Созвездие Видений - Грушко Елена Арсеньевна - Страница 10

Его трясло от злобы. Шут знает, почему черная желчь Подкатила к самому горлу, но возненавидел он этого нового Уснувшего и в прежнем страхолюдном обличий, а паче того — в молодецком, пригожем, — до потери дыхания. И дивился глупости прочих невров, что не обезоружили, не предали смерти этого «гостя», коего Нецый готов был завинить во всех мыслимых и немыслимых напастях.

За что. так вознелюбил его Неций, он не ведал. Чуял в чужедалышке такую мощь могутную, что и не снилась никакому владетельному вождю земному. Разве только боги такой силой обладают. И еще была в этом нежданно явившемся некая страшная тайна… столь же страшная, как темное пятно за спинами Уснувших в их обители.

Да полно! Там ли они еще! Или тоже, скинув свои шкуры, шастают по лесу?!

Прежде-то в хитроумстве Нецый никого себе в версту не ставил, но теперь не знал, чего ждать от пришельца. Ну что ж! Вернется тот в свою избу птиценогую — там уж его ждут-поджидают!..

А в Обители Уснувших все так же царили тишь да покой.

Нецый прокрался вдоль стены, пристально всматриваясь в непроницаемые лики этих существ. А что если сейчас разомкнутся оболочки — и явятся из них чужаки?!

— Нет, вроде бы эти Уснувшие в самом деле спят. Вот бы знать, что они никогда не проснутся! Вот бы их усыпить навеки!

Нецый ухмыльнулся. Есть средство, коего страшится живое и неживое. Оно может уничтожить все на свете! Это — огонь.

Вот бы подпалить эту нору! Оглянулся: лаз за спиной, уйти успею, а здесь пламя сожрет все, все!

Но где раздобыть огня?

Вернуться в селение? Долго, да и опасно: вдруг наткнешься на этого чужинца с золотыми стрелами на плечах…

Нецый растерянно озирался, но вот взгляд его упал на пояс одного из Уснувших. Там висела точь-в-точь такая же трубка, как та, которой Чужак возжег огонь Подаги!

Немалое прошло время, прежде чем» Нецый насмелился протянуть дрожащую руку и дотронуться Она легко снялась с пояса и оказалась очень удобной. Нецый сжал рукоять и, наставив раструб в угол, стал, гадать, как же извергать из нее огонь.

Похоже, придется нажать на одну из этих полосок, нарисованных на рукоятке. Черная… Красная… Что бы все это ни значило, можно не сомневаться: огонь — красный.

Надо попробовать. И он вдавил палец в красную полоску, зажмурясь от священного страха: а ну как грянет гром!

Нет, гром не грянул. Что-то глухо ухнуло — и в лицо Нецыю пахнуло нестерпимым жаром.

Он открыл глаза и увидел, что оружие Уснувших сделало свое дело: угол пещеры, в котором громоздились какие-то непонятные вещи, занялся.

Удалось. Удалось! Теперь надо бежать, скорее.

Нецый кинулся к выходу, как вдруг раздался громкий, тревожный звон — и тяжелая плита, вывалившись из потолка, заслонила спасительную щель. Точно такие же плиты заградили стены, отрезая, сминая то, что горело, и через мгновение Нецый оказался как бы в серой непроницаемой клетке.

Но и огонь был проворен. Он успел добраться до одноногой крутящейся лавки и теперь с наслаждением облизывал ее.

Снова раздался звон, и новая стена выпала из потолка, смяв полыхавшую лавку.

Нецый едва успел отскочить. Теперь он стоял вплотную к Уснувшим.

Да будь они неладны! Это все из-за них!

Он яростно замахнулся и… невзначай снова надавил красную полоску на рукоятке загадочного оружия, которое все еще не выпускал.

Огненная стрела вырвалась на серебристой трубки — и вонзилась в одного из Уснувших.

Потрясенный Нецый думал, что и тот сейчас вспыхнет костром, но нет; пламя словно бы исчезло, только вот очертания Уснувшего зыбко задрожали, поплыло марево над его вдруг почернелым туловом, а потом Нецыю почудилось, будто чьи-то жёсткие пальцы сжали горло!.

Он начал задыхаться. Тело Уснувшего ежилось, корчилось в невидимом огне, едкий дым витал над ним… Вот изогнутая судорогой длань его коснулась плеча другого Уснувшего — и шибче дым заструился!

Нецый кашлял, отплевывался, слезы выедали глаза. В голове стучало, тело отказывалось повиноваться. И жарко, ох до чего жарко!

