Седьмое правило волшебника, или Столпы Творения - Гудкайнд Терри - Страница 40

– В сиянии славы твоей – наша сила. В милосердии твоем – наше спасение. В мудрости твоей – наше смирение. Вся наша жизнь – служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.

Начали смутно припоминаться слова, которые Дженнсен знала в детстве, когда жила во дворце. Маленькой девочкой она произносила их нараспев. Когда мать с дочерью спаслись от лор–да Рала бегством, она сделала эти слова запретными.

И вот теперь, когда она нестерпимо хотела услышать голос, требовавший сдаться, почти непроизвольно, дрожащими губа–ми, она начала повторять слова молитвы. Как будто это делал за нее кто-то другой…

– Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей – наша сила. В милосердии твоем – наше спасение. В мудрости твоей – наше смирение. Вся наша жизнь – служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.

Ритм произносимых слов наполнил огромный зал, и хотя лю–дей было много, словно бы один голос гулко отдавался в стенах. Дженнсен напряженно прислушивалась, желая услышать дру–гой голос, который был неразлучен с ней столько, сколько она помнила себя. Но этого голоса не было.

И Дженнсен перестала сопротивляться, ее увлек общий порыв. Она отчетливо слышала, как вместе с толпой повторяет слова:

– Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей – наша сила. В милосердии твоем – наше спасение. В мудрости твоей – наше смирение. Вся наша жизнь – служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.

Дженнсен снова и снова, вместе со всеми, повторяла слова молитвы. Снова и снова, останавливаясь только, чтобы набрать в грудь воздуха. Снова и снова, снова и снова, без поспешности и суеты.

Распевная молитва заполнила все ее сознание. Мелодия ма–нила, призывала, разговаривала с ней. И уже ничего не было боль–ше в сознании Дженнсен. Молитва заполняла ее настолько, что для каких-либо других размышлений попросту не осталось места.

Это как-то успокоило ее.

Мимо протекало время, случайное, ничем не примечатель–ное, не имеющее значения…

Каким-то образом эта тихая ритмичная молитва принесла ей чувство умиротворенности. Так, наверное, чувствовала себя Бет–ти, когда она успокаивала козу, почесывая у той за ушком. Дженн–сен еще сопротивлялась этому ощущению, но мало-помалу пе–ние затягивало ее.

Теперь она понимала, почему это называлось молитвой-по–священием.

Невзирая на случившееся, она чувствовала себя лишенной бурных эмоций, в душе ее царил полный покой и торжественное ощущение великой сопричастности.

И она перестала сопротивляться. Она без напряжения шеп–тала, давая молитве возможность избавить ее от остатков боли. И в конце концов почувствовала себя свободной от чего бы то ни было…

Сквозь застекленное отверстие в зал ворвалось солнце, и на Дженнсен упало сияние солнечных лучей. Ощущение было – словно в материнских объятиях. Тело казалось невесомым. Это сияние напомнило Дженнсен, что когда-то именно так она и представляла себе добрых духов.

Прошло еще мгновение, и часы молитвенного пения завер–шились.

Дженнсен разогнулась, медленно, оттолкнувшись от пола, села. И разрыдалась, неожиданно для себя самой.

– Эй, что случилось?

Над ней возвышался солдат. Женщина-вышивальщица об–хватила Дженнсен рукой за плечи, спокойно объяснила:

– Недавно она потеряла мать.

Солдат переминался с ноги на ногу и выглядел совсем сму–щенным.

– Прошу прошения, госпожа. От всего сердца сочувствую вам и вашей семье.

Дженнсен увидела по его голубым глазам, что он абсолютно искренен в своих чувствах.

Она ошеломленно молчала, наблюдая, как он повернулся к ней спиной и отправился дальше по маршруту патрулирования, один из убийц, работающих на лорда Рала, огромный, мускулис–тый, затянутый в кожаную форму. Сочувствие в доспехах…

Знай он, кто она такая, он бы безо всякого сочувствия пере–дал ее в руки тех, кто позаботился бы, чтобы она умерла только после мучительных, длительных пыток.

Дженнсен уткнулась в плечо соседки и снова зарыдала. Ей так не хватало матери, что она едва могла вынести это.

А теперь ее душу переполнял еще и ужас из-за судьбы Себа–стьяна.

