Коллекция в бегах - Гусев Валерий Борисович - Страница 14

До самого вечера мы шарахались от Алешки, от его восторженных: «А ты знаешь?..» И очень, кстати, многое узнали.

– А ты знаешь, что он был прекрасный архитектор? И ювелир. И скульптор. И математик, физик, биолог, астроном…

Мама сначала Алешку очень внимательно слушала, вместе с ним восхищалась, а потом, после ужина, когда мы с ней мыли посуду, она сказала:

– Знаю! Знаю, что он создал водолазный костюм для парашютиста. И водяной двигатель для самолета.

Тут, к счастью, появился Павлик. Почему-то после ужина. Обычно он приходит к ужину. Или к завтраку. А иногда к обеду.

Мама стала его кормить, а Лешка напал на него, как на свежего слушателя.

– Дядя Павлик, а он сделал огромный канал для воды в одном городе. И этот канал до сих пор работает. Клево?

– Это все здорово, Леш. Только мне больше всего нравятся все-таки его картины. «Джоконда», например.

– Интересное дело! Картины! Джоконды! Автоматические пушки – пятьсот лет назад!

– Дай человеку спокойно поесть, – сказала мама.

Тут Алешка взорвался:

– А вы знаете, сколько великих проектов он не смог сделать из-за таких, как вы! Вам бы лишь спокойно поесть! Он вертолет изобрел! Такой классный!

– Полетал? – спросил Павлик с искренним интересом.

– Не полетал. В те давние времена никаких моторов еще не было. Только водяные мельницы. А на ней далеко не улетишь. Вертолет ее с собой не потащит.

– Что опять задумал? – с тревогой спросила мама. – Эти твои турундыки…

– Мам, – сказал Алешка, – он был очень великий человек. – И скромно добавил: – Я такой же буду. И полечу на его вертолете.

– На водяном двигателе? – спросил я. – Поперек экватора?

Но Алешка здорово подзарядился. А когда он сердится или волнуется, то часто становится спокойным, как удав после ужина. И он посмотрел на всех нас – на Павлика, жующего котлету; на маму, вытирающую посуду; на меня, подметающего пол; на кошку, спящую в папином кресле, – и сказал ледяным тоном:

– А вы будете махать мне вслед своими сопливыми платочками.

С этого дня Алешка стал надолго исчезать из дома и возвращаться в дом чумазым трубочистом. А мама все чаще стала поглядывать на небо, опасаясь летной погоды…

Глава VII

Флёксы, петюнии, настюрции

Когда-то Алешка написал: «В лесу росли куропатки и другие деревья». Папа тогда страшно рассердился и расстроился и обозвал его: «Ты – дитя асфальта!»

Не знаю… Может быть, Алешка и есть дитя асфальта. Не знаю… Но, по-моему, он какое-то «всех-нее» дитя. Ему везде уютно и интересно. Есть такой цветочек – забыл, как он называется, так этот цветочек одинаково счастлив и среди друзей на лугу, и в горшочке на окне. Лешка легко и мгновенно находит общий язык и с незнакомыми людьми, и с чужими животными. Полаять с собаками, поквакать с лягушками, занудливо позудеть комариком, потрепаться с новым человеком – его любимые занятия. Но и техника его слушается, он с ней дружит. Правда, как-то по-своему. Один раз, помню, он вздумал починить старинные часы. Ходики такие древние, деревенские; циферблат в виде кошачьей мордочки. Папа эти часы очень любил, еще со времен своего детства, но ни в одной мастерской их так и не смогли починить. Не хватало современным часовщикам умельства, чтобы закачался и застучал маятник, чтобы забегали туда-сюда озорные глазенки на кошачьей мордочке, чтобы правильно пошли по своему кругу фигурные стрелки.

Алешка смело разобрал часы, что-то там подогнул, даже молотком со всей дури ахнул и снова их собрал. На столе остались лишние детали… Но часы пошли. Они идут до сих пор у нас на кухне. Качается и стучит маятник, ожила кошачья мордочка, движутся по кругу стрелки.

Вот так же и его самолеты… Тяп-ляп – и готово. Первая турундыка поездила взад-вперед, но не полетела – ни вверх, ни вниз. Гидросамолет был почему-то отсрочен, а на свет появился то ли вертолет, то ли автожир по имени «Кощей». Тоже почему-то.

