С кем бы побегать - Гроссман Давид - Страница 13

— Но почему, почему?! — взорвался Асаф. — Почему вдруг она такое сказала? Что с ней может случиться, что…

Монашка продолжала отрицательно мотать головой, будто боялась, что он выудит из нее секрет. Потом приложила указательный палец к его губам:

— Ныне молчи!

И Асаф в изумлении сел.

— Внемли-ка, говорить о ней не имею права. Клятвой связан язык мой. Однако позволь, поведаю тебе историю, и ты, возможно, и поймешь нечто.

Асаф возбужденно барабанил по коленке. Его злило, что придется начинать все поиски сначала. Да и вообще, может, лучше уйти прямо сейчас, не терять больше времени? Но слово «история» всегда действовало на него завораживающе, а мысль о том, что он услышит историю из ее уст, с ее выражением лица, с этими удивительными всполохами света в ее глазах…

— Хо-хо! Улыбнулся, сударь мой! Меня не проведешь, сия старуха знает, что означает таковая улыбка! Дитя историй ты, я с одного взгляда проведала, в точности как Тамар моя! Ежели так, поведаю тебе историю мою, — вот тебе подарок за историю, что ты рассказал.

— Ну, так за что пьем? — спросила Лея и попыталась улыбнуться.

Тамар взглянула на вино и поняла, что боится произнести вслух свое желание.

Лея сказала вместо нее:

— Выпьем за твой успех, чтобы вы благополучно вернулись. Оба.

Они чокнулись и выпили, глядя глаза в глаза. Вентиляторные лопасти под потолком бесшумно крутились, разгоняя волны прохлады, но нарождающийся суховей неумолимо проникал внутрь здания.

— Поскорей бы уж началось, — вздохнула Тамар. — А то предыдущие дни… Я уже неделю почти не сплю, не могу ни на чем сосредоточиться. Это напряжение меня убивает.

Лея протянула через стол крепкие руки, и они с Тамар сцепили пальцы.

— Тами-мами, еще не поздно передумать… никто тебя не сможет обвинить, уж тем более я, и я никому не расскажу про твою сумасшедшую идею.

Тамар покачала головой, отстраняя всякую мысль об отступлении.

К столику подошел Самир и зашептал Лее на ухо.

— Подай в больших горшках, — распорядилась та. — А что касается вина — порекомендуй шабли. А нам можешь принести курицу с тимьяном.

Самир улыбнулся Тамар и вернулся на кухню.

— Что ты им сказала? — спросила Тамар. — Ребятам с кухни? Что ты им рассказала?

— Мол, мы что-то такое с тобой празднуем… погоди, что же я действительно сказала? А… мол, ты уезжаешь, надолго… Сейчас увидишь, какой сюрприз тебе приготовили.

— Господи, как я буду скучать.

— Это точно, такой еды ты там не покушаешь.

— Теперь смотри. — Лицо Тамар сделалось жестким. — Вот конверт, в нем письма, оставляю их тебе. Они уже с адресом и с марками.

Лея обиженно насупилась.

— Господи, Лея, дело не в деньгах! Просто я хотела, чтобы все было готово.

— И еще хотела все сделать сама, как обычно, — уточнила Лея и покачала головой, словно говоря: «Что прикажете делать с этой девчонкой?»

— Брось, Лея! Хватит пререкаться. Что касается писем… ты ведь помнишь, правда?

Лея закатила глаза и забубнила, как ученик, в который раз вынужденный повторять ненавистное домашнее задание:

— Каждые вторник и пятницу. Ты их пронумеровала?

— Здесь, сбоку, на круглых наклейках. Прежде чем пойти…

— …отлепить наклейку, — отчеканила Лея. — Слушай, ты думаешь, что я идиотка? Тупица с базара? Да! — Она демонстративно рассмеялась. — Вот кто я?!

Тамар пропустила этот выпад мимо ушей.

— Очень важно, чтобы ты отсылала письма в правильном порядке, потому что я сочинила целую историю и шуточки про всяких людей, которых я встречаю… в общем, всякую дурь дебильную, но беспокоиться они не станут, а значит, не станут мешать. — Она скривила губы в язвительной усмешке. — Такой вот роман в письмах с продолжением.

— Боже. Ты и это продумала? Всю голову небось сломала.

И Лея метнула неодобрительный взгляд на бритый череп Тамар.

