Одинокий всадник - Караманулы Курмангазы - Страница 2

2

Незаметно он задремал и очнулся оттого, что показалось, кто-то совсем рядом вскрикнул. Кулбатыр поднял голову и осмотрелся. Никого! Пригрезилось, что ли?

Над степью спускались сумерки. Кулбатыр перевел взгляд на коня, пасшегося неподалеку, и понял, что не пригрезилось: конь стоял подняв голову и навострив уши. В это мгновение вновь послышался крик:

— Жезде[5]! А, жезде-е! Жезде-е!..

Кулбатыр вскочил на ноги и быстро взбежал на вершину холма. Прямо в его сторону ехал Раис. Конь под ним трусил мелкой рысью.

— Ну, ты и спрятался, жезде! Сорок раз, наверное, обошел Кыземшек, а тебя не заметил! — еще издали крикнул Раис и, подъехав ближе, слез с коня.

Юношеское лицо его горело. Кулбатыр сразу понял, что это не от езды. От возбуждения. Впрочем, вообще нетрудно догадаться, что у парня какая-то срочная новость — иначе зачем было гнать сюда. Можно было подождать, пока Кулбатыр сам появится в ауле. А значит, ничего хорошего от его появления ожидать нельзя.

— Выкладывай! — коротко бросил Кулбатыр, стараясь за внешним спокойствием скрыть тревогу.

— Плохие новости, жезде...

Раис смотрел так, будто извинялся.

— Говори. Даже когда умирает отец — все равно сообщают.

— Видно, не сбыться тому, что задумали... Голову тебе надо спасать. Кто-то пронюхал о твоем возвращении и сообщил в аулсовет. Сегодня туда всех активистов, какие есть, собрали...

Встретившись с затяжелевшим взглядом зятя, Раис невольно опустил голову и замолчал.

Кулбатыр чувствовал, как запылало его лицо, как бешеными толчками запульсировала в висках кровь, а пальцы невольно сжались в кулаки.

— Сволочи! — процедил он. — Вот сволочи! Снова ходят по моему следу, как ищейки. В заросли загнали, как затравленного зверя. Мало им! Выходит, и это для меня слишком большая роскошь?

Кулбатыра трясло от гнева. Внезапно он сорвался с места и кинулся вниз. Собрал лежавшие под ракитником пожитки и перенес все поближе к коню. Потом грубо крикнул застывшему наверху Раису:

— Иди сюда! Сюда, говорю, иди!

Пока Раис спускался в лощину, Кулбатыр успел оседлать коня, прикрепил коржун к задней луке седла, потом натянул на свои широкие плечи бешмет и опоясался ремнем.

Парень, держа коня под уздцы, остановился рядом. Никогда еще ему не приходилось видеть своего зятя таким разгневанным. Нет, не таким он знал его в детстве. Память сохранила могучего и очень добродушного человека. Он, казалось, тогда постоянно похохатывал, а еще нравилось Раису, когда своей большущей рукой Кулбатыр похлопывал его по плечам, будто подбадривал. Нет, тогда гнева в Кулбатыре и в помине не было. Это теперь брови его будто навсегда наехали на глаза, а усы постоянно топорщатся в неприязненной усмешке. Куда только подевалось былое добродушие!

Они стреножили коней, отошли к родничку, выкопанному Кулбатыром, опустились возле него, напились, зачерпывая ладонями холодную воду.

— Рассказывай. Все с самого начала рассказывай, ничего не убавляй и не прибавляй, — уже спокойно сказал Кулбатыр, хотя лицо у него оставалось хмурым.

— Я и не собираюсь ничего прибавлять... Только то, что слышал от Таната... — обиженно насупился Раис.

— От Таната, говоришь?

— Да, от Таната...

— Ладно. Что он там тебе принес?

— Танат сам пришел к нам. Раньше ведь он никогда не заходил. А тут заявляется. Мы, конечно, удивились... И вот стоило только матери выйти по хозяйству, он тут же спросил: где, мол, Батыр? Я сделал вид, что не понял ничего: «Какой еще Батыр?» Аккагаз-апа растерялась, но он и не смотрел на нее. Как ни в чем не бывало говорит мне: «Про Кулбатыра, про зятя твоего, спрашиваю». Я попробовал было отвертеться, прикинулся даже разозлившимся, сказал: «Тебе, видно, что-то приснилось, Танат!» Да только он лишь усмехнулся: «Хватит голову морочить! Вернулся Кулбатыр. Все об этом знают. Знают и то, что он поддерживает связь со своей женой в Жылкыкудуке. Узнал об этом председатель аулсовета Шанау и сразу же собрал всех своих активистов. И они уже вынесли решение: достать Кулбатыра живым или мертвым». Вот что сказал Танат. Мы с Аккагаз-апой так и охнули. А он говорит: «Сведения верные, племянник мне все рассказал, а он нынче в активистах ходит». И еще сказал, что в собрании участвовал и волостной судья...

