывал, и вскоре они отступились.

А между тем прежде чем попасть в Таскудук, Танату пришлось пройти через немалые испытания.

Несказанно обрадовавшись тому, что хитрость с лекарем удалась, он, петляя между барханами, выехал в степь, закинул врученную ему накануне Кулбатыром берданку в заросли чия и во весь опор погнал сивого, чтоб поскорей добраться до родного аула.

Страх, оттого что впутался во всю эту историю, ни на секунду не оставлял его. Дело принимало серьезный оборот. Поначалу он почему-то думал, что проводы Кулбатыра будут всего лишь небольшой прогулкой, и легко согласился сопровождать его.

Впервые он заподозрил неладное еще у подножия Кыземшека, когда перед ним предстала грозная фигура Кулбатыра с винтовкой за спиной. Танат понял сразу: Кулбатыр не хочет сдаваться без боя. И тут у него затряслись поджилки.

Кулбатыру терять нечего. Если попадется — стенки ему не миновать. Но зачем это Танату, который и так лишь недавно обрел душевное спокойствие.

Мысли метались в голове, как преследуемый охотником барсук. Стоило Танату на мгновение представить себе въедливые глаза Ураза, к которому он неминуемо угодит, если хоть одна живая душа узнает, что он был с Кулбатыром, как сердце его провалилось куда-то, а на его месте возникал ледяной холод. Ураз снился ему и ночью. Танат не знал, что тот стал жертвой Кулбатыра. И ночью судья был еще страшнее.

«Расстрелять его!» — выговаривали тонкие жесткие губы судьи.

Танат вздрагивал и просыпался. Мысли и сны доводили его до исступления.

Дорогой он только и думал, как отстать от Кулбатыра, уйти, пока еще никто не знает, где он. Много раз Танат порывался сказать об этом своему бывшему сотнику и — не смел. И набрался наконец храбрости лишь перед ливнем. Но Кулбатыр тут же осадил его, напомнив о прошлом, которое Танат всеми силами старался выкинуть из головы, утешая себя тем, что никто ничего не знает, да и не узнает никогда. Сотник же сказал: «Узнают!» И Танат съежился от его слов.

Снова мысли о побеге возникли, когда Кулбатыр отправился по аулам, а Танат повел Аккагаз и Раиса к Таскудуку. Весь день он беспокойно обдумывал, как бы осуществить свой замысел. И вечером уже было решился. Пошел к своему стреноженному коню, а кончил тем, что вернулся обратно.

«Подожду до завтра», — перед самим собой оправдывая свою трусость, думал Танат. Он даже сам не понимал, кого больше боится — Ураза или Кулбатыра. «Не появится завтра, тогда уйду», — решил он про себя.

Но Кулбатыр назавтра появился. И появился не на своем коне. Вид у него был страшен. «Собирайтесь, да поскорее! Погоня наступает на пятки».

Многословностью он никогда не отличался и на этот раз ничего объяснять не стал. Даже с братом своей матери, дядей Ураком, с которым не виделся несколько лет, лишь поздоровался, но в разговоры вступать не стал. Взял стоявшую в юрте Урака берданку и отдал ее Танату, Раису протянул вынутый из-за пазухи наган.

Танат, вспомнив о вчерашнем своем намерении, хотел было отказаться. Но взгляд Кулбатыра был до того свирепым, что не было никаких сомнений, что под горячую руку он запросто может пристрелить. У Таната отнялся язык.

Не успели они оседлать коней, как на перевале появилась погоня.

Кончилось все известной схваткой в лощине. Устроив себе на холме наблюдательный пункт и счищая с одежды кровь, Танат думал о том, что лишь случайность помогла ему выйти из боя живым. Пули свистели ужасно, казалось, деваться было некуда, а его даже не задело. Но продолжаться это долго не может, рано или поздно его все равно ухлопают. Выход один — бежать. Бежать, и как можно скорее. Тогда-то ему и пришла в голову счастливая мысль о лекаре.