Повесть о Великой стене - Гурьян Ольга Марковна - Страница 37

— Если вы утомились держать вашего внука, я понесу его, — вежливо предложила мать Вань Си-ляна.

— Это мой сын, — ответила женщина и крепче прижала ребенка к себе.

Тогда мать Вань Си-ляна повела к себе и флейтистку У-и, и тетушку Цзюй, потому что это была она, и последовала она сюда за Цзюй У, своим мужем, сосланным на стену по доносу студента, не получившего платы за разорванный рукав.

Когда Вань Си-лян вечером вернулся домой и увидел гостей, он постеснялся войти, но мать втащила его за рукав, и он увидел девушку, о какой мечтал всю жизнь.

Не прошло и недели, как Вань Си-лян, поклонившись в ноги своей матери, сказал ей, что не хочет другой жены, кроме У-и. Его мать уже успела полюбить ее и поэтому, не откладывая, в первый счастливый день сыграли свадьбу.

Мать Вань Си-ляна променяла браслеты, в дни сватовства подаренные ей мужем, на кусок свинины и кувшин вина. Вань Си-лян позвал в гости Вань Сяо-эра и еще нескольких друзей. Невзирая на смертельную усталость, гости помылись, принарядились и пришли. Тетушка Цзюй приготовила из одного куска свинины четыре разных блюда. Гости пили, ели и пели песни.

Вдруг Вань Сяо-эр, вздрогнув, вскочил.

— Предрассветный ветер подул! — крикнул он. — Пора на работу. Прощайся, Си-лян, с женой. Но торопись, чтобы не опоздать, если хочешь быть жив.

Вань Си-лян притронулся к кончикам пальцев У-.и и горестно шепнул:

— Ни одним словечком не успел я перемолвиться с тобой!

У-и так же тихо ответила:

— Мы еще молоды. Мы еще скажем друг другу много-много слов.

ПОНИМАЮТ МУЗЫКУ РЕДКО-РЕДКО

Вскоре после того, как Цинь подчинила Янь, в одном доме в городе Сунцзы появился странный работник. Довольствовался он малым, трудился усердно и, хотя был еще не стар, пренебрегал обществом себе подобных и, окончив работу, уединялся в своей каморке. Но стоило господам созвать на пир гостей, как, откуда ни возьмись, он тотчас начинал бродить поблизости от пиршественного зала. Если гости беседовали и смеялись острым словам или стучали игральными костями, он тотчас удалялся, бормоча себе что-то под нос. Но когда раздавались звуки пибы или циня, он застывал, словно вода зимой, и уж тут ничего не замечал и не чувствовал. Имя ему было Бо-я, а так как он был всего лишь работник, то о его фамилии никто и не спрашивал.

Один из слуг доложил хозяйке о его удивительном поведении, и в первый же раз, как собрались гости и послышались звуки циня, хозяйка вышла в сад, чтобы убедиться своими глазами, так ли это. И что же? За деревом стоял Бо-я, смотрел перед собой, ничего не видя, дергал пальцами, будто ловил блох, кривил рот, будто отведал кислое, стучал ногой, будто поправлял туфлю, и бормотал себе под нос:

— Играет он хорошо, но кое-что у него не получается!

Хозяйка встала перед самым его носом, но он даже не отмахнулся от упавшей на него тени. Она крикнула:

— Бо-я! Эй!

Но он не обратил внимания. Тогда она подошла поближе, обернула руку платком и изо всей силы дернула его за yxo.

— А? — спросил он, будто проснулся, но еще не очнулся от сна.

— Как ты берешься осуждать моих гостей и откуда знаешь, что правильно и что неправильно? — спросила хозяйка.

— Звуки рождаются в сердце человека, — ответил Бо-я. — Слова могут обманывать, люди могут притворяться, только музыка не способна лгать.

Хозяйку рассмешила такая речь простого работника, и она сказала:

— Раз уж ты так разбираешься в музыке, заходи в залу и сыграй нам на цине. Если сыграешь хорошо, я прикажу угостить тебя вином.

Бо-я посмотрел на нее, подумал и сказал:

— Если я сейчас не проявлю своих способностей, то до конца дней придется жить в безвестности.

— Что ж, — сказала хозяйка, — а ты сыграй! Быть может, прославишься. Я прикажу дать тебе цинь.

— Этот цинь — для начинающих, — возразил Бо-я, — разрешите мне взять свой. — И, не дожидаясь ответа, убежал.

Хозяйка засмеялась, потому что подумала, что он боится обнаружить свое невежество и хвастовство, и послала вслед за ним слугу посмотреть, что он будет делать.

Слуга поспешил к каморке, где жил Бо-я, проковырял пальцем дырку в ветхой стене и заглянул внутрь.

Тут он увидел, что Бо-я плеснул чистой воды в чашку и обмыл лицо и руки. Затем, разрыв кучу соломы, сваленной в углу, достал из нее узелок, развязал его, вынул халат из плотного шелка и красивый головной платок. Переодевшись, он начал класть поклоны перед соломой, а затем достал из-под нее футляр и со знаками высокого почтения вынул из него цинь.

Зтот цинь был из бесценного дерева, доска округлая, как небо, нижняя дека плоская, как земля. Струны были свиты из шелка. Тринадцать кружков, указывающих лады, — из светящейся ночью яшмы.

Всего этого слуга не мог рассмотреть подробно. Он лишь увидел, как Бо-я, поддерживая цинь обеими руками, степенным шагом направляется в дом и, испугавшись, незаметно ускользнул.

Гости были поражены при виде благородной осанки и манер Бо-я. Они поднялись со своих мест и встретили его со всеми церемониями. Он так же церемонно ответил на их поклоны, опустился на низкий табурет, положил цинь на раз-двинутые колени, заиграл и запел:

Растроганные его игрой, многие гости не выдержали и ушли со слезами на глазах, а другие почтительно спросили:

— Как ваше знаменитое имя?

— Ю Бо-я, — ответил он.

А они стали перешептываться, говоря друг другу:

— Мы слышали это имя, но не помним где.

После этого в Сунцзы все стали наперебой приглашать Ю Бо-я в гости.

Действительно, его слава прогремела по Поднебесной и дошла до императора.

— Что-то мне знакомо это имя, — сказал Ши Хуанди. — Но вспоминается смутно, как вчерашние винные пары.

— Государь, — ответил Ли Сы, — вы слышали его в детстве, когда изучали предания старины.

— А ну-ка, напомни, — сказал император.

— В древние времена, — начал Ли Сы, — жил великий музыкант, по имени Ю Бо-я. Но, как говорит пословица, музыку понимают редко-редко, и люди наслаждались звуком его циня бессмысленно, не вникая в их скрытое значение, а ведь музыка — дар неба и берет свои основы из законов гармонии Вселенной. Однажды Ю Бо-я встретил в лесу дровосека Чуй Цзы-ци. Ю Бо-я заиграл, и Чуй услышал музыку горных вершин и текучих вод. Черты природы отображают человека. Ручьи и реки — кровь гор, трава и деревья — их волосы, движение тумана, окутывающего вершины, — смена выражений на их челе. Поняв все это, дровосек один из всех людей уразумел, что Ю Бо-я поет о высоких чувствах и текущих вдаль помыслах человека.

— Занятная сказка, — сказал Ши Хуанди. — Приведите мне этого новоявленного Ю Бо-я.

Тотчас за ним послали, и, когда в свое время он достиг Саньяна и был введен во дворец, один из придворных при его появлении воскликнул:

— Да это же Гао Цзян-ли!

Советник Мын Цзя, брат полководца, бросился к императору, закрыл его своим телом и вскричал: