Ребус-фактор - Громов Александр Николаевич - Страница 3

В лесу было прохладно, темновато и очень тихо. Высоко над головой огромные деревья смыкали плотные кроны, и ни один прямой солнечный луч не мог пробиться к мягкой лесной подстилке. Остро и вкусно пахло прелью, невиданными цветами, чуждой, но похожей жизнью, но дыхательные маски не пропускали запахов. Если бы атмосфера была ядовита, сработали бы датчики хемоанализаторов, а безвредные воздушные примеси не интересовали первопроходцев. Куда важнее было следить за кронами – не свалится ли на голову какая-нибудь хищная нечисть? И если начнет валиться, успеть сбить ее еще в полете.

– Вроде тихо, – проговорил тот, кого звали Петром.

– Вроде тихо, – согласился кто-то рядом, причем тем же голосом.

Моментально присев, Петр сделал быстрый оборот. Никого.

– Ты слышал? – шепотом спросил он.

– Угу.

– Кто бы это мог быть?

– На стволе справа от тебя.

Безглазое и безногое существо, прилепившееся к коре, напоминало голого слизня длиною с предплечье взрослого мужчины. Петр брезгливо потыкал его стволом.

– Мерзость какая…

– Мерзость какая… – самокритично согласился слизень.

– Тьфу. Вроде попугая.

– Тьфу. Вроде попугая, – поддакнул слизень.

– Попка дурак!

– Попка дурак!

Если бы враждебные силы планеты готовили расправу над двумя пришельцами из другого мира, они не могли бы выбрать лучшего момента для нападения. Но ничего не произошло. Лишь кто-то мелкий прошелестел крыльями высоко над головами – не то птица, не то крылатая ящерица, не то крупное насекомое. Часовая прогулка по лесу принесла первопроходцам приятное разочарование – никто не напал и не пытался напасть. Правда, кто-то возился высоко в ветвях, и один раз Марк с Петром не сошлись во мнениях касательно одной вдавлины в почве – след ли это крупного хищника? В целом же планета в этом месте казалась не опаснее африканских дождевых лесов или амазонской сельвы.

– Курорт, – вынес вердикт Петр.

– Вполне пристойный мир, – согласился Марк. – Можно запускать пробную партию.

– Что? А, пожалуй. Так и доложим.

Вернувшись к Вратам, они по очереди пролезли в сияние и исчезли, чтобы никогда больше не появиться на этой планете, уже числящейся под цифро-буквенным индексом в реестре Управления эмиграции, но еще не получившей собственного имени. Давать планетам имена – привилегия не первопроходцев, а первопоселенцев. Хотя бы потому, что им здесь жить, им воевать с планетой и гнуть ее под себя, им терять людей, дорого приобретая бесценный опыт. А еще потому, что они уже не земляне.

Часть первая

Школьник

Глава 1

Чего я не терплю, так это музыку и землеведение. Не будь этих предметов, ходить в школу не было бы для меня таким наказанием. Музыка хуже всего. Когда-то я без лишних слов лез в драку, если мне говорили, что у меня нет слуха и что мне толстопят оба уха оттоптал. То есть, конечно, я кидался на обидчика лишь в том случае, если им не была наша училка дама Фарбергам. И за буйство не раз имел «неуд» по поведению. Потом драться мне надоело, и я по совету матери стал просто-напросто игнорировать подколки недругов. Ну нету у меня чего-то, и что теперь – повеситься? Нет уж, пусть от этого вешается кто другой, а я пас. В конце концов от меня отстали все, кроме этой дуры Фарбергам. Она отстать не может. Наш народ, видите ли, исстари отличался певучестью, поскольку наши предки, пересекая необозримые степи в центре Большого материка, пели в пути, чтобы чем-то себя занять, и на привалах тоже пели, отчего проникались чувством единения людей перед лицом враждебной природы. Допустим, так оно и было, но я-то разве предок? Я потомок первых колонистов, причем потомок далекий. В музыканты не набиваюсь, в певцы тоже и ничего не имею против того, что дама Фарбергам не ставит меня в хор, а если и делает это во время какой-нибудь инспекции, то помещает меня в заднем ряду и велит только разевать рот, но ни в коем случае не издавать ни звука. Я так и делаю, чего ж ей еще надо? Нет, при каждом удобном случае она норовит унизить меня только за то, что я могу драть глотку как угодно, но только не по ее идиотским нотам.

Землеведение хуже ровно вдвое, потому что учебных часов по этому предмету вдвое больше, чем по музыке. Над учителем, господином Мбути, мы издеваемся, всякий раз стараясь довести его до истерики, но он ничего – психует, однако директору на нас не жалуется. Он безвредный, чего не скажешь о его предмете. Ну на что нам, спрашивается, знать, какие материки есть на Земле и какие проливы, какой высоты горы и какого плодородия почвы?! Еще хуже земная история. Изволь помнить, в каком году по земному летосчислению какой-то там Сципион Американский побил не то какого-то Ганнибала, не то какого-то Гарибальди! А у нас на Тверди, между прочим, свое летосчисление, и земляне нам не указ. И история у нас своя, и география, и зоология с ботаникой. Наши предки сошли с космического корабля «Земля» на станции Твердь, и мы не жалеем об этом. Чем мы хуже их? Тем, что они презирают нас за отсталость и выдумывают обидные анекдоты? Мы тоже можем о них выдумать не хуже. На что нам знания о планете, которая, видите ли, прародина человечества и которую вряд ли кто из нас когда-нибудь увидит? В Галактике уже десятки планет, на которых люди живут не хуже, чем у нас на Тверди, и еще сотни осваиваются. Неужели и там во всех школах зубрят высоту горы Эверест и причины Тридцатилетней войны? Очень может быть. Не вызубришь – провалишь тесты.

Или, например, король Генрих Птицелов. Чем болтать о нем, лучше бы предъявили чучело хоть одной из пойманных им птиц. Нет чучела – предъявите хотя бы одно перо. Не можете? Значит, я должен принимать на веру всякое вранье? Ага, я прямо в восторге. Причмокиваю, закатываю глаза и мычу от удовольствия, зубря то, без чего любой твердианин обойдется так же легко, как без грыжи!

А я так считаю: раз уж случилось такое несчастье, что Земля числится нашей прародиной, то и бери с нее только то, без чего нельзя прожить, а остальное и у нас не хуже. Твердь – планета разнообразная, а главное, она наша, а не чья-нибудь. На Земле считают, что это не так, но они ошибаются, и придет время – мы им укажем на их ошибку. Так говорит мама, а она у меня боец. Сколько раз ее вызывали в школу по поводу моей успеваемости или моих драк, а она директору в ответ: «Вы обучаете людей. Если хотите успеваемости и послушания – займитесь эхо-слизнями, я только что видела одного на ветке. Они все повторяют и никогда не дерутся».

Если честно, то мои представления о Земле я черпал большей частью не из учебников, а из земной беллетристики в качестве бесплатного приложения к сюжету и интриге. Кое-что из написанного землянами мне нравилось, а из твердианской литературы – почти ничего. Ее и нет почти. И уж точно никто из наших не придумал героя вроде Фигаро. Вот этот парень – по мне, хоть и землянин. Кое-кто говорит, что это непатриотично, но плевать я на них хотел. А что до математики, то параллелограмм и логарифм означают у нас на Тверди то же самое, что на Земле. Или, скажем, правило буравчика и ковалентная связь. Некоторые доказывают, что у нас они должны быть особенные, твердианские. Когда я слушаю такие речи, то ничуть не жалею о том, что среди пород всяческого скота на Твердь не завезли ослов. Незачем. Они у нас и так есть. В большом количестве.

Но тридцать пятого марта 282 года нашей первой твердианской эры (мне лень переводить эту дату на земное летосчисление) возмущены были все в нашем классе – ослы и не ослы. Сначала мы, правда, обрадовались, потому что наш директор господин Ли Чжань заявил, что последних трех уроков не будет, а потом хором взвыли: оказывается, нас снимают с занятий не для того, чтобы распустить по домам, а вручат нам флажки и погонят на площадь махать ими перед министром по делам внеземных колоний. Он у нас с инспекционной поездкой. Прибыл с Земли позавчера, и в новостях только об этом и звенят. Визит, мол, высокого гостя, большая, мол, честь для нас, ну и тому подобный сироп. Я просто плюнул на пол, а мама велела мне вытереть пол тряпкой и впредь плевать вне дома, а еще лучше заняться чем-нибудь более полезным. «Все вы мастера мелко гадить, – сказала она, – и возмущаться, когда это безопасно, а на настоящее дело вас не хватает».