Но если первый «Лебить» был хоть и очень отдаленно, но все-таки похож на самолет, то нынешний Лешкин «Кощей» просто мог напугать своим видом нервного человека.

Вот представьте. Лодка-байдарка, над ней – огромный винт из двух зонтов, а впереди еще один, поменьше, из одного зонта. Алешка мне объяснил:

– Один винт кручу ногами – лечу вверх, второй кручу двумя руками – лечу вперед. Хочешь покажу?

Конечно, хочу!

– Мам! – крикнул Алешка, забираясь в Кощеево нутро, – от меня какая-нибудь польза по хозяйству нужна? Нет? Тогда я полетел.

– Полетай, голубчик, – мама выглянула в окно, – но не очень долго, а то обед простынет. До экватора и обратно.

Две педали Алешка завертел ногами – закрутился у него над головой большой винт. Две другие педали – руками, маленький винт заработал.

Получилось здорово. Аж листья у берез зашелестели, аж диван загудел. Но «Кощей» даже не дрогнул. Алешку это нисколько не смутило. Он вылез из самолета и сказал:

– Ладно, в другой раз полетаю. Мне сейчас все равно некогда, надо к дядьке Кощею сходить.

Я чуть не сел на наш ревучий диван. Но все оказалось очень просто. Тот самый кузнец, новый Алешкин друг, и есть дядя Кощей. В его честь и назвал Алешка свое новое страшилище.

Этот дядька действительно был похож на сказочного Кощея. Только маленького. Безобидного такого. И даже доброго. У которого отобрали его зловредную иглу в яйце и сдали в музей сказок.

Он такой худенький, что даже через рубашку видны все его кости. Но руки у него очень сильные. Жилистые такие, хваткие. Потому что он самый настоящий кузнец. У него даже фамилия «кузнецовская» – Ковалев. Оказывается, по-украински, Коваль – это кузнец, Лешка мне все это рассказал. И он целыми днями пропадал на краю деревни, в его кузнице. Из нее идет черный дым и слышится задорный звон металла по металлу. Одна местная бабка мимо кузни ходит всегда с опаской и крестится на ходу. Она говорит, что издавна в кузне живут черти и всякая другая нечистая сила. И я бы ей поверил. Особенно когда видел, как дяденька Кощей, в черном фартуке, с голыми жилистыми руками вызванивает на наковальне молотком какую-нибудь замысловатую, рдеющую огнем железку. И как чумазый чертенок Алешка, пыхтя, качает отполированную рукоять мехов, раздувает в горне огонь.

Этот Кощей, он просто волшебник. Добрый и умелый. Один раз он у нас на глазах выковал из черного железа настоящую розу! С лепестками и листочками. И с колючками.

Он и Алешку начал было приучать к своему мастерству. Но у Лешки был свой интерес: новый воздушный винт для турундыки и обещанный за помощь старенький велосипедный моторчик. Это я так думал. А Лешка думал совсем по-другому. Ни за что не догадаетесь. Турундыка турундыкой, а украденные картины нужно разыскать. И надавать ворам по тыкве.

Но при чем здесь коваль Кощей? Оказывается, очень даже при чем. Неприятно об этом напоминать, но он когда-то сидел в тюрьме. И знаете, за что? Он состоял в преступной группировке, которая занималась… кражами картин. Из музеев и из частных коллекций. А потом эти картины переправляли за границу.

У этого Кощея Ковалева была очень ответственная задача. Ведь на границе внимательные таможенники не пропустят ценные картины, нужно их как-то обмануть. Иногда для этого какой-нибудь художник малевал поверх оригинала какой-нибудь пейзажик для маскировки. А за границей опытные реставраторы осторожно снимали верхний слой краски, и картина великого художника представала в своем первозданном прекрасном виде. Но опытные таможенники просвечивали специальными приборами подозрительные картины и обнаруживали «маскировку». Кроме того, при ее расчистке оригинал подвергался опасности повреждения.

И вот этот Ковалев, – а у него очень золотые руки, – аккуратно вынимал картину из рамы, накладывал на нее холст с какой-нибудь работой неизвестного художника и этот «бутерброд» опять вставлял в раму.

Несколько раз у этих жуликов такой фокус проходил, а потом они все попались. И Кощей Ковалев тоже. Но он сильно раскаялся, признал себя виновным и очень помог следствию. И поэтому скоро вышел из тюрьмы и занялся честным трудом.