Гарики на все времена (Том 2) - Губерман Игорь Миронович - Страница 8

Чтоб делался покой для духа тесен,

чтоб дух себя без устали искал,

в уюте и комфорте, словно плесень,

заводится смертельная тоска.

297

Не верю я, хоть удави,

когда в соплях от сантиментов

поет мне песни о любви

хор безголосых импотентов.

298

Весь день я по жизни хромаю,

взбивая пространство густое,

а к ночи легко понимаю

коней, засыпающих стоя.

299

Когда струились по планете

потоки света и тепла,

всегда и всюду вслед за этим

обильно кровь потом текла.

300

Есть в идиоте дух отваги,

присущей именно ему,

способна глупость на зигзаги,

недостижимые уму.

301

Тоскливей ничего на свете нету,

чем вечером, дыша холодной тьмой,

тоскливо закуривши сигарету,

подумать, что не хочется домой.

302

Довольно тускло мы живем,

коль ищем радости в метании

от одиночества вдвоем

до одиночества в компании.

303

От уксуса потерь и поражений

мы делаемся глубже и богаче,

полезнее утрат и унижений

одни только успехи и удачи.

304

С утра душа еще намерена

исполнить все, что ей назначено,

с утра не все еще потеряно,

с утра не все еще растрачено.

305

Мои друзья темнеют лицами,

томясь тоской, что стали жиже

апломбы, гоноры, амбиции,

гордыни, спеси и престижи.

306

В кипящих политических страстях

мне видится модель везде одна:

столкнулись на огромных скоростях

и лопнули вразлет мешки говна.

307

Душа не плоть, и ей, наверно,

покой хозяина опасен:

благополучие двухмерно

и плоский дух его колбасен.

308

От меня понапрасну взаимности

жаждут девственно чистые души,

слишком часто из нежной невинности

проступают ослиные уши.

309

Наш век нам подарил благую весть,

насыщенную горечью глобальной:

есть глупость незаразная, а есть —

опасная инфекцией повальной.

310

Я уважаю в корифеях

обильных знаний цвет и плод,

но в этих жизненных трофеях

всегда есть плесени налет.

311

Еще Гераклит однажды

заметил давным-давно,

что глуп, кто ступает дважды

в одно и то же говно.

312

Забавно, что, живя в благополучии,

судьбы своей усердные старатели,

мы жизнь свою значительно улучшили,

а смысл ее – значительно утратили.

313

А странно мы устроены: пласты

великих нам доставшихся наследий

листаются спокойно, как листы

альбома фотографий у соседей.

314

Во мне есть жалость к индивидам,

чья жизнь отнюдь не тяжела:

Господь им честно душу выдал,

но в них она не ожила.

315

Везде в эмиграции та же картина,

с какой и в России был тесно знаком:

болван идиотом ругает кретина,

который его обозвал дураком.

316

Мы так часто себя предавали,

накопляя душевную муть,

что теперь и на воле едва ли

мы решимся в себя заглянуть.

317

На крохотной точке пространства

в дымящемся жерле вулкана

амбиции наши и чванство

смешны, как усы таракана.

318

Учти, когда душа в тисках

липучей пакости мирской,

что впереди еще тоска

о днях, отравленных тоской.

319

По чувству легкой странной боли,

по пустоте неясной личной

внезапный выход из неволи

похож на смерть жены привычной.

320

Мы ищем истину в вине,

а не скребем перстом в затылке,

и если нет ее на дне —

она уже в другой бутылке.

321

Жить, не зная гнета и нажима,

жить без ощущенья почвы зыбкой —

в наше время столь же достижимо,

как совокупленье птички с рыбкой.

322

Давно среди людей томясь и нежась,

я чувствую, едва соприкоснусь:

есть люди, источающие свежесть,

а есть – распространяющие гнусь.

323

Сменилось место, обстоятельства,

система символов и знаков,

но запах, суть и вкус предательства

на всей планете одинаков.

324

Не явно, не всегда и не везде,

но часто вдруг на жизненной дороге

по мере приближения к беде

есть в воздухе сгущение тревоги.

325

Наука ускоряет свой разбег,

и техника за ней несется вскачь,

но столь же неизменен человек

и столь же безутешен женский плач.

326

Надежность, покой, постоянство —

откуда им взяться на свете,

где время летит сквозь пространство,

свистя, как свихнувшийся ветер.

327

Присущая свободе неуверенность

ничтожного зерна в огромной ступке

рождает в нас душевную растерянность,

кидающую в странные поступки.

328

Многие знакомые мои —

вряд ли это видно им самим —

жизни проживают не свои,

а случайно выпавшие им.

329

Мы, как видно, другой породы,

если с маху и на лету

в диком вакууме свободы

мы разбились о пустоту.

330

Мы с прошлым распростились. Мы в бегах.

И здесь от нас немедля отвязался

тот вакуум на глиняных ногах,

который нам духовностью казался.

331

Не зря у Бога люди вечно просят

успеха и удачи в деле частном:

хотя нам деньги счастья не приносят,

но с ними много легче быть несчастным.

332

Густой поток душевных драм

берет разбег из той беды,

что наши сны – дворец и храм,

а явь – торговые ряды.

333

После смерти мертвецки мертвы,

прокрутившись в земном колесе,

все, кто жил только ради жратвы,

а кто жил ради пьянства – не все.

334

Правнук наши жизни подытожит.

Если не заметит – не жалей.

Радуйся, что в землю нас положат,

а не, слава Богу, в мавзолей.

335

Увы, когда с годами стал я старше, со мною стали суше секретарши

Состариваясь в крови студенистой,

система наших крестиков и ноликов

доводит гормональных оптимистов

до геморроидальных меланхоликов.

336

Когда во рту десятки пломб —

ужели вы не замечали,

как уменьшается апломб

и прибавляются печали?

337

У старости – особые черты:

душа уже гуляет без размаха,

а радости, восторги и мечты —

к желудку поднимаются от паха.

338

Возвратом нежности маня,

не искушай меня без нужды;

все, что осталось от меня,

годится максимум для дружбы.