Глава 18

Дженнсен поблагодарила выши–вальщицу и, только отойдя вглубь зала, поняла, что даже не знает, как зовут эту женщину. Впрочем, это было не столь важно. У обеих были матери. Обе понимали друг друга и сочувствовали друг другу.

Теперь, когда молебен закончился, по–кидающие дворец люди снова превраща–лись в толпу. По всему залу раздавался смех. Шум гулко отдавался от мраморных стен и колонн. Люди возвращались к своим заботам, к покупкам, торговле, болтовне. Стражники патрулировали зал, а дворцо–вые слуги, в основном одетые в светлые одежды, занялись своими обычными дела–ми. В одном месте рабочие ремонтировали петли огромной дубовой двери, ведущей в боковой коридор.

Появились уборщицы, начали деловито убирать пыль, протирать пол, оттирать до блеска стены. Когда-то мать Дженнсен была одной из таких женщин, которые должны были работать в помещениях дворца, зак–рытых для публики, в официальных залах, где решались дела государственной важно–сти, где находились высокие сановники и обслуживающая их дворцовая прислуга. И, конечно, в комнатах лорда Рала.

Сознание Дженнсен после молитвы было настолько ясным, словно она долго проспала и полностью отдохнула. Эта необы–чайная бодрость позволила ей принять быстрое решение.

Дженнсен отправилась назад, тем путем, каким пришла сюда. Терять время теперь было нельзя. Люди, живущие в На–родном Дворце, с любопытством разглядывали с балконов толпу тех, кто пришел полюбоваться великолепным сооружением. Дженнсен старалась не обращать внимания на окружающих, со–средоточившись на том, чтобы держать себя в руках.

Себастьян предупреждал ее, чтобы она ни в коем случае не бежала и не привлекала к себе внимания. Однако опасность ока–залась столь велика, что его схватили, хотя он вел себя очень осторожно. Если поведение Дженнсен вызовет у кого-то подо–зрение, солдаты наверняка остановят ее. А если солдаты остано–вят ее и поймут, кто она такая…

Дженнсен всем сердцем хотела, чтобы Себастьян вернулся. Подстегиваемая страхом за него, она быстро шла через зал. Она обязана вызволить его до того, как с ним сделают что-нибудь ужасное. Она понимала, что Себастьян сейчас пребывает в смер–тельной опасности.

Если его начнут пытать, он может не выдержать пыток. Если он скажет им, кто с ним пришел во дворец, его предадут смерти. От одной мысли о том, что Себастьяна могут казнить, колени у Дженнсен подкашивались. Под пыткой люди могут признаться в чем угодно, оговорив и себя, и всех остальных. Если его решат пытать, он обречен. И представив на миг, как Себастьяна пыта–ют, Дженнсен почувствовала подступившую тошноту и голово–кружение.

Нет, она просто обязана вызволить его!..

Но для этого ей необходима помощь волшебницы. Если Ал–тея наложит на Дженнсен защитное заклятие, можно попытать–ся освободить Себастьяна. Алтея должна помочь. Дженнсен ее убедит. Ведь жизнь Себастьяна висит на волоске…

Она добралась до знакомой лестницы. Поток людей все еще вливался во дворец. Некоторые шли, шумно отдуваясь от усилий при подъеме. Но кое-кто уже спускался. Стоя на верхней пло–щадке, Дженнсен оперлась рукой о мраморную балюстраду и осторожно огляделась, проверяя, не идет ли и не наблюдает ли кто за ней. Некоторые люди посматривали на нее, но не дольше, чем на других Делающие обход стражники находились на зна–чительном расстоянии.

Дженнсен ступила на лестницу.

Она полагала, что спускаться будет легко, но уже после ста ступенек обнаружила, что это очень утомительно. Ноги заныли. Она решила, что если уж нельзя бежать, то не стоит и останав–ливаться – только таким образом она сможет сберечь время.

На площадках между пролетами она срезала углы. Когда ни–кто не смотрел, она перешагивала через две ступени. Когда ей надо было миновать боковые коридоры, она старалась спрятать–ся за соседями – в этих местах располагались караулы страж–ников. Люди сидели на скамейках, ели хлеб и пироги с мясом, пили эль, разговаривали с друзьями…