Он метался туда-сюда по тесной клетушке, куда оказался заточен; но сквозь нерушимые стены не могло просочиться ни струйки живого воздуха.

Пекло все сильнее. Нецый кричал, выл, молил, проклинал… тщетно. Смерть уже заглянула в его глаза, заглянула — и больше не отходила.

И вдруг холодок коснулся спины. Нецый резко обернулся.

Двое Уснувших в корчах повалились на пол, и то темное пятно, то отверстие, которое они заслоняли спинами, теперь было открыто.

Нецый кинулся к нему — оттуда ощутимо тянуло холодом, — сунул голову в черноту, жадно глотнул — но тягучая, сосущая сила потянула, потянула его… отнимая дыхание, выворачивая нутро…

Достало лил отшатнуться, отпрянуть, и, в новом приступе ужаса, захлебываясь дымом, он с ненавистью ударил кулаком по голове того Уснувшего, которого еще не тронуло огнем.

И вдруг что-то защелкало — а потом Уснувший на глазах Нецыя разъялся на две половинки, словно скорлупа лесного ореха!

Внутри его была пустота.

Синий дым поднялся уже до колен, и не думая, ничего не соображая, влекомый одним желанием — хоть где-то укрыться, перевести дух! — Нецый шмыгнул в нутро Уснувшего и с силой попытался соединить две раскрывшиеся половинки.

Но сил его и не требовалось! Уснувший сам собою сомкнулся, словно его предназначение в том и состояло, чтобы укрывать собою, людей от опасности.

Короткая передышка… но вот Нецый через забрало — оно изнутри было совсем прозрачным, не то что снаружи! — увидел, что два расплавленных Уснувших в последних корчах вот-вот свалятся на спасшую его скорлупу! С воплем Нецый отшатнулся… ноги его потеряли опору… все замелькало, но он еще успел понять, что перевалился через край черной дыры!

И тьма приняла его.

Сердце девичье разгарчиво — да и отходчиво. Сама, сама ведь задорилась — никто другой. А все из-за этой Зверины, чтоб ей пусто было!

И что ж теперь? Куда податься? В селение вернуться? Глаза б ни на кого не глядели. Да и Зверина поди наябедничала… К деду? Но он что-нибудь как сказанет… А томно на, сердце, а тяжко на душе! Броситься бы туда, к заветной поляне, где поставил избу свою Лиховид, — да разве можно? Он теперь и не глянет без укора. Или вовсе не глянет…

Как бы тоску размыкать?

Зорянка брела по лесу, Шишко и Подкустовник зелеными косматыми клубками катились следом, чуя ее тугу и не осмеливаясь баловать.

Впереди забрезжила светлая зелень большого горохового поля, и Зорянка встрепенулась. Так вот куда принесли ее ноги!

Она вышла на опушку и ступила в густые перевивы Стеблей. Горох уже созревал. Луща стручки, Зорянка осторожно шла вперед, сторожко озираясь, как вдруг лешие, оставшиеся на краю поля, упреждающе засвистали.

Зорянка резко обернулась — и невольно расхохоталась, оказавшись лицом к лицу с зеленоволосой толстухой, увитой буйно цветущими гороховыми стеблями, с колотушкой в могу чих руках.

— Гороховища! — радостно вскричала Зорянка.

— Пришла, девонька! — возликовала и хозяйка, похлопывая по плечам гостьи так, что та поеживалась и посмеивалась. — Что ж, думаю, нейдет да нейдет! Мамонька твоя наказывала за тобою пригляд держать, а как его держать, коли девка глаз не кажет который день?!

— Ну как ты тут, Гороховища? Озорует детвора?

— На то она и детвора, чтоб озоровать. Да пускай лакомятся, жалко, что ли? Только бы плети не мяли да незрелого не ели, а так… Ну, маханешь иной раз колотушкой, рыкнешь-ухнешь…

Гороховища, сторожиха горохового поля, была стародавнею подругою Зоряикиной матери, которая и препоручила, умирая, свое дитятко ее пригляду — а заодно и пригляду Полудницы и Гумеяницы, Овинницы и Придорожницы, всех диконьких мужичков, омутников, водяников, русалок и лесовунок. Везде была в безопасности Зорянка (и уж если на то пошло, русалушки вынесли б ее из Обимура и без подмоги Лиховидовой, стоило лишь кликнуть!), и только среди людей она побаивалась долго оставаться, чуя свое нерушимое, может, и кровное родство с теми, кто жил в этих лесах, полях, реках и горах еще прежде того, как боги сотворили разноплеменных людей и пустили их заселять Землю.