Птица-Радость. Рассказы о голубиной охоте. - Гроссман Марк Соломонович - Страница 7

Молчат.

Витька Голендухин руку первый поднял:

— Разрешите?

— Давай, давай, какое тебе разрешение!

— Перья у Тимохи не в порядке были. Это — первое. А второе — лодырь Тимоха.

— Ну, не очень-то будешь лодырем, когда тобой пообедать хотят!

— Тогда не знаю.

— А ты, Паша?

— На «молнию» перо не похоже. Это тоже сказочка. А Тимоха — лодырь, ясное дело.

— Ну, вот что, юнги, садитесь-ка поближе. Сам объясню. Сначала на второй вопрос ответ. Вот — маховое перо. Посерёдке — стержень. Пустой. Раз пустой, значит, лёгкий. От него опахало идёт — ворсинки друг с дружкой соединены. Насовсем соединены или не насовсем?

Самый маленький — Аркашка Ветошкин — закричал, чтобы не опередили:

— Насовсем!

— Не насовсем, — возразил Пашка. — Если б насовсем — не разъединялись бы.

Пашка взял перо и разъединил ворсинки в трёх местах.

Я пригладил перо. Вернул его Пашке:

— Куда разрывы делись?

Перо снова гладкое, сплошное. Исчезли разрывы.

— Конечно, вы не раз это видели. Разрывы ворсинок у голубей — частое дело. А вот как поврежденья исчезают, вряд ли кто из вас заметил. Тут-то и заключается самое главное. Ведь как это происходит? Голубь ворсинки на пере растрепал, — смотришь, прошёлся клювом по перу — и нет разрыва. Отчего это? Ну, вот хоть ты, Виктор. Как ты думаешь?

Витька молчит, косится на Пашку: «Друг ещё! Подсказать не можешь! Не урок ведь!»

А Пашка делает вид, что не замечает этого взгляда. Подсказать надо, а что подсказать? Сам не знает.

— Ну ладно, давайте с другой стороны зайдём. Что случится, если опахало пера будет насовсем сплошным? Кто ответит?

Витька объяснил с полным знанием дела:

— Птица во всякую погоду летает. Ветер бывает, буря или, скажем, град. Или голубь крылом зацепится за что-нибудь. Или подерётся с другим голубем. Разорвётся опахало — считай, всё перо уже ни к чему. Жди линьки, когда новое вырастет.

Я обрадовался:

— Очень верно, Виктор! Ну, а если б каждая ворсинка была сама по себе, не скреплялась с другой? Тогда что?

Витька немножко подумал и сказал:

— Тогда воздух будет проходить между ворсинками, и птица не сможет лететь: нет хорошей опоры.

— Видите, юнги, какая трудная задача стояла перед природой. И цельное опахало нельзя делать, и отдельные ворсинки не годятся. Как же решила природа эту задачу?

Я достал из стола лупу, дал ребятам:

— Посмотрите на перо.

А через сильную лупу на пере вот что видно: сплошное, чуть волнистое поле. Только тонкие темноватые полоски видны — там, где сцепляются ворсинки.

— Ух! — говорит Аркашка. — Ловко устроено! По бокам у ворсинок — тонкие реснички. А на ресничках — острые крючочки. Крючочки одной ворсинки за крючочки другой ворсинки зацеплены. Ни дать ни взять «молния» на Витькиной рубашке! Ясно, как голубь ворсинки скрепляет, — добавляет он задумчиво. — Погладит ворсинки на месте разрыва, крючки за крючки зацепятся — вот и опять опахало целое.

— Ну, здорово! — говорит Витька и с уважением смотрит на маховое перо. — Вот какое чудо природа сотворила!

Пашка задумчиво трёт стриженую ершистую голову и что-то бормочет про себя.

— Ты о чём?

— Про голубишку того думаю. Дурак Тимоха был и неряха. Перья свои не приглаживал. «Молнию» свою не застёгивал.

Опара

Видели вы когда-нибудь, как растут только что вылупившиеся из яиц почтовые голубята? Уму непостижимо, как это можно так быстро расти!

Когда я наблюдаю за ростом почтовых голубят, мне всегда вспоминается случай в детстве: у настольных часов я открутил какой-то винтик, и минутная стрелка с шипением и посвистом понеслась по кругу. Двухнедельного завода едва хватило на час такого бега минутной и часовой стрелок.