Кулбатыр по-волчьи злобно взглянул на Раиса, будто это он был во всем виноват.

— Где Танат?

— Поехал в Нарулген. Там у него кто-то из далеких родственников умер. А на прощанье сказал, мол, специально заехал к вам, чтоб сообщить, мол, все же Кулбатыр товарищ мне, вместе кровь проливали, вот и хотел, чтоб его врасплох не застали. Так что я свое дело сделал, а об остальном пусть сам думает.

— И на том спасибо, — сквозь зубы процедил Кулбатыр.

— Да, вот еще что, — спохватился Раис. — Танат говорил, что на собрании решили засаду сделать и захватить тебя прямо у жены в юрте. Сегодня же ночью.

— Вон даже как!

Некоторое время Кулбатыр молчал, что-то обдумывая. Потом спросил:

— Шанау, это тот, с приплюснутым носом? Кто же судья?

— Судья — Ураз.

Кулбатыр резко вскинул голову:

— Не Хасена ли сын?

— Да, он самый. Человек...

Но Кулбатыр не дал договорить.

— Человек? Кто человек?! — заорал он. — Ураз — человек? Зверюга он. Зве-рю-га!

— Но я... я совсем не знаю его, — залепетал Раис.

— Еще узнаешь! — Кулбатыр рывком вскочил. — Брешете, сволочи! — прорычал он. — Я вам покажу решения! Придется прежде с моим решением ознакомиться. — И посмотрел на Раиса: — Напрасно ты думаешь, что мне не удастся осуществить задуманного. Удастся.

Раис, поднявшийся следом за зятем, вглядывался в его лицо, пытаясь разгадать смысл его угрозы. Кулбатыр, видимо весь во власти мысли, внезапно пришедшей к нему, крепко сжимал рукоятку кинжала, на Раиса не смотрел.

Уже почти стемнело. Из степи веяло прохладой, па небосводе, подслеповато помаргивая, зажигались звезды. Округа наполнилась руладным стрекотанием кузнечиков. Неподалеку беспокойно фыркали кони.

— Что ты собираешься сделать, жезде? — спросил Раис.

— А по-твоему, что я должен делать? — уставился на него Кулбатыр.

— Наверно, уходить тебе надо, — неуверенно произнес Раис — Если поймают — несдобровать.

Усы Кулбатыра покривила диковатая усмешка. И тут же исчезла. Брови его снова сошлись на переносье. Он думал. Потом выдохнул всей грудью, будто сбросил какой-то груз, сказал внятно, твердо и, как показалось Раису, с каким-то просветлением:

— Правильно думаешь, Раис. Правильно. Надо мне уходить. И я уйду. Только не один, а, как мы и решили, вместе с Аккагаз. Дети пусть пока у матери останутся — не выдержать им дороги. А к тебе у меня просьба. Сделай доброе дело, проводи нас, пока мы не уйдем подальше отсюда. (Раис с готовностью кивнул.) А сейчас поезжай к Танату. Нарулген — это же совсем рядом. Дорога много времени не отнимет. А раз Танат решил делать добро, пусть делает до конца. Пусть докажет, что он мне настоящий товарищ — протянет руку помощи в трудную минуту. Передай, что именно так я и сказал. Мы будем уходить в Туркмению. Пусть сопровождает хотя бы до половины пути. Пару дней проведем в Карагандыкумах: если начнется погоня, только в песках и можно сбить ее со следа. Сегодня же ночью вы с Аккагаз покинете аул. Прихватите все необходимое. Продуктов побольше: известно, что нам предстоит... В пески сразу не суйтесь, чтобы раньше времени не наследить. Переедете бродом Калдыгайты, ступайте к Жиделисаю. Там безлюдно. А завтра вечером ждите меня в Батпакты, на той стороне туранговой рощи Котантал. Ты же бывал в тех местах? (Раис кивнул.) Танату скажи, чтоб ни в коем случае не заезжал в наш аул: попадется кому-нибудь на глаза — сразу разговоры пойдут. Пусть ждет меня завтра утром под Кыземшеком. А я еще одно дело сделаю... Все понял? Отправляйся в аул и передай Аккагаз все, что я сказал. Да уговорите там мать, чтоб не поднимала рева. Привлекать внимание людей не в наших интересах. Ступай, Раис...