— Вообще-то, — продолжала Тамар, в душе поблагодарив Лею за то, что та воздержалась от комментариев по поводу ее новой «прически», — письма должны усыпить их на месяц, этого времени мне хватит. До середины августа. И две недели из этого месяца они пробудут за границей. Священный отпуск! — она снова криво улыбнулась. — В этом году под девизом «жизнь должна продолжаться несмотря ни на что».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Они с Леей посмотрели друг на друга, вздохнули, пожали плечами — в полном неверии, что такое возможно.

— Главное, чтобы мне не мешали, чтобы не начали меня искать, — сказала Тамар.

— Навряд ли они сподобятся на такое, — буркнула Лея.

Она придвинула к себе конверты, зашевелила толстыми губами, читая адрес и имена родителей Тамар.

— Тельма и Авнер… красивые они подцепили имена, точно из какого-нибудь звездного шоу…

— Моя жизнь в последнее время больше похожа на дешевую мыльную оперу.

— Знаешь, однажды я видела на стене надпись… «Я убью свою мамочку, если она еще раз меня родит».

— Примерно так, — рассмеялась Тамар.

Самир и Авива вынесли из кухни большое блюдо. Сняв серебристую крышку, Тамар увидела, что вокруг виноградной долмы бордовыми вишенками выложено ее имя.

— Это от нас всех, с любовью, — сказала Авива, зарумянившаяся от кухонного жара. — Чтобы ты нас не забывала.

Ели они молча. Обе притворялись, что наслаждаются едой, но аппетита не было ни у той, ни у другой.

— Я что подумала, — наконец заговорила Лея, отодвигая тарелку. — Помнишь мою сараюшку для всякого барахла? В двух шагах отсюда. — Тамар помнила. — Так вот, я кину там матрас для тебя, и не вздумай мне говорить «нет»! — Тамар молчала. — Ключ спрячу под вторым цветочным горшком. Если тебе надоест ночевать на скамейке в парке Независимости или, скажем… сервис там будет недостаточно стильный, так ты приходи в сараюшку и выспись как белый человек, идет?

Тамар перебрала в уме возможные опасности. Кто-нибудь увидит, как она входит в сарай, потом выяснит, кому он принадлежит… Лея, конечно, ее не выдаст, но один из кухонных работников может проболтаться по глупости, и тогда они поймут, кто она такая, и план сорвется. Лея с тревогой следила за морщинками, собравшимися на чистом лбу Тамар. Что происходит с девочкой в последнее время?

И все же сараюшка — хорошая идея, подумала Тамар. Даже очень хорошая. Надо будет лишь как следует проверить, нет ли слежки. И ничуть не повредит, если она выспится и станет хоть немножко похожа на человека. Она улыбнулась. Лицо ее смягчилось, морщинки разгладились.

— Приходи, мами, отоспись! — обрадовалась Лея. — Там и кран с раковиной есть — помоешься. Вот туалета нет…

— Я уж устроюсь.

— Ах, приятно, что я хоть чем-то могу помочь!

Лея знала, что отныне каждое утро первым делом будет спешить в сарай — глянуть, не ночевала ли Тамар. И не забыть ободряющих записочек оставить там, и…

— Только пообещай, — потребовала Тамар, заметив в глазах Леи влажный блеск, — что если ты увидишь меня на улице, неважно, работаю я или просто сижу в каком-нибудь углу, ты ко мне не подойдешь. Даже виду не подаешь, что узнала меня. Обещаешь?

— Ах, сурова же ты, мать! — засуетилась Лея. — Но уж раз сказала, так сказала. Только объясни-ка мне, как я пройду мимо, чтоб тебя не обнять? Чтоб не принести тебе кой чего покушать? А что, если Ноа будет со мной? Как ее удержу, она ведь тебя узнает.

— Не узнает.

— Ага, — тихо сказала Лея. — Точно не узнает.

— Совсем жутко выгляжу, да?

— Ты… («Ты такая голая, что у меня сердце разрывается», — хотела сказать Лея.) Для меня ты всегда красивая, — сказала она в результате. — Моя мама говорила: «Кто красивый — хоть башмак на физиономию надень, а все одно не испортит».

Тамар благодарно улыбнулась и ласково сжала руку Леи. Увы, мама Леи не имела в виду свою дочку.

— Но я сама не знаю, как сдержусь, если увижу Ноа, — сказала она. — Я ведь впервые расстаюсь с ней так надолго.

— Я тебе принесла ее карточку.

— Лея… я не могу взять туда ничего.

Тамар взяла фотографию, лицо смягчилось, даже расплылось — точно акварельный рисунок.