Если за день до того, как должны проклюнуться птенцы, взять яйцо и приложить к уху, то можно услышать, как слабенько тюкает птенчик в скорлупку: «Тюк-тюк... Тюк-тюк...»

На скорлупке в это время появляются первые бугорочки-трещинки. Это малыш пробивается к воздуху. Ему уже тесно в его скорлупке-колыбельке.

Потом скорлупка распадается на две половинки, и появляется голубёнок. Ух, какой он маленький, слабенький, слепой!

Мать или отец сразу прячут его под своим пухом, чтобы он не простудился, не замёрз. Посидит голубишка так часок-другой и начинает толкаться в живот матери или отца: есть захотел.

Тогда родитель, сидящий на гнезде, помаленьку отодвигается, освобождая малыша. Почувствовав это, крошечная, беспомощная пичуга напрягает все свои силёнки, тянется вверх дрожащей головкой, разевает клюв.

Голубка — чаще всего она оказывается в это время на гнезде — тотчас же начинает медленно склонять голову, раскрывает клюв и потихонечку ловит клювик малыша. И вот, впервые в своей жизни, птенец наедается кашки, приготовленной родителями в зобах.

Поест голубишка, вытянется, обессиленный, на сене и заснёт. И опять греют его своим теплом родители, готовят в зобах кашку, ожидая, когда новорождённый проголодается и попросит есть.

А аппетит у голубят удивительный!

У меня на кухне стоит запасная стеклянная голубятня для наблюдения за птицами. Вся жизнь малышей проходит у нас на глазах — можно делать всякие записи, обдумывать выводы из наблюдений.

Так вот, седьмого марта, расклевав и разломав скорлупки, появились на свет два голых, слепых птенца — дети Паши и Одуванчика.

Каждый видел, наверно, голубиные яйца; голубята в первый день были чуть побольше яиц: всё-таки в своих скорлупках они развиваются почти в дугу согнутые.

На другой день смотрю — что за наваждение: лежат в гнезде голубята и те и не те, вроде вчерашних, только вдвое крупнее.

Спрашиваю дочку:

— Ты не подложила Паше чужих голубят?

Леночка говорит:

— Нет, я ему в гнездо конфету положила, а голубят не трогала.

И вот так каждый день — совсем другие голубята. Через неделю сидят в гнезде здоровенные птенцы, величиной чуть не с мой кулак, редкими пёрышками на спине покрылись, крылышки кое-какие есть, хвостишко. Глазищами моргают: через каждые полчаса писк отчаянный поднимают: подавай им кашу!

Родители в это время почти непрерывно клюют зерно: ещё бы, надо прокормить ребятишек, да и самим не обессилеть!

Теперь уже надо побеспокоиться о втором гнезде для родителей по соседству с первым — голубка вот-вот должна положить новую пару яиц.

С весны до осени голубь с голубкой обычно выводят три пары детей. Но бывают случаи, когда старики выкармливают за год семь пар птенцов!

Витька Голендухин, большой любитель математики, как-то принёс мне длинный лист бумаги, весь исписанный цифрами.

— Не знаю, что мне и делать, — сказал Витька, подавая лист. — Скоро потребуется под голубятню многоэтажный дом.

Я поглядел на лист. Действительно, было над чем призадуматься! У Голендухина сейчас пять пар голубей. Если каждая пара в этом году даст по три гнезда, то уже к осени у Виктора вместе со старыми голубями будет сорок птиц. На следующий год число их увеличится до ста шестидесяти штук. А через шесть лет юный любитель голубей окажется владельцем сорока тысяч девятисот шестидесяти птиц!

— Ещё хорошо, — задумчиво сказал Голендухин, — что голубь живёт не так уж долго. А если б он жил по сто лет, как гуси, вороны, беркуты, попугаи! Пропал бы наш бедный земной шар!

— Не пропал бы, — поспешил я успокоить Голендухина. — У очень многих животных и растений погибают зародыши, гибнут малыши, да и взрослые животные умирают от всяких болезней, замерзают, попадают в лапы своих врагов. Ты ведь знаешь о борьбе, которая постоянно происходит в природе. Вот, скажем, осётр за свой век вымётывает сто миллионов икринок. Ещё больше семян даёт одна травка простой горькой полыни. А гриб-дождевик каждое лето приносит сотни миллиардов спор. Если бы всё это развивалось и выживало и давало в свою очередь потомство, то...